Сумерки империи (СИ) - Терников Александр Николаевич - Страница 54

В Риме мужество является истинной добродетелью. И слава приходит к людям, которые хранят веру в их дело. Можно вспомнить историю Курция. Когда в Риме, на Форуме, образовался провал, и осыпь начала расползаться, грозя завалить здания, то народ обратился к жрецам с резонным вопросом: «Что делать?» Жрецы, обладающие здравым смыслом, ответили, что надо делать фундамент.

Но герой Курций решил не упускать свой шанс, чтобы прославиться. Он рьяно всем принялся доказывать, что жрецов поняли неправильно и их ответ истолковали превратно. Что такое фундамент в Риме? Всем известно, что это люди! Герои, как Курций. Поэтому он, верхом на коне в доспехах и при оружии, явился к провалу и бросился вниз. Чем прославился вовеки. Обвал же самоликвидировался, дойдя до ближайшего храма и обрушив его, автоматически заделав яму камнями. Вот с такими фанатиками тут приходится иметь дело.

Римляне были заперты в городе как клоп в бутылке. Пьяченце было от силы года два, укрепления тут были не очень. Стационарный военный лагерь, который пару лет старательно укрепляли. Больше валы, глубже ров, выше и крепче стены, из двух рядов кольев с утрамбованной землей между ними. Широкий ров со стоячей водой издавал отвратительный запах. При этом глубина рва с водой была такой, что вооружённый человек не мог преодолеть его вброд. Для варваров- солидно. Но не для Кирилла. Очевидно, из часов, отмеряющих время для колонистов из Рима, уже вытекает последний песок.

В это время дошли новости от Ганнибала, действующего еще не так уж далеко отсюда. Лев Карфагена легко разбирался со вторым консулом Сервилием. Тот все-таки, наконец, добрался на войну. Беды он не ждал ни с какой стороны, а беда, тем не менее, пришла. Когда Гней Сервилий Гемин, гордо щеголяющий в пурпурном плаще, получил в Аримине известие о том, что Ганнибал находится в Этрурии и расположился около лагеря Фламиния, первым его намерением, было соединить свою армию с легионами коллеги и противопоставить Ганнибалу «всю мощь римского оружия». Однако он не смог это сделать «из-за тяжести войска».

Предлог явно надуман. О подлинных мотивах Сервилия можно, конечно, только догадываться; думается, что решающую роль здесь сыграло фактически нежелание Сервилия, ставленника аристократических кругов, оказать действенную помощь Фламинию, вождю демократического движения. Однако оставаться абсолютно бездеятельным Сервилий тоже не мог и поэтому отправил в помощь к Фламинию четыре тысячи всадников в богатых доспехах, под командованием пропретора Гая Центения. Каждый римский кавалерист, разумеется, был уверен в предстоящем полном уничтожении зарвавшихся карфагенян!

Узнав, что произошло у Тразименского озера, Центевий резко повернул в Умбрию. Тем временем Ганнибал, прирожденный военный гений, получив известие о новом противнике, сразу же отправил против него Махарбала с отрядом легковооруженных копейщиков и некоторым количеством нумедийских конников. Как известно, всадники у римлян никакие, они оказались лёгкой добычей. К тому же, неуверенная посадка и багровые лица наездников «Вечного города» говорили о том, что в пути они не раз вдоволь угощались крестьянским медом и вином.

Настигнув противника, воины Махарбала уже в первой стычке перебили около двух тысяч римлян, этих богачей вечно отдыхающих на плантациях-латифундиях, а остальных лишили лошадей, загнали на какой-то холм, окружили и взяли в плен. Начало для консула было явно обескураживающее. Еще не ввязавшись в бой, он уже потерял всю свою кавалерию!

После этого случая единственный консул, пуганная ворона, временно утратил всякий интерес к войне и решил не мешать Ганнибалу. Предусмотрительный Гней Сервилий Гемин стал тише травы и осторожнее суслика. А то мало ли как дело повернется. Свое здоровье дороже!

Оказавшись с развязанными руками, Ганнибал собрал совещание на тему: «Что делать дальше?» На Рим пока решили не идти, все же сорок три тысячи человек не могут штурмовать город, в котором будет укрываться пятьдесят тысяч воинов и ополчение. Решили пока потратить время на укрепление итальянских позиций своей армии и на поиск союзников.

