Избранник смерти (СИ) - Решетов Евгений Валерьевич "Данте" - Страница 28

Утро же для меня наступило, когда за мутным окном едва-едва забрезжил серый рассвет.

— Вставайте, сони! — загрохотал в халупе голос Агафьи Никитичны. — Пора и честь знать! Идите уже отседова.

— Доброе утро, любезная, — хмуро произнёс я, принял сидячее положение и стал протирать сонные глаза.

— Сейчас, сейчас уйдём, — промычал Лука и прикрыл зевок ладонью, украшенной серыми грязевыми разводами.

— Идите. Делов у меня ещё куча, а вы мешаете, — проворчала старуха и стала растапливать печь, потухшую за ночь.

— Вот вам наша благодарность, — положил на стол серебряный рубль семинарист и вышел из хаты, пустив внутрь промозглый воздух.

Я зябко поёжился и сказал бабке:

— Ну, стало быть, спасибо за ваше доброе сердце. Не оставили ночевать в лесу.

— Иди-иди. Только спички подай.

Моя рука потянулась к коробочке, лежащей на подоконнике, а глаза заприметили красовавшийся рядом с ней вырезанный из дерева круглый амулет на простой бечёвке. На нём был выжжен набор славянских рун.

— Понравилась вещица? — заметила мой интерес Агафья Никитична. — Так бери. Дарю. Тебе он в самый раз подойдёт.

— Что значит «подойдёт»? — вопросительно изогнул я бровь и передал бабке спички. Амулет трогать не стал.

— А нет в тебе почтения ни к богу, ни к чёрту, потому и амулет этот тебе в самый раз будет, — криво усмехнулась бабка и снова отвернулась к печке.

— Спасибо, конечно, но я, пожалуй, пас. Всего доброго.

Развернулся, отворил дверь и тут меня догнал голос старухи:

— Обожди. На вот. В дороге пожуёте, а то, небось, оголодали.

— Благодарю, — взял я из её рук небольшой узелок. Потом, если что, выкину.

— А вот теперь ступай.

Я вышел из дома, махнул шмыгающему носом Луке и двинулся в сторону моста.

— Сударь, я тут поразмыслил, — начал семинарист, — не по-христиански это оставлять тело Ильи Макаровича.

— Предлагаете вытащить его и предать земле? Не получится. Особняк наверняка сгорел дотла. Пламя-то какое было! И ночью, как назло, дождь решил взять передышку. Так что тело Астафьева надёжно погребено под останками дома. К тому же Петров, скорее всего, поставил где-то рядом с особняком своего наблюдателя, дабы тот доложил, ежели мы появимся. Я, конечно, могу попробовать вступить с людьми Петрова в схватку, поскольку на удивление хорошо себя чувствую. Мой дар уже восстановился, хотя ещё вчера мне казалось, что несколько дней магия точно не будет откликаться на мой зов. Но стоит ли рисковать? Тех, кого мне пришлось прибить вчера, можно списать на вынужденную самооборону, а сегодняшние смерти — уже не знаю. Нам же ничего не мешает уйти. А люди Петрова вполне могут рискнуть вступить со мной в схватку, не взирая на то, что они уже явно понимают какая высокая ступень у моего дара.

— Верно говорите, сударь, — тяжело вздохнул семинарист и вдруг сощурил глаза, глядя на кусты, растущие чуть впереди около тропинки. — Чего это там? Птица, что ли, запуталась?

— Да пакет какой-то… — бросил я и тут же подумал: какой, блин, пакет? Это другой мир. Тут их нет. Присмотрелся к застрявшей в кустах вещице и проронил: — Платок, кажется. Да, точно платок.

Я подошёл к нему и взял в руки. Он оказался грязным и мокрым. Ткань уже стала расползаться, намекая, что платок здесь висит не одну неделю. Вчера же мы его не заметили по причине того, что брели тут в темноте. А теперь я ясно увидел вышитые на платке инициалы, которые и произнёс вслух:

— Пэ, Ка, Эр. Кто это может быть, Лука Анатольевич?

Тот подумал немного, а затем ликующе щёлкнул пальцами и выдал:

— Да известно кто! Прасковья Карповна Ряхина. Известная в этих местах прелюбодейка. Я сам к ней ходил…

—… Ого! — вытаращил я глаза и уронил челюсть на раскисшую тропку.

