Мы сделаем это вдвоём (СИ) - Кальк Салма - Страница 23

Вокруг Лимея, родового гнезда Роганов, издавна были разбиты виноградники. Тамошнее белое вино ценилось очень высоко. Его нельзя было купить – только получить от Роганов в награду, или в благодарность, или просто из дружеского расположения.

- Конечно, Женевьев. Стал бы я предлагать вам что-то иное? – о нет, он не сердится, и вообще, кажется, готов терпеть все вольности и глупости, какие я произнесу.

Или не готов? Вот и проверим. Я осторожно попробовала вино – маленький глоточек, потом ещё один, и ещё. Очень лёгкое, приятное, и казалось, будто в бокале сохранился кусочек тёплого лета – я почему-то вспомнила своё последнее лето дома, в отцовском замке Рьен. Нагретые солнцем каменные стены, долго сохранявшие тепло, сухие лужайки в парке, бабочки на цветах…

- Вы задумались, Женевьев? – король взял у меня из руки пустой бокал, поставил на стол, а мне в руки вложил десертную серебряную вилочку. – Мне кажется, вам нужно что-нибудь съесть. Ужин в покоях её величества подают рано.

- А в покоях его величества? – подняла я бровь.

- Мне чаще всего приходится делить трапезу с кем-нибудь, кто полезен мне, или кого нужно выслушать без свидетелей, или просто уделить внимание. Сегодня я ужинал с государственным канцлером и министром финансов.

- Это было нужно вам или кому-то из них? – спросила я.

- Вы ловите на лету. Это было нужно всем нам. А с кем сегодня ужинали вы, Женевьев?

- С её величеством и ближними дамами, - с готовностью откликнулась я. – Теперь каждый мой ужин похож на другой, все одинаковые, - я наморщила нос. – Впрочем, раньше было так же, сменилось только место – и люди.

- Я рад, если смогу развлечь вас и предложить некоторое разнообразие, - живо откликнулся король. – Если вы скажете, что вы любите – я прикажу, чтобы приготовили.

- Приготовили? – не поняла я. – Но сейчас ночь…

- Сейчас уже и впрямь, наверное, поздновато. Если вы голодны, Женевьев, возьмите этот сыр, - он взял из моей руки вилку и подцепил ею последний кусочек сыра с блюда, и отдал вилку мне.

Этот острый запах сыра я помню, наверное, по сей день. И вкус вина на языке, и лёгкое послевкусие, и неяркий свет магических шаров над столом. Шары освещали стол и всё, что на нём, но оставляли в тени нас обоих.

- Почему вы всё время называете меня по имени? – была бы трезва, не спросила бы ни за что, а тут – как толкал кто-то.

- Потому что имя – это то, что принадлежит вам. Не имя отца и не имя мужа, а ваше собственное.

- Моей святой покровительницы, хотите вы сказать? – я хотела усмехнуться, но не вышло.

Почему-то его слова отозвались болью – ничего, кроме имени. Мне казалось, у меня есть семья, я принадлежу к древнему магическому роду, и что же? И ничего. Из отцовского дома девушка переходит в дом мужа, но есть ли у меня дом мужа? Да сам муж меня сюда и притащил. Всё равно что за руку привёл, вместо Фелисьена. У меня есть сын, но есть ли на самом деле, несмотря на то, что я его родила? Сейчас он в доме своего отца с няньками, а подрастёт немного – и его передадут учителям, а потом и вовсе отправят в какой-нибудь подходящий дом набираться ума-разума, да хоть бы и ко двору, к юным принцам. И где тут я?

Слёзы брызнули неожиданно для меня самой, я не помнила, когда я в последний раз плакала. Я совершенно точно знала, что ни отцу моему, ни мужу нет дела до моих слёз, и как-то мне удавалось обходиться без них. А тут словно запруду прорвало, я и не подозревала, что могу так неистово и горько рыдать, да ещё и где – в королевском кабинете, с королём за столом! Просто реветь от обиды и безысходности, как девчонка какая-то.

Но если он сейчас выгонит меня, я пойду спать. И закончим на этом.

Я не поняла, что произошло. Меня обхватили сильные руки, приподняли, усадили на колени. Одна рука гладила мои дрожащие плечи, вторая – перебирала концы заплетённых на ночь волос.

- Простите меня, ваше величество, - всхлипнула я.

