Времена не выбирают (СИ) - Горелик Елена Валериевна - Страница 49

Полковник витиевато выругался по-английски. Другого столь дерзкого младшего офицера он бы, не моргнув глазом, отправил под арест. Но если на праздничный ужин для высшего общества его не позвали, а эту невозможную девицу пригласили, то такой расклад нельзя не учитывать. Если к этим егерям государь особо благосклонен, выделяет их за боевые качества и всячески благоволит, то это также следует помнить. Они не бунтом грозили; тут он бы знал, как поступить, и был бы прав. Но массовое прошение об отставке неизбежно привлечёт внимание его величества, и совершенно ясно, чью сторону примет государь.

Всё это так отчётливо отразилось на его физиономии, что переводчика не требовалось. А тут другой царёв любимчик, Меньшиков, о чём-то шепчется со вторым офицером, и у того бледнеет и вытягивается лицо… Полковник уже без лишних пояснений понял, что, пойдя навстречу лекарям, оказался в крайне неловком положении. Небольшая экономия в деньгах и довольные физиономии медикусов не стоили такого испытания для нервов.

— Можете идти, — буркнул он. — Я разберусь.

2

«Немезида» в полном составе отказалась принимать жалованье и расписываться в ведомости. Старшие офицеры полка поражались такой сплочённости этого небольшого подразделения: из-за одного человека устроить целую забастовку. Канцелярия не может в положенный срок закрыть отчётность, и это даже в восемнадцатом веке не шутки. Всё-таки лейб-гвардия, а не захолустный гарнизончик, где всю эту историю можно было бы спокойно замести под ковёр, а сильно о себе возомнивших наказать по всей строгости. Бумаги, относящиеся к Преображенскому и Семеновскому полкам ложатся на стол государю лично, и проверяет он каждую подпись. Но вопрос разрешился очень быстро. Уже второго числа оклад ротного лекаря в ведомости был восстановлен и все получили жалованье по штату, без удержаний.

А в лазарет потянулась вереница полковых медикусов — с поклонами, расшаркиваниями и заверениями в самых положительных чувствах. Смотреть на их приторные улыбочки было тошно, притом не одной Даше. Кого следовало за это благодарить, было понятно без пояснений.

Этого «кого-то» Катя встретила утром третьего числа, когда сменилась с дежурства у апартаментов Карла Шведского. Алексашка решал организационные вопросы, касаемые возобновления переговоров со шведами, но появление сержанта Черкасовой в полевом мундире и полной боевой экипировке заставило его на время оставить дела.

— Рад видеть, Катя, — с широченной улыбкой сказал он, выступая навстречу. — Дело с жалованьем Дарьи Васильевны, надеюсь, разрешилось благополучно?

— Твоими молитвами, Саша, — ровным голосом сказала та. — Найдётся пара минут на поговорить?

— К полудню все дела закончу, — кивнул тот. — Где я смогу тебя найти?

— Буду на плацу занятия с новенькими проводить. Приходи, посмотришь. Потом и побеседуем, есть о чём.

Занятия к полудню уже завершались, но даже под конец было на что поглядеть. Новым егерям преподали урок, как оружием может стать совершенно любой предмет, от чернильницы до ведра. Судя по озадаченной физиономии Данилыча, это ему как раз не очень понравилось. Видимо, представил, каково это — когда тебя могут прибить обычной ложкой. Но разговор откладывать не стал. Едва Катя объявила о завершении занятия, как он тут же нарисовался поблизости.

— Ежели желаешь поговорить, то нам бы посидеть где-нибудь в заведении, — сказал он. — Знаю тут одно неподалёку, на Никольской.

— Думаешь, разговор будет настолько долгим? — спросила Катя, собирая «наглядные пособия» в ведро.

— Полагаю, нам обоюдно есть что обсудить.

— Ксюша, прибери тут всё, — крикнула госпожа сержант. Девочка, с интересом наблюдавшая за занятиями, подбежала, приняла ведро и принялась собирать оставшиеся предметы.

