Мы сделаем это вдвоём (СИ) - Кальк Салма - Страница 10

Видимо, слова «я знаю» в исполнении Женевьев обладали для Марьюшки магическим эффектом, потому что она всхлипнула, послушно повернулась и пошла по направлению к дому Пелагеи. А я принялась судорожно соображать, как мне быстрее всего выйти на дорогу наверх.

Конечно же, я ломанулась не в тот проход между домами и заблудилась. Сумерки, ещё снег этот, от него светлее, конечно, но если бы не валенки, я бы уже начерпала по уши. А так ничего.

Мне всего лишь раз пришлось вернуться вниз и пройти соседней улицей, правее моего дома, и я увидела дорогу. Что ж, за ней следили обитатели той крепости, которая где-то там, наверху, дорога была именно дорогой, и даже снег на ней утоптали, но сегодня ж весь день сыпал новый! И можно утаптывать заново.

Мне было страшно, очень страшно. Куда я иду, а? Старичок-бурундучок, ты местный, не дай пропасть, хорошо?

В общем, я пошла. И это было… очень нелегко это было, вот. В нормальной зимней туристической обуви и то, думаю, вышло бы непросто, а в валенках – ну, вы сами понимаете. Но хотя бы я не черпала ими снег, и ноги оставались сухими. А подъём сразу от деревни оказался настолько крутым, что о холоде уже и речи не шло. Я, конечно же, забыла дома свои распрекрасные меховые рукавицы, и прятала руки в карманах своего кафтанчика, или толкала их в рукава. Даже плащ суконный не надела, вот бестолочь! Ну да кто бы мне дал его надеть? Ладно, иди и не ной, раз взялась.

Часов не было, поэтому идти по знакомой с юности схеме – пятьдесят минут идём, ладно, сорок пять, и десять-пятнадцать минут стоим – не было возможности. Эх, выживу – попрошу Демьяна часы привезти, обменяю ещё на какую-нибудь брошку. У них должны быть уже карманные. Но никто не отменял обыкновенного счёта, и ещё одной моей давней привычки – считать шаги на подъёме в гору. Скажем, остановиться и перевести дух можно, но только через сто шагов. Вот, девяносто восемь, девяносто девять, девяносто десять… то есть сто. Стой, выдыхай, восстанавливай дыхание.

Стемнело через пятьсот шагов. Маленьких шагов, не особо-то приблизивших меня к цели. Но – я была ближе к крепости на эти пятьсот шагов, и это уже победа. И чтобы она не оказалась бессмысленной – нужно идти вперёд.

Дальше подъём стал более пологим, и я смогла пройти без остановки триста шагов. Но стало совсем темно, а дорога оказалась не прямой, она немного виляла, и за моей спиной сейчас не было просвета, но стеной стоял лес. Значит, идём на ощупь.

На ощупь я дважды вошла в сугробы на обочине, а в третий завалилась и зарылась в тот сугроб носом. Брызнули слёзы, потому что это оказалось очень обидно. И в довершение всего, снова пошёл снег, только ещё с ветром. Господи, да что же это такое?

Или не господи, а… кто тут есть-то?

Я поднялась на ноги, обшарила себя – вроде всё на месте, ничего в снег не вывалилось, да у меня с собой кроме ножа и нет ничего.

Так, ножа, говорите?

Я встала поустойчивее, можно сказать – закопалась ногами в снег, достала нож и ткнула в палец. Надавила, и мне прямо видно было, несмотря на темноту, как в белейший, чистейший снег падают красные капли.

- Не знаю, кто вы тут, но кто-то должен быть. Не мой знакомый старичок-бурундучок, так кто-нибудь ещё. Помогайте, что ли, раз уже затащили меня сюда и выдали мне здесь имущество и подопечных. Что могу – делаю сама, и сейчас тоже делаю сама. И сделаю сама, только помогите сделать.

Опустила нож в снег, подержала, потом убрала обратно. Сунула палец с кровью в снег, подержала – кровь остановилась. Значит, можно спрятать ладони в рукава и идти дальше.

Порыв ветра едва не сбил меня с ног снова, я уже чуть было не заругалась неприлично, но сдержала себя. Нечего. Не стала перед теми скотами, не след и здесь. Я вновь встала поустойчивее, чтобы брести дальше… и увидела, как очередной порыв ветра растащил облака прямо над моей головой, и в небесную прореху выглянула луна. И я ясно увидела и дорогу, и то, что у правой её стороны снега меньше, чем у левой, значит, если идти там, меньше поднимать ноги и меньше утаптывать.

