Отложенный эффект - Кальк Салма - Страница 13

– Думаешь, твоего отца нужно кому-то показывать? Как по мне, он великолепен сам по себе в любом агрегатном состоянии, – фыркнула Марион.

Генерала Саважа она весьма уважала.

– Ты ж, наверное, видела, как он ходит?

– Как может, – если у тебя нет куска стопы, ты будешь ходить именно что как сможешь. – Но порекомендовать ему Клодетт могу.

– Вот и славно. И что, ты думаешь вернуться на службу или заниматься наукой?

– Я думаю обо всём. Диссертация готова наполовину, осенью мне обещали группу студентов на практику. А возвращение на службу зависит от итогового вердикта врачей.

– Это же замечательно.

– Почему? – глянула она на него.

– Будем часто видеться, – он улыбался совершенно без какой-либо задней мысли. – Марион, если ты сомневалась в себе, так не сомневайся больше. Ты права, ты взялась за такую тему, в которой никто не разберётся лучше тебя, а если кто-то ещё попробует что-то тебе сказать – шли ко мне, я поговорю. И про моменты описания поговорим ещё обязательно. Но, может быть, не сейчас?

– А что сейчас? – глянула она из-под ресниц.

– А сейчас ты и я, и ничего больше.

Ах ты ж, ты и я, значит, и ничего больше. Хорошо, сам напросился.

Марион решительно взялась за цепь на его шее.

– Я правильно догадалась о значении этого предмета?

У некромантов всё не как у людей – и сила-то их ни с чьей больше не стыкуется, и вообще слабо поддаётся контролю, поэтому они с момента пробуждения этой самой силы носят амулеты. Чтобы люди рядом от страха в обморок не падали. Но Марион доводилось слышать болтовню о том, что некромант без амулета в любви совсем не то, что с амулетом. И что это, гм, блюдо подходит весьма не всем, но если вдруг почему-то подходит, то не сравнишь ни с чем. Рассказывала коллега, так и сказала: не сравнить, там был-то всего-навсего один юношеский случайный случай, а помнится до сих пор, хоть уже и четверть века прошло.

И раз уж Марион выдали свыше некроманта – кто она будет, если не попробует?

Его ладонь мгновенно легла поверх её пальцев.

– Ты уверена? Если тебя недавно вылечили от тяжёлой болезни, это может быть опасно.

– Я не боюсь опасностей. Но никогда не пробовала, зато слышала, что некромант без амулета – это что-то любопытное. Вдруг у меня единственный шанс узнать? Сам понимаешь, некроманты редки.

Он на мгновение нахмурился, а потом улыбнулся.

– Хорошо, звёздочка моя Марион. Но если вдруг что-то пойдёт не так – ты сама наденешь его обратно, договорились? – с развёрнутой ладони изящно слетело серебристое щупальце и дотронулось до её щеки.

Мягко, осторожно и немного щекотно.

– Договорились, – кивнула она и сняла с него крест, ещё и из волос не сразу выпутала.

Сила плеснулась наружу мгновенно – почти как ночью, когда стояли спиной к спине. Только сейчас она выглядела не убивающей наповал, а… скорее наоборот. Щупальца, бывшие мертвенно-серыми, будто поглощавшими свет и цвет, сейчас задорно серебрились в лучах солнца.

И Марион улыбнулась харизматичному некроманту и потянулась в этот невероятный серебристый клубок, нити из которого дотягивались везде, особенно там, где не хватало рук.

Кажется, где-то снаружи существовала какая-то жизнь, кто-то приходил и уходил, но им было хорошо вместе – просто вместе и просто хорошо. Может быть, она уже подходила к смертельной черте так близко, что ей не страшно? Потому что страшно не было, было вдохновляюще.

Спасибо тебе, красавчик-некромант. Могла бы и не узнать никогда… а вон оно как, оказывается.

Саваж проснулся от непонятного звука. Звук вторгся в сон и не исчезал, и его никак нельзя было идентифицировать. Пришлось открыть глаза и прислушаться.

