Звезды примут нас (СИ) - Батыршин Борис - Страница 30

— У меня есть. — Я с удивлением увидел, как Юлька, привставшая за спинкой кресла капитана «Тихо Браге», тянет вверх ладошку, точь-в точь, как выучившая урок школьница, жаждущая ответить у доски.

— Ещё один практикант… практикантка? — Гречко посмотрел на неё с некоторым удивлением.— Травкина, если не ошибаюсь? Что у вас за вопрос?

— Не вопрос, скорее сообщение. — бесстрашно ответила Юлька. — Я уже говорила мсье Гарнье, но он не захотел слушать.

Француз при этих словах скривился, словно надкусил лимон. А ведь она его крепко достала — и я, кажется знаю, чем.

— Если вопрос относится к компетенции астрономической группы — я бы принял во внимание к мнению нашего французского коллеги. — Гречко перевёл взгляд на Гарнье. Тот пожал плечами и отвернулся. — Ладно, излагайте, что у вас там. Только, если можно, покороче, у нас крайнемало времени.

На то, чтобы изложить теорию Леднёва Юльке понадобилось минут пять — как и просил Гречко, коротко, по существу, не отвлекаясь на второстепенные детали. Слушали все, включая скептика Гарнье и самого начальника экспедиции.

— Когда всё это случилось, я была в диспетчерской. Это было… вы позволите? — Юлька выбралась из-за кресла француза и подошла к стенду большой листу и взяла фломастер.

— Связь с Стражински и Бекбулатовым пропала в 17.32 по Москве. Весь эфир был забит помехами, на всех частотах сплошной треск — я как раз сидела за пультом и засекла этот момент…

Она крупно написала цифры на приколотом к стенду листе.

— Связь восстановилась восемью минутами позже, причём первое сообщение мы получили от Монахова и Дюбуа. Дальше радиограммы пошли лавиной, старший диспетчер переключила все радиопереговоры на себя, и мне, по сути, нечего было делать. И тогда я обратила внимание на запись в журнале: в 17.29 с «Циолковского» поступило сообщение о прибытии через «батут» «Тихо Браге». Но это могло быть совпадением

На бумагу легла ещё одна строчка цифр, дважды подчёркнутая жирными линиями.

— Я сразу вспомнила о теории Леднёва. — продолжала Юлька. Но это всё могло быть случайностью, совпадением, а потому я выбралась из диспетчерской — туда к тому моменту уже набилось много народу, и от меня никакой пользы не было — и побежала к селенологам. Они, насколько мне известно, установили возле «звёздного обруча» массу регистрирующей аппаратуры, и я надеялась получить от них что-то, подтверждающее мои догадки.

— И получили? — негромко спросил Гречко.

— Конечно! — Юлька торопливо закивала. — Когда я вошла, они как раз прокручивали последние записи с регистрирующих камер, пытались понять, в чём дело — вся наружная аппаратура вышла из строя из-за сильнейшего электромагнитного импульса.

— Так и есть. — подтвердил старший селенолог. Здесь, в куполах, мы надёжно экранированы даже от таких сильных всплесков электромагнитного излучения, но всё, что снаружи защиты не имеет.

Я спросила, когда аппаратура вышла из строя, и оказалось, что это произошло точно в 17.29. Тогда я поспешила в обсерваторию — ещё утром, за завтраком, кто-то из астрономов упомянул, что во время первого испытания «батута» «Гагарин» будет в зените, практически над нами, и они собирались наблюдать за этим в телескоп. В обсерватории мне подтвердили, что да, «тахионное зеркало» возникло ровно в 17.29, но когда я стала объяснять мсье Гарнье причины своего интереса, он попросту отмахнулся…

Тишина в кают-компании была такая, что можно было бы услышать пролетевшую моль, окажись она на лунной станции –

— Что ж, Травкина, это крайне любопытно. — нарушил молчание начальник станции. — Я полагаю, теперь нас старший астроном изменит своё мнение и внимательно вас выслушает. Не так ли, Жан-Пьер, дружище?

Все присутствующие одновременно посмотрели на француза. Тот нахохлился, и словно утонул в своём кресле, а в ответ на реплику Гречко лишь дёрнул уголком рта. Ага, не нравится, лягушатник, мстительно ухмыльнулся я. Про себя, разумеется.

