Времена не выбирают (СИ) - Горелик Елена Валериевна - Страница 53

7

— Господин саксонский посол изволил пригласить нас на завтрашний званый обед, — с кривой ухмылкой сказала Катя, подходя к брату и сестре. — Всех троих.

— Вот он обрадуется, когда я приду к нему в «цифре» и берцах, — весело заметила Дарья. — Это платье казённое, надо будет после мероприятия сдать на склад под роспись. Туфли, кстати, новые, неразношенные. Жмут и трут, даже чулки не спасают.

— Надо будет — мы тебе на модистку всем подразделением скинемся, — заверил её брат. — Но что-то представление затягивается. Мы…

Он не успел закончить фразу: в зале, полном нарядных господ и дам, появился Меньшиков. Физиономия у Данилыча была отнюдь не праздничная, хотя он явно старался скрыть своё истинное настроение. То с кем-то раскланивался, то перекидывался парой слов, но было заметно, что он кого-то ищет среди собравшихся.

— Куда вы спрятались! — обрадованно воскликнул Меньшиков, завидев Черкасовых в дальнем углу зала. — Живо ко мне!

Судя по тому, какое лицо скроил Евгений, подумал он что-то очень нехорошее. Но не сказал. Молча подал старшей сестре руку — подсмотрев, как это делали кавалеры в зале — и прошествовал куда ему указал Алексашка. Аккурат рядышком со ступеньками, ведущими к трону. Были большие сомнения, что Пётр Алексеич станет забираться в это золочёное кресло, обитое бархатом. По слухам, на подобных приёмах он в лучшем случае вставал на ступенях, но обычно просто стоял рядышком и выслушивал приглашённых. А то и вовсе ходил по залу между сановниками и дамами, беседуя с теми, кто его интересовал. Но раз Меньшиков настаивает, чтобы они стояли на самых «козырных» местах, значит, это зачем-то нужно. Проблема была только в одном: как раз здесь кучковались самые родовитые, сплошь Рюриковичи с Гедиминовичами. И смотрели они на царских любимцев как на выскочек.

— Митрополит ранее срока явился, — негромко заговорил Алексашка, коротко вводя Черкасовых в курс дела. — Сразу к государю, понятное дело. Стефан только ушёл, но, чую, сильно не в духе Пётр Алексеевич будет. Бог знает, о чём они говорили, мня там не было, но поп вымелся оттуда, будто государь его пониже спины пнул.

— Что он задумал? — спросил Евгений.

— Если бы я знал!.. Погодите-ка…

У приоткрытых дверей показался один из государевых денщиков. Парень с вытянувшимся лицом жестикулировал, «семафорил» Данилычу. И, судя по реакции последнего, эти жесты ничего хорошего не означали.

— Так, — он отчётливо сбледнул с лица, заставив Черкасовых сжаться от нехорошего предчувствия. — За мной. Тихо. Быстро.

Конечно, их ретираду из зала кое-кто заметил, такое не увидеть было бы очень сложно. Но тем не менее они следом за Алексашкой выскользнули в передний покой. А там их уже встретил давешний денщик.

— Скорее, Александр Данилыч, — громко зашептал он. — Снова начинается…

Черкасовы переглянулись: они разом вспомнили о приступах, которые преследовали Петра всю его взрослую жизнь. Одни говорили, что это началось после стрелецкого бунта, когда на глазах у десятилетнего мальчишки рубили в куски его родственников по матери. Другие утверждали, что хворь привязалась к нему после укуса клеща и последовавшей тяжёлой болезни. Но что бы это ни было, во время такого приступа его охватывало лютое бешенство, судороги. В припадке он не помнил себя, мог убить любого, кто подворачивался под руку. Когда приходил в чувство, просил прощения, если, конечно, не насмерть зашиб. Иногда приступ случался внезапно и без видимых причин, но чаще это бывало после сильного нервного срыва.

Как после тяжёлого разговора с митрополитом, например. Вот ведь не было печали…

8

Обо всём этом Дарья думала, подхватив подол платья и буквально летя вверх по лестнице, следом за всеми. Она не знала подробностей, но чуяла, что что-то в плане Петра Алексеича пошло сильно не так. А это значит — что? Правильно: стресс.

Но ведь она же медик. Не психиатр, однако основами владеет. Медикаментов, которые могли бы помочь, в восемнадцатый век не завезли, но остаётся один способ купировать приступ — пробиться сквозь пелену звериной ярости и достучаться до личности. Да, рискованно. Но другого выхода у неё нет.