Лев Карфагена победоносно двинулся через Умбрию к Сполетию; опустошив поля вокруг этого города, он подошел к его стенам, но, натолкнувшись на сопротивление и не имея намерения тратить время на осаду, отступил и двинулся в Пиценум, где простоял несколько дней, а оттуда к побережью Адриатического моря и далее в Апулию.

Но почему-то италийцы не спешили отпасть от Рима и приветствовать «освободительную» армию Ганнибала. Никто его «хлебом-солью» не встречал. Напротив, день и ночь готовится оружие, строятся укрепления, свозится в крепости провизия. Такой крах своей «итальянской политики» великого полководца не обрадовал. Более того, он впал в ярость. Тактика «бархатных перчаток» сменилась на тактику «жесткой руки». Не хотите жить мирно? Как хотите!

Теперь на своем пути Ганнибал беспощадно грабил и уничтожал местное население. Очевидно, после Тразименского озера Ганнибал на какое-то время усомнился в возможности привлечь на свою сторону италийских союзников и решил прибегнуть к старой и доброй тактике «выжженной земли», чтобы запугать потенциального неприятеля. Он отдал приказ убивать всех взрослых мужчин, которые встречались его солдатам. Добычи захватили так много, что ее уже не могли нести за собой, и это удесятеряло силы пунийских наемников, заставляло их рваться к новым сражениям. Заодно Ганнибал закрыл все свои долги перед солдатами. Даже заболевших лошадей и людей, чтобы избавить от парши и прочей коросты, купали с благородном старом вине. И помогало!

Тем временем, Кирилл довольно быстро разобрался с Пьяченцой. Консул Сервилий сбежал с армией, чтобы защищать Рим, так что римские колонии на севере были обречены. Подъемного моста перед воротами не было, так что ров здесь прерывался. Ночью, арбалетчики Кирилла подавили часовых на ближайших башнях, а саперы, под прикрытием больших дощатых щитов «павуа», подкатили к воротам большой бочонок с порохом. И убежали обратно. В это время галлы в темноте задрапировали себя ветвями и, подобно лисам и ласкам, неслышно подползли к стенам города.

Взрыв дьявольской мощи вышиб ворота как пробку из бутылки шампанского, а взрывной волной римских воинов побросало с башен вниз. В город, подобно изголодавшимся волкам, устремились ревущие полчища галлов. Контрактники Кирилла сопровождали их, чтобы подавить очаги сопротивления. Началось ужасное побоище. К полудню Пьяченца была сожжена и превратилась в пепелище, где не осталось никого, кто мог бы раскрыть рот и произнести звук. Прямо скажем, это была не самая грандиозная битва в истории человечества.

Далее настала очередь Кремоны. Там все было проделано аналогично. Римские стены и башни были уничтожены, словно растопленный воск. Подобно умирающим от голода медведям, пробравшимся в овчарню, галлы с дикими глазами носились по городу. Кельтские воины с воем взламывали двери и врывались в жилища, чтобы намертво сразить отчаявшихся мужчин, а затем поразить клинками и женщин. Следом последовали Мутина и Таннет. И снова полный успех.

А это все были не хухры-мухры, не какие-нибудь городишки союзных италиков. Нет, это были поселения, основанные на завоеванной территории поселенцами из самого Рима. А это значит что? К почти пяти тысячам охранявших их солдат, прибавим десять тысяч славящимся своим высокомерием римских граждан (не считая женщин и детей), в том числе 6 тысяч потенциальных «мобиков». В итоге двух полноценных легионов недосчитаются римляне.

А потеря людей сродни полученным в бою ранам, только раны армии лечатся закрывающим брешь свежим пополнением, подобным шраму, который защищает находящуюся под ним плоть. Без возможности обновления римская армия, как и отдельный солдат, умрет от ран, а ее жизненную силу впитает плодородная земля Италии.

После того, как Кирилл разобрался с Кремоной, Плаценцией, Мутиной и Таннетом, учитывая, что Генуя и Верцеллы уже были в руках лигуров и галлов, на севере оставалась только одна греческая колония Аквилея. Но она была приблизительно на месте Триеста, то есть фактически на границе с Иллирией. А ту глушь тащиться было не с руки. Особенно когда под носом маячили Лука, Болонья, Пиза и Флоренция. Более лакомые куски. Ибо не хрен всяким самоуверенным зодчим городить «падающие башни». У нас они быстро завалятся, как миленькие.