— Вот, товарищи, какое у нас новое поколение! –Гречко широко улыбнулся девушке. — Прямо как в «Кавказской пленнице» — спортсменка, комсомолка, красавица!

Юлька смущённо зарделась.

— У вас, Травкина, имеются данные наблюдений этого… Леднёва?

— Есть, Георгий Михалыч. — подтвердила Юлька. После полученного комплимента от прежней её неуверенности не осталось и следа… — Он по моей просьбе прислал результаты замеров электромагнитных аномалий, которые он счёл следами остаточной деятельности «звёздного обруча». Эти данные, конечно, неполны, но хотя бы есть, за что зацепиться.

Вот и цепляйтесь. — милостиво разрешил начальник станции. Гречко. — И запросите от моего имени более полные данные, думаю, они вам пригодятся. Через час жду от вас с мсье Гарнье предварительных выводов. А пока — послушаем, наконец, старшего медика.

— Ну и как тебе вся эта история? — сказал я. Мы с Юлькой сидели в уголке столовой, а Бритька лежала под столом и время от времени косилась на нас и время от времени тяжко вздыхала — ну когда, наконец, эти двуногие вспомнят о несчастной изголодавшейся собаченьке? Ужин уже закончился, и дежурные вытирали столы и переворачивали стулья, бросая время от времени в наши стороны недовольные взгляды — сколько можно занимать помещение, не видите что ли, идёт уборка… Я стоически игнорировал эти намёки и потягивал себе какао с крекерами. Юлька же же сидела над нетронутым омлетом, прихлёбывая из высокого стакана апельсиновый сок. Его доставляли с Земли в виде порошка и разводили здесь, на Станции, водой, полученной изо льда, добытого в соседнем кратере. Так что мы оба, можно сказать, пили сейчас крошечные частички Луны.

— А я и не сомневалась, что олгой-хорхои — пришельцы с другой планеты. — ответила девушка. — Только не предполагала, что они окажутся не белковыми, как мы, организмами, а… как там сказали биологи?

— Кремнийорганические. Это значит, что место углерода в их биохимии занимает кремний. Какие-то биополимеры, я точно не знаю…. На суть в том, что подобные организмы могут быть гораздо более устойчивыми к внешним условиям, чем самые живучие земные создания.

— И поэтому они не погибли сразу в вакууме, а протянули почти час?

— И даже сделали попытку поохотиться. Интересный момент, кстати: оказывается, они не просто поражают цель электроразрядом, как описывал Ефремов, а выбрасывают в неё что-то типа силиконовой нити, примерно как язык у хамелеона — и она, в свою очередь, служит проводником, чем-то вроде провода, которым полицейские стреляют электрошокеры.

— Что-что? — Юлька недоумённо нахмурилась. — Какие ещё шокеры?

…да что ж это такое, а? Когда я, наконец, научусь следить за базаром? И.О.О. на вас нет, гражданин попаданец…

— А, забудь. — Я махнул рукой, стараясь, чтобы голос мой звучал впо возможности беспечно. — Читал в одной книжке. Это как язык у хамелеона — с липким кончиком, которым он ловит зазевавшихся мошек. Только здесь вместо липкой слюны — высоковольтный разряд, такой и человека может убить. Ими они уничтожили оборудование, стоящее вокруг «обруча», а когда Бекбулатов увидел, что творится и попытался их отогнать — ему тоже досталось. Хорошо хоть, Стражински сумел его вытащить…

— Да, Тимуру не позавидуешь. — согласилась Юлька. — Медики говорят, его надо срочно на Землю, в Москву — но организм не перенесёт нагрузок при старте с Луны и при посадке. Будут тут оперировать здесь, но риск очень велик.

Я едва сдержал длинную малоцензурную тираду. Конечно, Бекбулатов, парень отчаянный — но кидаться на незнакомых, но явно опасных тварей с алюминиевой штангой для установки приборов это слишком.

— Ефремов писал, что в гобийских песках олгой-хорхои не то, что людей — верблюдов валили своим электричеством!

— Да, я помню, читала. — кивнула девушка. — А погибли они всё же из-за недостатка кислорода, во всяком случае, Фёдор Валентинович так считает. Он даже сказал, что внутреннее давление их органы почти не повредило, как это наверняка случилось бы с человеком, окажись он на поверхности Луны без скафандра.