Грех. Расплата (СИ) - "Jana Konstanta" - Страница 80

— Вы сильно рискуете, — раздался за дверью ненавистный голос одного из ее тюремщиков.

Вероятно, того, кому предназначалось это предупреждение, напугать не удалось — тяжелые шаги, сопровождаемые лязганьем решеток, становились все ближе и ближе.

Ни холода, ни страха; ни сна, ни усталости. Ее ловкости могли бы позавидовать индейцы. Девушка нащупала под соломой кинжал — холодный металл, обжигая ладошку, придал немного уверенности. Бесшумно, словно кошка, пленница метнулась к двери, готовясь к схватке с очередным возжелавшим испробовать дикую непокорную женщину. Ну что ж, итог закономерен. Затаившись, девушка лишь крепче сжала в хрупкой ладони холодное смертоносное оружие, готовая по самую рукоять вонзить его в самодовольное похотливое тело, которое осмелится переступить порог этой камеры.

— Будьте осторожны, это ненормальная наверняка уже поджидает Вас за углом, — предупредил тюремщик глупца, рвущегося навстречу погибели. — На Ваших предшественников она нападала справа…

Этьен слушал вполуха — словно куполом невидимым его накрыли, не подпуская к разуму ни страх, ни отчаяние. Чуть дрожат его руки в непонятном предчувствии, а ноги уверенно отмеряют оставшиеся до камеры считанные шаги. Залязгали замки один за другим — будто бы не девушку здесь держат, а целую свору каких-то нелюдей…

— Я буду ждать Вас здесь, — отпирая последнюю решетку, проговорил стражник и подошел к массивной деревянной двери. — Не передумали еще?

— Открывайте, — глухо ответил Этьен. Он не убивать идет и не насиловать — он с благими намерениями здесь, а значит, можно понадеяться на благосклонность судьбы, сегодня уже подарившей ему и жизнь, и слабую, но все-таки надежду.

Дверь со скрипом, будто нехотя, отворилась, выпуская в чуть подсвеченный коридор пугающую темноту, холод и тошнотворный запах человеческого тела — неделями немытого, пропитанного собственными выделениями… У пленницы здесь и спальня, и столовая, и уборная — разбросанная на холодном полу солома, пустая железная миска, давно не получавшая ни крошки хлеба, и вырубленная в полу небольшая дыра. Стражник не сдержался и брезгливо прикрыл нос ладонью, осуждающе глядя то на Этьена, то на приоткрытую дверь — вот уж действительно, только отъявленный извращенец позарится на сие «сокровище»! Но дело барское…

— Может, правда, сдохла уже, — полушепотом отметил он, и Этьену показалось, что тот даже поежился как-то, с опаской заглядывая в неуютную темноту камеры.

Отодвинув стражника в сторону, Этьен шагнул внутрь.

И тут же нечто тихое, холодное и маленькое молниеносно рвануло к нему в темноте — едва успел, наученный стражником, перехватить угрозу и прижать к стене.

— Тихо-тихо!

Пробившийся в оконце скупой лучик взошедшей луны скользнул по лезвию занесенного кинжала. Девушка, явно хрупкая, худенькая, затряслась, зажатая мужским телом, но все еще пыталась сопротивляться и угрожать, да только силы уже не те — она слишком истощена, и постоять за себя, кажется, уже не может.

— Да не бойся ты! — прошептал Этьен и потянулся к зажатому в ладошке кинжалу. — Отдай!

Ему бы позвать ее, объясниться, что не обидеть ее пришел, что девушку свою ищет, да только за дверью, хоть пари держи, за каждым шорохом следит любопытный стражник. А девушка цепляется за жизнь свою и неприкосновенность из последних сил и, сжимая в ладошке смертоносную сталь, все норовит ударить, и если не убить, то хотя бы покалечить эту теплую мужскую тушу, что куда сильнее и проворней… Перехватил он ее руку. Чуть приподнял девчонку — она легкая, как ребенок, слабая… Повисла на его руках и затряслась от собственной беспомощности и безысходности, и ему показалось, что даже заплакала — тихо, беззвучно и обреченно.