«Заведение» было из приличных, здесь собирались не испитые забулдыги, а уважаемая публика. Ученики Славяно-греко-латинской школы — да, ещё не академии — проедавшие здесь свои медяки, быстренько поглощали нехитрый обед и убегали. Учебный процесс отнимал очень много времени. Заходили пообедать и преподаватели, располагаясь за столами уже на более долгий срок. Купцы средней руки, ремесленники, монахи, попы, дьяки из приказов. А вот у служивого люда популярностью это заведение не пользовалось, хотя господа офицеры порой захаживали. Иногда появлялись здесь и «немезидовцы» — чисто, тихо, тепло, можно недорого перекусить. Потому очень немногие из присутствующих обернулись на щеголеватого преображенца и молодого, но рослого «пятнистого», которые сразу заняли место за столом в углу, подальше от входа. Разве только слуга подскочил, принял заказ и умчался на кухню.

— Догадываюсь, что ты нашептал там, у полковника, — начала разговор Катя. — Всего один вопрос: зачем?

— Избавил господина полковника от государевой дубинки, — негромко ответил Данилыч. — А с лекаришками я уже сам …поговорил. Это ж надо было такое удумать… Ладно бы свои спины подставили, так нет — чужую.

— Я знала, что среди медиков интриги бывают почище, чем при дворе. Могут и со свету сжить. Но чтобы вот так… Это полный идиотизм, всё равно бы выплыло. Каким местом они думали?

— Того не ведаю, — заулыбался Алексашка, сняв шляпу и привольно развалясь на лавочке. — Однако ж всё к лучшему обернулось.

— Да? Спроси у Дарьи, довольна ли она подобной славой. Шипит на всех, как кошка, уже не рада, что скандал за те деньги затеяла. Мол, перебилась бы как-нибудь. Ладно — те интриганы хреновы удружили, там мозги давно атрофировались, одна хитрозадость осталась. Но ты каким местом думал, когда языком чесал?

— А здесь, Катя, уже я должен тебе вопросы задавать, — Меньшиков подался вперёд. На несколько мгновений сквозь его добродушную гримасу проступило истинное лицо — умного, жесткого и беспощадного человека. — Пётр Алексеевич мне про вас ни слова не сказал сверх того, что знают прочие. Так у меня своя голова на плечах есть, кое-что приметил. А сего дня совершенно убедился, что с вами дело нечисто. Здесь любая девка была бы рада, если б все знали, что государь ей знаки внимания оказывал, а твоя сестрица, говоришь, шипит?

Слуга принёс поднос с заказом, расставил на столе и ушёл. При нём, естественно, не разговаривали, и паузу Катя потратила на то, чтобы успокоиться. Разговор и так сложный, зачем ещё нервы трепать?

— То есть ты её подставил, чтобы подтвердились твои предположения, и эта наша беседа состоялась, — сказала она, отрезая себе кусочек аппетитно прожаренного окорока. — Продолжай.

— Я много чего за вами приметил, — Меньшиков не стал долго тянуть с ответом. — Знаете то, чего знать не должны. Умеете то, чего никто не умеет. Платье ваше, оружие… Даже язык, и тот иной. Русский, но всё едино не такой. И мыслите вы инако… Поначалу думал, что вы долго в Европе жили да понабрались там у немцев. Так нет, и немцы того не знают, что вам ведомо.

— Твой вывод? — Катя, деликатно наколов кусочек мяса на двузубую медную вилочку — да, приличным посетителям в этом заведении к столу подавали и новомодные вилки! — отправила его в рот.

— Ну, ежели вы не из преисподней явились, то по всему выходит — потомки наши. Лет сто или более вперёд.

— Бери больше, Саша: три сотни лет с хвостиком, — невозмутимо кивнула Катя, меланхолично прожевав свой кусочек и отрезая ещё. — Долго же ты соображал. Я думала, скорее догадаешься.

— Не хотел ошибиться. Коль Господь попустит, то всякое может быть.

— И что теперь?

— Да ничего, я вижу, вы у нас прижились, — не без доли уважения сказал Данилыч. — Живите и далее, сколько Господь даст. Вернуться ведь не можете, верно?

— Могли бы — вернулись бы сразу. У нас там дел было по горло. Ладно, Саша, не ходи вокруг да около. Спрашивай. На что смогу, на то отвечу.

Меньшиков на всякий случай огляделся — нет ли поблизости чрезмерно любопытных посетителей. Какой-то белобрысый школяр уплетал похлёбку, закусывая хлебушком, степенный приказчик сосредоточенно обгладывал рёбрышко, низенький полноватый дьячок что-то пил — отсюда было не разобрать, что именно. Всё, больше посетителей не видно. Хозяин и слуги как будто не интересуются разговорами в зале. Вроде лишних ушей нет.