Я Распутин 4 (СИ) - Вязовский Алексей - Страница 37

— Хм…

— Налететь четырьмя-пятью катерами, пальнуть десятком мин и умчаться обратно. Скорость-то сумасшедшая будет, комендоры немецкие даже прицелится не успеют.

Инженеры переглянулись и перекинулись между собой:

— Сильное облегчение, малоразмерная цель, скорость свыше тридцати узлов…

— Мысль любопытная, — резюмировал Крылов. — Только где такие движки взять?

— Так в Ростехе. Инженер Коревйо недавно новый образец разработал.

Ладно, всех озадачил, сам от поездки на Бел-Балт отбоярился — холодновато пока там, я лучше в Ялте погреюсь, Ханжонков давно звал.

Сразу уехать не получилось. Сначала задержала сделка по Ласточкиному гнезду — дочка Рахманова приехала в Питер “созревшая”, согласилась продать замок. Даже не торговалась.

Внешне Мария Семеновна мне понравилась. Улыбчивая такая, глазками стреляет. Пришла на сделку с мужем, сразу отослала его за кофе — в Питере начался странный бум кофеен. Оказалось, что через Романов-на-Мурмане выгоднее всего вводить мешки с кофе, из Африки и Бразилии. А наливать можно в бумажные стаканчики, которые начали делать бывшие иоанниты, общины небесников и наши детские колонии. Всего то поставить станки для картона…

Ради интереса спросил, для чего средства? Все-таки триста тысяч — большие деньги.

— Уеду жить в Барселону. Там спокойно, тепло, художники… Вы слышали про архитектора Гауди?

Угу. И “тыквенное латте”, мужа не призовут… Ничего в стране не меняется, “креативный класс” мотает туда-сюда. Хорошо там, где нас нет.

— Когда немцы начнут бомбардировать Мадрид…

— Не может такого быть!!! Испания нейтральна!

-Так вот, когда они начнут…

— Чушь! — художница ударила меня по руке закрытым веером — Европа — это цивилизация!

— Про отравляющие газы немцев слышали?

— Тевтоны — это потомки варваров. А испанцы…

— Это потомки римских патрициев — догадался я

Рахманова уверенно покивала.

— Когда немцы начнут бомбардировать Барселону — усилил я — Вспоминайте про Крым. Там спокойно, есть денежные заказчики.

— Это кто же?

— Д ахотя бы кинофабрика Ханжонкова. Замолвлю словечко — им всегда нужны художественные оформители.

— Рисовать задники? Фу…

Я пожал плечами, оно и понятно — сразу триста тысяч наличными, да еще наследство! Но при таком подходе деньги быстро разойдутся, Рахманова задумается. Сильно задумается о жизни, а жизнь — жестокая любовница, всех оттрахает. А этих любителей “кофе на вынос” — первыми. Известный, правда уже почивший, папа и наследство — это еще не все, надо и самой лапками грести.

Ушла, соблазнительно покачивая бедрами.

Сразу после “дочки” принесли проект небоскреба. Я прямо ахнул, куда там Нирнзее с его девятью этажами! Консорциум питерских толстосумов явно решил забить баки Москве и размахнулся на пятьдесят, но немедленно налетел на общественное “фи, как можно-с!” Причем это те же самые люди, что с придыханием говорят об Эйфелевой башне, начисто забывая, как против нее выступал весь цвет французской культуры.

Вот питерскому небоскребу и потребовался влиятельный лоббист, в качестве которого меня и сватали. Что ж, небоскребы все равно будут строить, почему бы не отметится в одном из первых в России, даже в самом первом настоящем? В проекте все по-американски — стальной каркас, каскады насосов, лифты… Даже вертящиеся двери не забыли, потому как обычные из-за подпора воздуха и открывать трудно, и пришибить норовят.

Пообещал пролоббировать вопрос, от денег отказался — толстосумы готовы были отдать в мое личное пользование целый этаж. С трудом, но выбил из них последний. Если жить — так с шиком!

Со всеми делами выбрался в Крым только к концу марта, одно счастье, мой поезд до сих пор имеет статус литерного — как навесили на меня статус чрезвычайного транспортного комиссара, так, похоже, и забыли. И я буду последним, кто об этом напомнит.

