Доброе дело (СИ) - Казьмин Михаил Иванович - Страница 21

С вдовы мои мысли перескочили на её убитого мужа. Вот тоже, жаль человека, и далеко не потому лишь, что он стал жертвой гнусного преступления. Зная обстоятельства жизни Ангелины Красавиной, я ясно видел, что осуждение и непринятие светом второго брака Захара Модестовича не имели под собой никакого основания. Тем больше уважения заслуживал покойный, пойдя наперекор мнению света и не унижаясь до оправданий своих поступков. И даже если Захар Гуров и вправду собирался наказать родню, изменив завещание, он был в своём праве. В конце концов, вот не верится мне, что родным он не пытался объяснить, что его новая жена никакая не содержанка, и раз уж даже после его объяснений они Ангелину Павловну не приняли, то кто им судья, как не глава семьи?

А ведь прав Шаболдин — под подозрением у нас только старший сын и сноха Захара Модестовича остаются. Да, ясности тут никакой пока не просматривалось, но… Некому больше, просто некому. Тем не менее, полностью принять этот вывод мне что-то мешало, и я не мог понять, что же именно. Ощущение того, что чего-то мы с приставом не видим и не понимаем, так и продолжало напоминать о себе, к моему откровенному неудовольствию. И дело тут не только в наследовании по обычаю, что заставило бы Фёдора Гурова делиться с младшим братом, нет. Что-то от нашего внимания ещё ускользнуло, что-то важное…

За всеми этими размышлениями меня начал-таки одолевать сон, и уже проваливаясь в него, я подумал, что теперь, когда Ангелину Павловну подозревать смысла уже не имело, мы так или иначе с младшими Гуровыми всё проясним. Никуда они от нас не денутся. С тем и уснул.

Эх, хотел я весь день накануне визита Леонида с Татьянкой уделить работе, ан не вышло. С утра позвонил Шаболдин, извинился и сообщил, что пришли бумаги из Минска относительно Ангелины Павловны. Что там может быть написано, я, в общем-то и так представлял, но ознакомиться тоже хотелось. Борис Григорьевич, добрая душа, пошёл мне навстречу, сказав, что велит сделать списки и пришлёт их мне с нарочным. Уже через полтора часа я сделал в работе перерыв, чтобы сначала поднести чарку губному стражнику, что принёс бумаги, а потом те бумаги читать.

Да, не пришлось мне жалеть о потраченном на чтение времени, не пришлось. Всё оказалось даже интереснее, чем я предполагал и даже чем говорила нам сама вдова. Четырнадцати лет от роду Ангелина Бруздяк поступила в услужение к купцу третьей тысячи Мошейкову, каковой Мошейков всячески склонял её к сожительству, а когда она в очередной раз ему отказала, взял её силою. Наслаждался юным телом Мошейков недолго — дождавшись, пока насильник уснёт, девица Бруздяк зарезала его взятым с кухни ножом. Поскольку речь шла о преднамеренном убийстве, дело передали в суд, где присяжные единогласным решением Ангелину Бруздяк оправдали, а судья ещё и взыскал с наследников Мошейкова двести рублей в пользу пострадавшей девицы.

Пятнадцати лет Ангелина Бруздяк устроилась служительницей в городской театр, а уже семнадцати впервые вышла на сцену. По справке из Минской городской губной управы выходило, что в актрисы девица попала, будучи взятой на содержание заводчиком Фалалеевым, тогда же она стала именоваться Ангелиной Красавиной. Особо долго, однако, карьера Красавиной как содержанки и провинциальной актрисы не продолжалась, и унаследовав от умерших один за другим родителей какие-то деньги, она уже через год перебралась в Москву.

Что ж, участи содержанки Ангелине Павловне избежать не удалось, однако моего к ней уважения это не отменило. Уж так театр устроен, и, надо полагать, иного способа попасть на сцену у неё не было. По крайней мере, то что в дальнейшем Ангелина Красавина вела себя куда как осмотрительнее, говорило в её пользу. А как она расправилась с насильником! Да, опыт убийства у Ангелины Павловны, как оказалось, имелся, однако это всё же не отравление, да и обстоятельства, в которых она схватилась за нож, простыми не назовёшь.

Но пришлось отложить эти интереснейшие бумаги в сторону, потому как предложение для царя само себя уж точно не написало бы. В итоге я всё-таки успел к концу дня, так что заснул довольным и спокойным — Леонида я завтра загружу, а когда он устроит мне встречу со своим царственным братом, у меня к ней всё будет готово.