И вот стоит она перед ним, в кулачке нож сжимает, хоть и знает уже — бороться бесполезно. Увернуться бы да нож на себя направить, раз другого выхода нет — и почему раньше этого не сделала? Ведь не помешал бы никто! Зачем за жизнь такую цеплялась? На что надеялась? Что, завладев чужим кинжалом, сумеет выбраться отсюда? Испугалась. Крови испугалась, боли — она еще не забыла, каково это, когда по коже проходится холодная равнодушная сталь… Да и чудовищу, бросившему ее умирать в этой темнице, она такую радость доставлять не хотела! И не шлюха она последняя, чтобы умирать вот так — среди этой вони и грязи, скармливая червям свое несчастное тело… Она жить хотела. И где-то в глубине души надеялась, что кто-то ищет ее, что кто-то в этом мире еще не забыл о ней и спешит на помощь. До последнего тянула, наивно поверив, что уж хотя бы от посягательств сможет теперь защититься. Не смогла. Ну вот что ему, этому очередному, что сжимает сейчас до боли ее запястья, нужно? Что ему нужно от полуживой, грязной, дурно пахнущей девушки? Каким извращенцем нужно быть, чтобы прийти сюда и позариться на несчастную, заживо похороненную замарашку?

Он чуть приподнял ее и потащил к свету. Увидел, как зажмурилась она, когда лучик скользнул по заплаканной мордашке… А волосы у нее длинные и темные — спутанной грязной массой спадают, едва прикрывая обнажившуюся под разодранным подобием платья грудь… Глаза у нее огромные, перепуганные — не смеют посмотреть на внимательного господина, изучающего каждую черточку ее лица… И ресницы у нее все такие же пушистые, густые, и слезы ее, бегущие по запачканным щекам, чисты, как у младенца.

— Кристина…

Не встретив больше сопротивления, Этьен забрал кинжал и отбросил в сторону. Услышав свое имя, девушка замерла в его руках, а через мгновенье, признав в источнике силы и тепла того, кого живым увидеть и не надеялась уже, вдруг обмякла, чувствуя, как последние силы покидают ее.

— Тише-тише, милая! — опустился на пол Этьен, придерживая Кристину.

Живая… Душа еле теплится в ледяном изможденном тельце, но живая! Держись, девочка, держись, милая, теперь все будет хорошо! Этьен гладил ее волосы, заглядывал в глаза и едва сдерживался от порыва сжать ее в объятиях… Кристина же, будто не веря в происходящее, робко коснулась его одежды, но тут же убрала руки, боясь запачкать, осквернить собой наследника.

— Крииис, — тихо протянул Этьен, осторожно привлекая девушку к себе. — Боевая ты моя девочка… Живая… Ты живая!

И так тепло стало от голоса его ласкового… Кристина не удержалась, носом шмыгнула и вдруг вцепилась в него, как умирающий цепляется за жизнь… Она рот раскрыла, чтобы сказать что-то, а ни звука вырваться не может. Ей закричать хотелось, а не может… «Забери меня отсюда, спаси меня!» — молила она беззвучно, сжимая в кулачках теплую ткань его одежды. Казалось, отпустит — и он исчезнет, и она цеплялась, изо всех сил цеплялась за человека, который, конечно же, ей больше не жених, который вовсе не граф никакой, а сам наследник, будущий король и спасение Риантии… Который, конечно же, очень сильно разочарован, найдя ее такой: грязной, беспомощной, падшей.

— Не плачь, родная моя! — обнимая Кристину, прошептал Этьен. — Не время раскисать, слышишь! Все хорошо теперь будет! Я за тобой пришел, я никуда отсюда без тебя не уйду.

Нет силы на свете, которая заставила б его покинуть это место без нее. Вот только как вытаскивать ее отсюда? У него с собой есть кольт, еще здесь где-то валяется кинжал… Ну ладно, со стражником за дверью проблем не возникнет. Но дальше? Сюда его вели по самому настоящему лабиринту — отыскать дорогу назад без провожатого будет весьма проблематично. И сколько стражи здесь? Он видел пока двоих, но двое ли их? Как дикого зверя, за кучей решеток здесь держат Кристину, к тому же есть еще бордель, который тоже нуждается в охране… Нет, их явно больше, а вот сколько — неизвестно. И уходить отсюда с Кристиной, которая, судя по всему, не очень-то и на ногах стоит, крайне рискованно. Может, попытаться договориться с ними? Выкупить Кристину? Деньги еще остались, за умирающую девушку много не попросят… Но эта умирающая девушка здесь ведь тоже неспроста: ее не убили, не выгнали и держат не с куртизанками, а здесь — значит, у них есть приказ… Приказ Филиппа. А значит, договориться мирно и увести ее, скорее всего, тоже не получится. Что же делать нам, девочка? Кажется, за выход отсюда живым ему вино предлагали… Пожалуй, отказываться не стоит.