Заклятие на любовь (СИ) - Платунова Анна - Страница 37

– Слушай сюда, страшилище! Еще раз подойдешь к Рою, я тебя остригу налысо и ногти повыдергаю! – Она ухмыльнулась. – Хотя такую красоту испортить невозможно! А теперь, чтобы урок запомнился… Девочки, давайте!

На меня обрушились тычки и щипки. Меринда накрутила на руку прядь волос и дернула с такой силой, что вырвала сразу клок. Я не сдержалась и вскрикнула. Нет, Алисия, нельзя кричать. Нельзя показывать, что больно и страшно! Это стая. Стая шакалов. Покажу слабость – и они с наслаждением растерзают меня.

Кто-то из моих палачей за спиной особенно усердствовал – ведунья щипала с подвывертом: сначала оттягивала кожу, выкручивала и лишь потом дергала. К спине будто прикладывали раскаленные прутья. Я не издала ни звука, а то, что глаза наполнились слезами, – так это чушь, чепуха и физиологическая реакция организма, как чихание на яркий солнечный свет.

– Ага, рыдаешь, тварь! Теперь надолго запомнишь!

И вовсе я не рыдаю! Это просто выделяется лишняя влага.

Кто же эта щипучая змеища? И ведь сдачи не дать. Никак не угомонится. Как подло гадит, исподтишка! Даже я на такое не способна…

В памяти возникла Белль, застывшая на парапете фонтана. Я кладу ей руку между лопаток. Все это время я думала, что бедненькая-бледненькая прыгнула сама или поскользнулась. Но сейчас я отчетливо понимаю, что толкнула ее…

Рот наполнен воздухом – невозможно издать ни звука. Из носа течет. Наверное, видок еще тот: лицо мокрое, красное и раздутое. Самое ужасное – что ноги трясутся и подгибаются. Еще не хватало грохнуться на колени.

Наверное, еще никогда эти старые стены не видели столько ненависти и злости. Она почти осязаема. Она впитывается в каждую щель, заполняет собой пространство. Мне чудится или камни потрескивают, искрят? Так бывает, когда рушатся печати…

– Может, достаточно с нее? – робко спросил кто-то.

– Не достаточно! – рявкнула Меринда. – Я сама решу, когда ее отпустить!

Вспышку яркого света я в первый миг приняла за признаки надвигающегося обморока. Прекрасненько, хоть отдохну! Но вслед за вспышкой пришел грохот, выбивающий из щелей каменной кладки пыль, ведуньи с визгом кинулись врассыпную. Путы, сковывающие тело, ослабли, и я осела на пол, мотая головой: в ушах шумело.

Огневики погасли, будто разом потушенные свечи: заговорщицы пытались ускользнуть в темноте. Мрак разогнала следующая вспышка, и я увидела Ди, стоящего у входа. У его ног лежали осколки разбитого флакона – сияние источала жидкость, разлившаяся по полу, а Ди держал наготове следующий световой снаряд. Да, чаровники не умеют создавать огненные шары, но мы тоже не лыком шиты.

Димитрий не пытался удержать ведуний, они обходили его справа и слева, сжавшись, спрятавшись под капюшонами, и выглядели при этом нашкодившими собачонками. Меринда прикрыла лицо рукавом, но маскировка мало помогла. Ди не тронулся с места, однако так красноречиво смотрел на Ринду и так мрачно ухмылялся, что даже мне сделалось не по себе.

Хотя куда уже больше «не по себе»: все тело болело, каждая прожилка тряслась от нервного напряжения. Придется сидеть в промозглом подземелье до утра: по скользким ступеням мне не подняться.

Ди швырнул в противоположную стену еще один флакон и опустился рядом со мной на корточки, протянул руку:

– Давай! Держись, Пеппи.

Я уцепилась за протянутую ладонь. Она, уверенная и твердая, придала мне сил. Димитрий помог встать, осторожно отвел со щек и лба мокрые от пота пряди, а потом внезапно обнял.

– Прости, что не успел, – негромко сказал он. – Мы искали тебя, волновались…

– Мы? – пролепетала я, раскисая в теплых объятиях Димитрия. – Искали?

Свет медленно гас, комната погружалась в темноту, но мне было не страшно рядом с Ди. Ни капельки не страшно.

– Когда ты не вернулась к отбою, девочки забили тревогу. Мы обошли всю территорию. Я искал тебя у реки, нашел смятую записку…

Я всхлипнула и, злясь на себя за слабость, вцепилась зубами в костяшки пальцев.