Вперёд, Женя. Там, внизу, у тебя беззащитные женщины и дети, а те, кто поможет, наверху, и никто, кроме тебя, сейчас туда не доберётся. Ты уже сколько-то прошла, иди дальше.

Часть пути я прошла на понуканиях и картинах всяких непотребств, которые могли твориться сейчас в моём доме. Часть – считая шаги и выдыхая на каждом сотом или трёхсотом, в зависимости от того, как круто шёл подъём. Часть – вспоминая стихи или тексты песен. Орать песни было бы сейчас полной глупостью – нет столько сил потому что, а вот вспоминать какой-нибудь заковыристый романс или длинную балладу – самое то. Ну и луна исправно подсвечивала мне самую удобную часть дороги, куда лучше наступать, чтобы не попасть в сугроб и не завалиться.

Пару раз я ещё, конечно же, завалилась, как же без этого. Но поднималась и шла, потому что теперь-то уже точно деваться некуда!

Дорога поднялась на очередной пригорок и пошла ровно. Когда поднимаешься в гору, то прекрасно ощущаешь это самое – если вдруг ровно. Прямо всем телом ощущаешь. Я выдохнула, подняла голову… и увидела крепость.

Она показалась мне тогда огромной. Намного, намного больше любого деревенского домика, даже моего. Как новостройка в моей прежней жизни. Девять этажей, не меньше. Если потолки в квартирах два с половиной метра, то и поболее будет.

Потом я пригляделась и поняла, что огромной была главная башня, а ещё несколько и стены – существенно ниже. Я выдохнула и потащилась к серой каменной громаде.

С того места, откуда я шла, не было видно ни единого огонька, есть ли там вообще кто-нибудь? Или они все спят уже? И где ворота?

Впрочем, дорога не подвела и вывела прямо к огромным деревянным воротам в стене, двустворчатым, запертым. Я оглядела их внимательно – нет ли калитки?

Калитка была. Я добрела до неё и заколотила в дерево, что оставалось силы. И заорала, в последний момент сообразив, на каком языке нужно орать.

- Откройте маркизе дю Трамбле! Мне нужна помощь!

И калитка, не поверите, открылась.

- Слышь, правда баба.

- И правда маркиза?

- Шут её знает. Темно. Зови капитана, он у неё в доме не раз бывал. Или интенданта.

- Генерала зовите, или полковника Трюшона, или господина Асканио, - отрезала я.

Растолкала дураков и тормозов и вошла во внутренний двор.

Видимо, система оповещения высших чинов работала, потому что внизу огромной башни отворилась дверь, за ней был огонь и было тепло. Из двери бежали люди, одетые в чёрное.

- Что случилось, маркиза? Почему вы здесь? Почему вы не позвали, а пришли сами?

Меня подхватывают под руки и ведут в благословенное тепло, и где-то там, внутри усаживают на лавку. По дороге я пытаюсь рассказать, зачем пришла.

- Там люди сбесились, которые ко мне на постой пришли. Приставали, угрожали, нормальных слов не понимали. Их шестеро и здоровые мужики, а меня - пятеро, если без котов, но из них двое детей, две женщины и я.

- Вы-то кто? – хрюкнул Трюшон.

Хотелось дотянуться и дать ему по лбу, но – потом, наверное. Успеется.

- Она – маркиза дю Трамбле. Больше никто бы не поднялся сюда ночью, в метель и в одиночку, - говорит генерал. – Жак, два десятка людей. Северин, готовься. Оденьтесь тепло. Асканио, не забудь перчатки. Рогатьен, поручаю тебе маркизу.

- Я с вами, - пробормотала я, хотя ноги не держали и встать не удавалось.

- Маркиза, мы постараемся справиться, - серьёзно сказал генерал. – Нам будет непросто без вас, но мы приложим все усилия, поверьте. Ваши люди и ваше имущество будут в безопасности ещё до полуночи.

Я слышу звук трубы, беготню, команды… глаза мои закрываются.

Кажется, на сегодня всё. Дальше им и вправду придётся без меня

Анри, как и вся его команда, не ожидал, что зима окажется… такой холодной.

И это ещё только начало, как посмеивались солдаты-старожилы. Дальше будет холоднее и суровее. Дышать на улице и то будет нечем – воздух замёрзнет. Как замёрзнет-то, думал он, спеша по разным крепостным делам, разве ж такое бывает, чтобы воздух замёрз?