…Их высочества царевич Леонид Васильевич и царевна Татьяна Филипповна прибыли в оговорённое время. Стол я организовал уж всяко не хуже, чем был у них при нашем посещении, даже на венские конфеты потратился по такому случаю. Как и в прошлый раз, посидев за общим столом, мы разделились по половому, так сказать, признаку — Татьянку Варенька утащила в свои покои, мы с Леонидом спрятались у меня в кабинете. Тут я и вывалил на ничего не подозревавшего царевича, каким именно образом хочу получить с него долг.

— Алексей, ты что?! — от удивления Леонид уронил обратно на блюдо кусочек сыра, который, по моему примеру, собирался закрутить в ломтик ветчины, создав таким образом импровизированный рулет. — Ты же столько во всё это вложил, и теперь готов просто отдать?

— Ну, готов, не готов, а выхода иного у меня нет, — я развёл руками.

— Но почему?! — не понимал Леонид.

— Я же тебе только что объяснил, — пришлось мне напомнить.

— Да это я понял, но отдавать-то зачем? Подождал бы, пока наладишь выделку артефактов и заведёшь эти свои стандарты! — царевич не унимался.

— Я-то, может, и подождал бы, — глазами я показал на бокалы, царевич сообразил, что от него требуется, и наполнил их вином. Дожил, понимаешь, царевичем командую…

В моём кабинете мы с Леонидом обходились без слуг — не для чужих ушей предназначались наши беседы. Обычно, если пили вино, разливал я на правах радушного хозяина, но тут решил загрузить приятеля делом, чтобы ему проще было справиться с удивлением. Помогло — царевич успокоился и сразу же сообразил, что моя незаконченная фраза подразумевает продолжение.

— Но? — подтолкнул он меня к этому самому продолжению.

— Ты же наши винтовки, карабины и револьверы видел, — напомнил я. Царевич кивнул. — Так вот, чтобы и дальше опережать остальной мир, надо такое не только придумывать. Все эти новшества надо выделывать, и выделывать много, быстро и качественно. И вот скажи мне, кто это должен делать? Придумать-то найдётся кому…

Леонид призадумался. Я его не торопил, пусть проникнется важностью задачи, как следует проникнется.

— Ты, значит, хочешь, чтобы я тебе с братом встречу устроил? — задачу свою Леонид Васильевич понял совершенно правильно.

— Не просто встречу, — раз уж он понимает, надо это его понимание расширить и углубить. — Это тебе я могу в двух словах сказать. А царю надо доложить всё обстоятельно, с цифирью и бумагами. То есть времени на такое мне больше понадобится. Куда как больше.

— Я тебя понял, — кивнул Леонид. — Давай, что ли, выпьем за такое дело.

Никаких возражений против столь своевременного предложения я не увидел, и мы выпили.

— За брата обещать, сам понимаешь, не могу, — Леонид, похоже, сразу решил показать мне, что задачу ему я поставил не из лёгких, — но сделаю всё, что сумею, чтобы он тебя принял. Я же тебе за сына Матвея Николаевича обязан.

— Кстати, о Матвее Николаевиче, — раз уж царевич заговорил о нём сам, к месту было и спросить. — Сложилось у меня впечатление, что Погореловы несколько, хм, стеснены в деньгах. Не прояснишь? Имей в виду, Шаболдин это всё равно раскопает, мы всё-таки убийство расследуем, тут неясностей оставаться не должно…

Мой зять скривился, будто ему пришлось есть лимон, как яблоко — откусывая и пережёвывая.

— Матвей Николаевич вложил деньги в долговые обязательства Чухнина, — с явным неудовольствием выдал он. — Но, сам понимаешь, громко о таком говорить не хотелось бы…

М-да, вот это, что называется, поворот. Варфоломей Чухнин, купец второй тысячи, прославился у нас тем, что додумался создать первую, если я ничего не путаю, в истории Царства Русского финансовую пирамиду. Он выпустил от своего имени долговые обязательства, и продавал их всем желающим, выкупая потом по намного более высокой цене. Бешеная доходность его обязательств привлекла множество желающих заработать на пустом месте, но через полгода с небольшим как-то вдруг выяснилось, что не особо те обязательства оказались и обязательными. В итоге закончилось всё большим скандалом, самого Чухнина, скрывшегося неведомо где, разыскивала сейчас Палата государева надзора, привлекая к розыску и губных, и даже, как поговаривают, Палату тайных дел, но ни хитрого купчину, ни его денег так пока что и не нашли. Стало быть, Матвей Николаевич Погорелов у нас обманутый вкладчик. Да, теперь понятно… Интересно, как быстро раскопает это Шаболдин?