Сумерки империи (СИ) - Терников Александр Николаевич - Страница 21

Тем временем, далеко оторвавшиеся вперед быстрые гребные драккары Лала-Зора играли с преследовавшими их триерами врагов в кошки-мышки.

— Мы станем для них вестниками Мота, бога смерти. Он говорит: смерть римлянам! — так заявил этот старый пират своим закаленным в боях соратникам. — Наше дело правое, братья! Победа будет за нами!

Лала-Зор прекрасно понимал, какую грозную опасность таит в себе встреча его легких и быстрых суденышек с римскими высокобортными кораблями. Но скорость драккаров была на пару узлов больше, поэтому на таран их было не поймать. Римским гребцам, чтобы просто не отстать, приходилось работать интенсивней. Несколько раз сработали катапульты, расположенные на носовых площадках триер, но безрезультатно. Дистанция слишком велика. Да и катапульты — не пулемет, они вообще не могут стрелять долго. И силой перекрученных воловьих жил тяжелый камень далеко не закинешь. А легкий бросать — смысла нет.

Кроме того, катапульты, чтобы не стрелять «черпачком», а такой выстрел не будет хорошим, имели ограничители. Это был толстый брус установленный на угле в девяносто градусов и останавливающий «ложку» в высшей точке, чтобы она придавала снаряду оптимальную траекторию. Другое дело, что на этот брус приходилось вся ярость и сила катапульты и после нескольких выстрелов он совершенно «ушатывался». В дребезги.

Так что драккары Лала-Зора маневрировали, старались зайти с внешней стороны, вне пределов радиуса действия катапульт, чтобы обстрелять из арбалетов экипаж триер и нанести им некоторый урон. С другой стороны стреляли мало. Что римляне лучники никудышные, что греки, с тех пор как на Крите убили последнего горного козла, рога которого шли на луки знаменитых критских лучников. А действующий с другой стороны большой иберийский лук, сделанный из тиса — классная вещь.

Еще Колумб, в начальном периоде действия огнестрельного оружия, в качестве убийственного аргумента предъявлял индейцам на американских островах всю мощь кастильского лука. В общем-то и знаменитые английские луки — на самом деле не совсем английские. Они были сделаны из средиземноморского тиса, и как только англичане потеряли в Столетней войне Аквитанию, Гасконь и Бордо, так и лучники у них автоматически закончились.

Так что здесь, говоря своеобразно мыши льнули к котам, дергали их за усы, но без особого результата. У римских союзников кто-то был убит, кто-то ранен, но это число исчислялось единицами. Более эффективно были задействованы против римских преследователей плавучие мины. Они состояли из плавучего круга, набитого корой пробкового дуба и прилаженных внутрь керамических горшков с взрывчаткой, с воткнутым отмерянным горящим фитилем.

Такие мины опускались в кильватерную струю, навстречу вражеским триерам. Последовала парочка взрывов, оцарапавшая носы триер, увенчанные бронзовыми таранами и защищённые спереди медными листами. Кроме этого этими взрывами сломало несколько весел у гребцов. Такие игры, словно котенка за своим хвостом, не могли продолжаться долгое время. Гребцы сделаны не из железа. Даже лучшие гребцы могут поддерживать скорость атаки не больше пятнадцати минут. При таранной скорости они выдыхаются за пять. Так что вскоре здесь положение успокоилось и скорость кораблей упала до минимальной. Лала-Зор заставил римских рабов грести за пределами их сил, за пределами выносливости. Он истощил силы гребцов, и скоро все три триеры практически остановились.

— Надсмотрщики! — в ярости ревели капитаны. — Поддайте жару, чтобы с этих рабов шкуры спустили!

Но все было тщетно, рабы совершенно выбились из сил и валились навзничь. Пат. Ничья, не устраивающая обе стороны.

Другое дело — основная масса карфагенской флотилии, напрочь лишенная скорости. Она не могла увернуться от тарана.

Адмирал Ксантипп, воодушевленный победой, что сама просилась в руки, отер брызги с лица, вглядываясь в морскую гладь впереди триремы, на которой застыли обреченные вражеские корабли. Теперь его флагман делал одиннадцать узлов — скорость атаки. Скоро.

Адмирал инстинктивно напрягся, представив последствия страшного столкновения двух галер. Адреналин вскипал в его крови, когда он мысленно рисовал картину, как его флагман на полном ходу таранит корабль врага.

— Давай! — крикнул Ксантипп и вскинул кулак, подавая сигнал. Тут же всему судну разнеслась громкая команда:

— Таранная скорость!