– Всполох тоже нашел тебя, но фамильярам ход в лабораторию закрыт из-за заклятий, поэтому он побежал разыскивать меня и встретил на полпути. Извини, что пришел так поздно!

– Ничего… Ты ведь пришел!

«Я и надеяться не смела, что кто-то поможет», – добавила я про себя.

– А что это за чудо-зелье, взрывающееся светом? Я про такое и не слышала… Ой! Ди, ты что делаешь?

Рука Ди медленно и осторожно гладила меня по спине, и там, где он меня касался, тумаки и ссадины переставали болеть. Это было так неожиданно, так… сокровенно: наша близость, объятия. Всего лишь дружеские, но все же.

– Ш-ш-ш, Пеппи, я лечу тебя. Представь, что я целитель.

– Но ты не целитель, – запротестовала я слабым голосом, вовсе не желая протестовать.

Мне хотелось прислониться к его плечу, закрыть глаза и позволить Ди гладить себя сколько угодно. По спине, плечам, рукам… Я была ненамного его выше, оказывается, только шире, но это сейчас не играло никакой роли. И пусть мы два уродца – в темноте этого не увидеть, да и нет никого поблизости, чтобы подглядывать. Теплое дыхание Ди щекотало шею, и его чуткие пальцы бегали по моей спине. На мне были блузка, жилет и мантия, но казалось, будто он касается обнаженной кожи. Сильные и очень противоречивые чувства сдавили грудь, я застонала.

– Больно? – спросил Ди, останавливаясь. – Все, все… Уже все.

«Не надо все!» – чуть было не сказала я. И сама удивилась: что со мной? Впрочем, понятно. Я испугалась, мне было больно, и тут появился Ди, спас меня, утешил. Это лишь физиология, такая же, как слезы.

По крайней мере, Ди на меня больше не злится, а то мне порядком надоело смотреть в разные стороны во время обеда.

– Тебе лучше, Пеппи?

– Намного, – честно ответила я, имея в виду не только физическое состояние. – Но давай договоримся: мы никому не расскажем о том, что здесь сегодня произошло!

Я вовсе не стремилась облегчить жизнь Меринде, ее я подвесила бы за ноги и лупила палкой по голым пяткам, но… Все слишком запуталось, слишком многие замешаны в этой истории, и завершить ее лучше всего одним способом – поставить жирную точку.

– Мы квиты, – прошептала я.

– Хорошо, – так же тихо ответил Ди. – Если ты этого хочешь.

Не знаю, сколько бы мы еще так стояли, обнявшись, но тишину заброшенной лаборатории нарушил странный шум. Он шел из глубины и сам по себе казался обыденным и привычным: где-то там вдалеке грохнула, распахиваясь, тяжелая дверь. Но ведь мы находились в помещении, давным-давно запертом и запечатанном магией! Когда я это сообразила, сделалось невероятно жутко!

– Что это? – выдохнула я.

– Не знаю… – честно признался Димитрий.

Удивительно, он чего-то не знает?

– Надо уходить! Обопрись на меня.

Шаг за шагом, ступенька за ступенькой мы миновали лестницу. Звук больше не повторялся, так что я почти уверилась, что он мне померещился. Наверху было ветрено, прохладно и звездно. Я вдохнула свежий воздух, показавшийся после затхлости подземелья и удушающего кляпа глотком вкуснейшей чистой воды.

Всполох одним прыжком оказался у моих ног. Я потянулась его погладить, а он лизнул мои пальцы.

– Потер-ряшка… – чуть сердито муркнул он.

Когда мы подошли к домику, в окнах горел свет. Мальвина нервно расхаживала по комнате туда-сюда, сжав у груди руки. Ее оставили сторожить на случай, если я вернусь.

Ди, будто фокусник, вытащил из кармана очередной чудо-флакон и с наслаждением шмякнул его о крыльцо домика. В воздух взвился колючий искристый шар, повис над крышей, постепенно тая.

– Ого! Это сигнал Кларе и Бруно, чтобы возвращались? Ты прямо как ведун! – восхитилась я.

– Лучше, – усмехнулся Ди. – Я – чаровник.

Маль выскочила на крыльцо, всплеснула руками, кинулась обниматься. Я стиснула ее, тощенькую и нескладную, и сказала:

– И чего разволновались, дуралеи? Я просто гуляла!

Когда я, стоя у зеркала, пыталась расчесать сбившиеся в колтун патлы, я обнаружила, что еще один из прыщей на лбу пропал.