- Не говорите ничего, Женевьев. Не нужно. Налить вам ещё вина?

- Налейте, - море было уже по колено.

Кажется, дальше я пила и несла какой-то бред. О том, как глупо устроена жизнь, и что я в этой жизни потеряла всё, что только можно, и не получила взамен ничего. Уж наверное, король не так представлял себе вечер со мной… но меня несло дальше и дальше, и я рассказывала о том, как приходила в себя после зелья отнявшего у меня – меня, и как мне пришлось учиться жить заново. Я и подумать не могла, что пара бокалов вина подействует на меня столь разрушительно.

- Маркиз говорил, что не возьмет в жёны мага, но я не предполагал, что он посмеет зайти так далеко.

Король не спросил, откуда взялось то зелье. А сама я не сказала…

…Я очнулась в полной темноте, и совершенно не поняла, где нахожусь. Я лежала в какой-то постели, и была мало того, что укрыта, но меня ещё и обхватывала рука, весьма тяжёлая. Я ни разу в жизни не просыпалась в одной постели с мужчиной, и не сразу сообразила – что это вообще такое. А когда поняла – попыталась выбраться наружу.

Выбралась, но и его тоже разбудила.

- Женевьев? Вы в порядке? – негромко спросил он.

- Наверное… да.

Зажёгся маленький, неяркий шарик, осветил немалых размеров кровать, занавешенную со всех сторон драгоценными портьерами с бахромой и кистями. Я села было на постели, но мне на плечо легла рука.

- Что… что было, ваше величество? – спросила я с беспокойством.

Всё кончилось, и можно уходить?

Почему-то при этой мысли я испытала не облегчение, как должна была, наверное, но разочарование.

- Вы горько плакали, а потом заснули, вот что было, - тихо рассмеялся король. – И что я должен был с вами делать, прекрасная Женевьев? Нести в вашу постель?

- Разбудить? – нахмурилась я.

- А вдруг вы снова вспомнили бы что-то ужасное из вашей жизни и начали плакать? О нет, не нужно. Я хочу изгнать с вашего лица все эти горестные раздумья, и помочь думать о чём-нибудь более приятном. Понимаете, Женевьев, какое дело – всё это уже случилось, и скорее всего, необратимо. Хотя я, конечно, позову кое-кого из Академии, чтобы взглянули на вас и вынесли свой вердикт, очень уж странно всё это выглядит, и мне совершенно не по нраву, что с магом обошлись таким жестоким образом. Но, может быть, сегодня вы уже не будете больше плакать?

- Не буду. Прошу прощения, что мешаю вам спать.

- Сказать честно, Женевьев, рядом с вами непросто уснуть. Я пытался, у меня не вышло. Вы занимаете все мысли.

- И что же… вы думали обо мне, а я спала?

- Выходит, так, - усмехнулся он.

Он провёл кончиком пальца по моей щеке, потом по второй. О нет, мне не хотелось больше плакать, я теперь, наверное, долго не позволю себе так раскиснуть. Но что же, выходит, мой неприглядный вид не отвратил его от меня? Он всё ещё… хочет?

А он очень хотел, судя по тому, как обнял меня и поглаживал спину – через сорочку, но сорочка ж тонкая, что под ней спрячешь? А я всё никак не могла сообразить – мне-то что делать?

Он же мягко привлёк меня к себе, и поцеловал – наверное, обычно мужчины целуются как-то так, да? Маркиз целовал меня иногда поначалу, будто проглотить хотел. Или просто тыкался губами и шёл дальше. Этот же касался так, что было понятно – для него поцелуй – это ласка, как и объятие, как и нежные слова, которых он знал прилично, что бы там про себя не говорил.

Когда я перестала бояться, после какого по счёту поцелуя? Когда сама решилась поцеловать его в ответ, и ещё – коснуться тёплой кожи, стащить через голову сорочку, ощутить ладонью волосы?

Я не думала больше ни о маркизе, ни об отце, ни о королеве, ни о ком там ещё… потому что в тот момент ничего этого не было. Были только он – и я. И в несколько прикосновений он рассказал мне о том, что бывает меж мужчиной и женщиной, намного больше, чем тот человек, которому я была до того момента верной женой, и которому родила сына.

Или всё дело в том, что одному нужно было моё имя и связи моего отца, а второму – я сама?