—… Да не по тому поводу, что вы подумали, сударь! На путь истинный я её хотел вернуть. Проповедь читал! А Параска слушала, головой кивала, плакала, а опосля во всём повинилась. Да только через неделю опять слухи поползи, что всяким разным она заниматься стала. Тьфу, прости Господи!

— А чего она в лесу-то делала?

— Видать, потеряла платок, когда летом ягоды собирала. Платок-то уже весь истрёпанный. А может, она его обронила, когда к сгоревшей отшельнице бегала. Параска часто к ней ходила, чтобы очередной плод нежеланный вытравить. Ох, и много греха на ней…

—… Стоп, стоп, стоп! — пулемётом выпалил я. — Дайте подумать, сударь.

Семинарист осёкся на полуслове, а мой мозг принялся лихорадочно соображать. Платок обнаружился возле тропки, ведущей на поляну с отшельницей. А сама поляна дико мне напомнила ту, что я видел, только-только попав в этот мир. Совпадение или всё же бабка одна и та же? Но как?! Ведь та отшельница сгорела вместе с домом, а эта спокойно по вечерам пряжу мастерит!

— Так, Лука Анатольевич, обождите тут. А я сбегаю к отшельнице. Забыл кое-чего у неё! — выпалил я и побежал по тропинке, чавкая грязью.

— Я с вами! — бросил Лука и тоже побежал.

— Сударь, ваша нога. Неужто она вас не беспокоит?!

— Ого! И впрямь не беспокоит! — удивлённо выдал он. — Сработала трава старушки. Надо бы спросить у неё, как она называется.

— Угу, — угукнул я и встал, как вкопанный выскочив на поляну. На месте халупы чернели уже давно обугленные брёвна, а на печи росла трава.

Мы с Лукой секунд десять стояли, как громом поражённые. А утренняя туманная дымка насмешливо ласкала останки халупы, греющиеся в первых лучах восходящего солнца.

— Может, морок? — почему-то тихо-тихо прошептал семинарист и принялся щупать нательный крест.

— Нет, не морок, — так же тихо сказал я, подошёл к руинам хаты и пнул ногой печку. От неё отвалился кусок побелки, а пальцы на ноге отозвались лёгкой болью. — Точно не морок.

— А что же это тогда, сударь? — шумно сглотнул Лука, тараща глаза. — Нет такой магии, коя смогла бы за четверть часа превратить избу в давнишние головешки. Им же минимум год.

— А когда сгорела та отшельница? По тому году? — уточнил я и скользнул в транс. Руины не изменились и никаких призраков тут не было.

— Ага, по тому году. Вы думаете, что это останки её избы? Так что же это получается? Она всамделишная ведьма, раз такое творить умеет? Мы же с ней вот только что разговаривали и ночь в её доме провели… — семинарист резко замолчал, словно на него снизошла какая-то ошеломляющая мысль, а затем коленки Луки подогнулись, а сам он сложил молитвенно руки и принялся жарко тараторить: — Отче наш, Иже еси на небесах! Избави нас от лукавого и от прислужников его. Ибо Твоё есть Царство и сила, и слава во веки веков…

Слова молитвы разлетались над поляной, скользя по блестящей от росы траве. А я крепко призадумался. Встреча с этой бабкой была точно не случайна. Но ради чего? Старуха не поведала мне хоть сколько-нибудь важной инфы, как и я не сказал ей ничего, что можно было бы считать интересным. Тогда почему произошла эта встреча?! И тут я смекнул… Узелок! Может, дело в нём?!

Моя рука судорожно метнулась в карман покрытого подпалинами сюртука и выудила из него узелок, данный бабкой на дорожку. Я торопливо развязал его и увидел среди кусочков вяленого мяса тот самый амулет, который глядел на меня с подоконника хаты.

— Что это за вещица? — лихорадочно выдохнул Лука, прервав молитву. — Кто тебе её дал?!

От волнения он аж перешёл на фамильярное «ты», хотя раньше себе такого не позволял.

— Ведьма, — честно ответил я, разглядывая ползущие по амулету славянские руны.

— Выбрось его! Немедленно выбрось! Дурной он! Люди иной раз подобные вещицы на языческих капищах находят, а те политы кровью не только животных. Наши предки были жестокими людьми, но то от незнания любви истинного Бога! Выбрось, Андрей, умоляю!

Вообще-то, семинарист дело говорит. Амулет надо выбросить. Уж больно сильно старуха навязывала его мне, а подобные игрища втёмную я просто ненавижу. Посему размахнулся и зашвырнул «подарок» бабки в кусты. И вяленое мясо туда же отправил.