Из зимы в раннюю весну докатили за два дня — литерный-то литерный, но дороги перегружены, порой часами приходилось ждать. А в Севастополе меня городовые и жандармы чуть не затолкали обратно в вагон, поскольку “пущать не велено”. До большого скандала не дошло, не со служивыми же собачиться, потребовал к себе начальника вокзала, он-то мне ситуацию и прояснил — город мало того, что на военном положении, как морская крепость, так в нем еще и усиленный режим введен. И потому поезд литерный приняли, а вот пассажирам, не включенным в особые списки, тут не рады.

Мандат комиссарский помог, прибыл капитан первого ранга из штаба флота, осмотрел бумажку, чуть не обнюхал ее и, скривя лицо, выдал мне разрешение. Сгрузили мои орлы авто и помчались мы в Ялту. Пока ехали через Севастополь, я все башкой крутил — движуха! Даже в Питере, тоже морской крепости, где под боком куда более сильный и опасный противник, такого шевеления нет. Корабли на рейде снуют, солдаты и матросы повзводно и поротно маршируют, все при оружии, все серьезные такие, тревожные, сосредоточенные…

Передалось это настроение и мне, и даже теплый ветерок с моря на Приморском шоссе не смог его разогнать. В воздухе висела пыль, поднятая изредка пролетавшими навстречу авто, так что к Ласточкиному гнезду мы прибыли, покрытые серо-охристым налетом.

Прошелся по территории — красота! Если жить в старости, то только тут. Море, горы, целебный воздух…

К моему удивлению, в доме жили. Несмотря на малые размеры “замка”, в нем я насчитал шестерых обитателей — четырех мужчин и двух женщин. В прихожей, находившейся в башне, беспорядочно были свалены шляпы, трости, зонтики, плащи, в гостинной на диване храпело тело, из кабинета доносилось треньканье гитары и волны табачного дыма.

— Вам чего угодно? — обратился ко мне вышедший из спальни человек, одетый в блузу художника, с бархатным бантом на шее.

— Мне угодно, чтобы вы освободили мое владение, — сухо ответил я. — Госпожа Рахманова должна была уведомить вас телеграммой на прошлой неделе.

Телеграмма нашлась через полчаса — ее засунули между книг и забыли. Тем временем проснулось тело на диване, мутным глазом оглядело обстановку, вычислило, что все напряжены и причиной этого является чужой, то есть я, и полезло в драку. Мужик был здоров, выше меня на полголовы и силен, но крепко пьян, потому я относительно просто с ним справился, разбив только одну пепельницу и своротив столик. Документов у него не оказалось, объяснить, что этот бугай делает тут, а не в армии, никто не смог и я, не влезая в дальнейшие разговоры, просто приказал освободить здание в течении суток, а дебошира забрал с собой с целью сдать в военное присутствие. Я бы взял и троих остальных, но они предъявили “белые билеты” и потому пока остались на месте. Но надо бы проверить — что-то они на чахоточных не похожи, рожи румяные, сами в теле, руки-ноги на месте. Если не в окопы, то в санитары точно годятся.

Скверное и тревожное настроение дополнилось недоумением в Ялте — по набережным фланировали курортники, дышали морским воздухом (для купаний еще рано), сияли огни ресторанов, наяривали оркестрики… Меня поразило избытчоное количество пожилых генералов — наверное, после отставки они все переселялись в Ялту.

Военное присутствие раздербанило меня еще больше — у конторы, или как она там называется, рыдали бабы, провожая мобилизованных. И, судя по возрасту мужиков, не все в порядке у нас на фронте, лет кое-кому было под сорок, а то и больше.

Своего пленника я сдал дежурному офицеру, тот, не заморачиваясь, кликнул городовых и отправил детину в холодную, проспаться.

— Смотрим на карточку, — бухтел в рупор чернявый толстячок в бриджах и берете, — Так, хорошо, молодец. Теперь повернулась, так… Входит князь… так, входит… Ваня, пошел! Хорошо, вздохнул! Прекрасно! И обнимай, обнимай! Пугайся! Молодцы, молодцы! Хорошо, хорошо… Изогнись еще больше! В обморок!

— Мне неудобно! — пискнула лежащая на руках Вани девица.