— …вчетвером удержим, — услышала она тревожный шёпот у дверей кабинета.

Секунда — и у входа остались только двое караульных с изжелта-бледными лицами. Видимо, им не надо было объяснять, что происходит, видать, не в первый раз наблюдают. А из-за двери неслись чудовищные ругательства и яростный рык, мало похожий на человеческий голос.

Перед самым её лицом с лязгом скрестились багинеты.

— Не можно, Дарья Васильевна, — сочувствующе сказал один из солдат, которого она, кстати, действительно знала. — Зашибёт ненароком.

— Братцы, я же лекарь, — напомнила Даша.

— Ты тут погоди, пока он опомнится, — проговорил второй. — Лекарь — не лекарь, ему нынче всё едино.

Тут погодить, конечно. Вот прямо сейчас. Совет разумный, но — не для неё. И — да — пусть ребята-преображенцы и хорошие солдаты, но они не знают, что такое полевой медик, которому в своё время приходилось добираться через завалы к раненым и вытаскивать их на себе. Бывало, что и под обстрелом… Дарья поддёрнула подол выше коленей, рухнула на четвереньки, мгновенно юркнула в полуоткрытую дверь, проскользнув под скрещёнными ружьями, и тут же вскочила на ноги. Следом за ней в кабинет ворвались те солдаты — помчались спасать полоумную.

Ситуацию оценивала уже на бегу. Да, Петра Алексеича фиксировали действительно вчетвером, удерживали за руки и за плечи, притом, с трудом. Видно, что всеми силами старались, во-первых, не причинить ему вред и не шуметь, а во-вторых, не дать добраться до шпаги… Она не узнавала этот утробный, низкий рык. Это был не его голос. Звук шагов и шорох юбки заставил злобно рычащее существо, ещё недавно бывшее русским государем, обернуть к ней перекошенное, страшно дёргающееся лицо.

Мгновенная смена эмоций в глазах сестры, которая с явным и немалым усилием блокировала его руку, сжатую в побелевший кулак: страх, понимание, одобрение. Сейчас Катя будто говорила: «Давай, работай, доктор». Дарье было достаточно одного мгновения. Сжав ладонями его виски, она с неожиданной силой развернула к себе это жуткое лицо, заглянула прямо в глаза.

— Смотри на меня, — её голос был так же неожиданно мягок и глубок. — Пожалуйста, смотри на меня… Вот так, мой хороший. Всё в порядке. Я с тобой. Всё хорошо, ты в безопасности, всё хорошо…

И произошло то, что все без исключения расценили не иначе, как чудо. Безумный зверь вдруг бесследно исчез, оставив измотанного борьбой человека. Взгляд Петра сделался хоть и мутным, но осмысленным, лицо перестало дёргаться.

Единственной, кого он сейчас видел, была Дарья.

— Ты?..

Узнавание было, пожалуй, даже радостным, но в следующий миг он обмяк, повис на державших его руках и потерял сознание.

— Царица небесная, — перекрестился один из солдат, ставший невольным свидетелем этой сцены. — И впрямь Васильевна помогла, глядите.

— Я такое в первый раз вижу, — удивлённо признался Алексашка, осторожно отпуская руку своего государя. — Скоро опамятел. И судорог нет… Ну-ка, стулья вот эти в ряд…

В кабинете не было диванчика, а то, что гости из будущего считали странным шкафом, оказалось не менее странной кроватью с дверцами, куда заталкивать обеспамятевшего государя никто сейчас не собирался. Просто выставили стулья под стеночкой в ряд и уложили на них недужного, подсунув под голову свёрнутый валиком плащ.

— Идите. Я останусь, — негромко и мягко сказала Дарья. Казалось бы, ничего приказного в её словах не было, но никому и в голову не пришло возразить. — Я побуду с ним, пока он не придёт в себя.

— Приёма не будет? — тихо спросил Евгений, подбирая с пола оброненную шляпу.

— Будет, часа через два, — так же негромко ответил Данилыч. — Скажу там внизу, что государь занят и явится позднее. Не в первый раз.

— Точно всё будет в порядке?

— Теперь-то да… — Меньшиков оглянулся на Дарью, которая уже закрывала за ними дверь. — Что этот поп ему наговорил? Знал бы, что этим обернётся, хрен бы его впустил, пусть бы вместе со всеми на приём явился. Уж там бы язык попридержал…