Ритм барабана еще больше ускорился, и гребцы заработали еще интенсивней. Галера рвалась вперед. Она разогналась до максимальной скорости в двенадцать узлов — вполне достаточно, чтобы ее таран пробил самую прочную обшивку. Остальные восемь кораблей римской флотилии, не отставая, следовали за своим флагманом. Как хищные торпеды, наведенные на цель. При этом они не атаковали в лоб, а заходили на обреченные суда по большой дуге, чтобы атаковать в центр масс и нанести наибольший ущерб.

В это время, на обреченных брандерах, когда расстояние до римских кораблей сократилось по пяти сотен шагов, старый наварх раздал каждому моряку по щепотке белого порошка. «Пища богов». Боевой медицинский препарат. Все знают про скандинавских берсерков, поедающих мухоморы. На самом деле эта Скандинавия- «медвежий угол», форменное захолустье. Берсерки там просто сохранились дольше чем у остальных. У тех же кельтов берсерки были массовым явлением. Только назывались они — маньяки. Это слово из латыни докочевало и до наших дней.

И чтобы его люди не употребляли вредные мухоморы, Кирилл сообразил им нечто вроде синтетического фентанила. «Ангельскую пыль». Это вещество настолько повышала силу и скорость реакции, что несколько стрел, вонзившихся в грудь с близкого расстояния, а так же отрубленные руки и поврежденные ноги теперь не могли остановить этих кельтских терминаторов. Так что «спортсмены» получив свой допинг, укрывшись за большими дощатыми щитами «павуа», налитыми кровью глазами теперь смотрели на приближающегося врага и от нетерпения грызли зубами верхний край щитов.

Обреченные констетаны, отказавшись от гребли, теперь встали в своих челнах, схватили луки и развели огонь в тазике (недаром Кирилл по просьбе потребителей освоил в своих мастерских выпуск классического кресала) и запели боевую песню своего племени. Назад пути нет.

Римские триеры быстро приближались. Казалось, они неслись как огромные снаряды. Каждый из сотни рабов на них, прикованных цепями к веслам, пребывал в собственном, персональном аду. За долгие годы на веслах многие из них огрубели и работали молча: весь их мир сжался до неизменного ритма, управлявшемся ударами весел: напряжения всех сил при гребке, короткого расслабления, когда весло идет вперед, и секундного отдыха перед тем, как напрячь мышцы для следующего гребка. Взмах, взмах, взмах… Пот смешивался с кровью, выступавшей на спинах от ударов бича надсмотрщика, и рабы один за другим падали в изнеможении, но упавшего ждало жестокое избиение, а его место тут же занимал гребец из резерва. Безжалостный ритм не должен нарушаться! Вперед и только вперед!

Раз, два! Сработали катапульты на носовых площадках триер. Пару снарядов упало в воду, один почти зацепил челн констентанов, отчего оттуда четверо воинов выпали в воду, один поцарапал нос большого зерновоза, и один метко угодил в шит павуа на одном из брандеров. Шит с треском разбился в щепки и двоих воинов разорвало на части, раскидав куски парного мяса и осколки костей по окровавленной палубе. Это меткое попадание римляне отметили криками ликования. На застывших, словно маски, лицах морских пехотинцев с триер отражались ярость, ненависть и жажда крови.

Бабах! Прозвучала ответка- из зерновоза выпалила бронзовая пушка каменным ядром. Пушкари тщательно прицелились и выбрали убойную дистанцию. В результате носовая катапульта одной из триер была поражена, пострадала и обслуга. Один из «артиллеристов» так точно, потому что изломанной куклой свалился за борт и сразу затонул. А эта катапульта теперь годится только на дрова.

Так что карфагенские «грузовички» оказались отнюдь не безобидны. И они это продолжили доказывать. Фьюить! Фьюить! — это с челнов констентанов посыпался дождь горящих стрел. Выстрелы безупречны — словно на показательных стрельбах. Смола и шерсть, что зажигались на наконечнике, делали свое дело. Свернутые паруса двух триер сразу же загорелись, посыпая искры на спины полуголых гребцов, что несколько сбило их с ритма и притормозило галеры. Шестьдесят горящих стрел наделали дел. Так же лучники, превосходнейшие стрелки, выпустили десяток стрел и три арбалетных борта с большого зерновоза, но они работали по персоналу катапульт и по воинам, сгрудившимся с небольшими круглыми щитами морской пехоты- гоплонами на носовой площадке.