И тут же забыть про все звуки мира! Потому что у него на груди спала Марион, и оба они были окружены плотным коконом его силы – не вдруг проломишь, и звук тоже не вдруг проникнет. Когда этот факт дошёл до Саважа, он осторожно втянул в себя всё, что навыпускал наружу, огляделся, нашёл свой амулет возле подушки, надел, и только потом прислушался ещё раз.

В дверь поскреблись – осторожно и деликатно. Интересно, сколько времени?

Часы лежали на тумбочке и сообщили, что сейчас половина десятого. Чёрт, он же обещал быть в парламентской комиссии в десять двадцать! И между прочим, по вопросу Кусачки, ему самому до парламента было, как до Другого Света.

– Скорпион, а Скорпион… – донеслось от двери.

Ну да, Кусачка, он самый. Саваж вздохнул и попытался осторожно переложить Марион на подушку – пусть спит. Не вышло.

– М-м-м? – спросила она, просыпаясь.

– Угу, – ответил он столь же вразумительно. – Мне пора вставать, звёздочка моя Марион.

– А сколько времени? – она мгновенно стряхнула остатки сна и села на постели.

– Девять тридцать, – сообщил он.

– Что-о-о? Мне тоже пора, – она подскочила с кровати, как ошпаренная, подхватила валявшийся на полу махровый халат и ускакала в ванную, пока он соображал, что вообще происходит.

Что поделать, он с утра тугодум.

И ещё хорошо бы Кусачка догадался убраться с её дороги.

Что ж, догадался. Когда Саваж выбрался из спальни, никакого Кусачки на пороге и близко не было, его пришлось найти.

– Что случилось?

– Ну как, ты же говорил, что с утра пойдёшь к кому-то там что-то выяснять, – сказал тот.

– Так и пойду, – согласился Саваж. – Свари арро, что ли. Быстро.

– Быстро не умею, – начал было канючить Кусачка, но направленный взгляд тотчас послал его по адресу в сторону кухни.

Тем временем из ванной показалась Марион – совершенно одетая и до отвращения бодрая.

– Спасибо, – просто сказала она и добавила: – Увидимся.

Мгновенно зашнуровала свои ботинки, подхватила рюкзак… и была такова. Чёрт побери, он даже не поцеловал её на прощание! Ну как так-то?

Саваж бы так и стоял столбом ещё долго, но из кухни появился Кусачка.

– Скажи, это правда была Безжалостная Блуа? Или мне примерещилось?

– Что? Безжалостная? – не понял Саваж. – Почему?

– Ну, или Бескомпромиссная. Потому что. Не влезай, убьёт.

– Вы служили вместе?

– Ну да, немного. Потом я ушёл в отставку, она осталась. Но говорили, ей крепко прилетело, едва не отдала богу душу. Правда, спасла десятерых только там, и ещё сколько-то – в других местах. Ещё она всегда следила, чтобы новеньких не гнобили, тех, кто ещё мало умеет, и если видела что-то подобное – тут же так прикладывала, что возражений не оставалось. И она хренова перфекционистка – если где что неправильно, не слезет, пока не станет правильно. Ну там – положение рук во время атаки, чистая форма, ещё хрен знает что. И если есть живой враг – то он от неё не уйдёт.

– Ты пока ничего плохого о ней не сказал, – покачал головой Саваж. – И что? Что у вас с ней?

– Ничего, – покачал головой Кусачка. – И ни у кого здравомыслящего ничего с ней не было.

– Это ты, что ли, здравомыслящий? – фыркнул Саваж, даже смешно стало. – Она будет преподавать у боевиков с сентября.

– Ну, самое место, – проворчал Кусачка. – Арро-то ещё надо?

– Уже только мне. И то после душа, – пробормотал Саваж и пошёл в этот самый душ.

А под душем подумал, что всегда хотел именно этого – чтобы дама утром мгновенно собралась и ещё раньше него исчезла. Не ждала, что её накормят завтраком или вызовут ей такси, или, хуже того, что он сам отвезёт её, куда ей там надо.

Только вот… почему-то сегодня система дала сбой, и сбывшееся не порадовало. Марион хотелось задержать, напоить арро, да хотя бы просто поцеловать на прощание, ещё раз ощутить ладонью стриженый затылок, обхватить маленькую фигурку…

А вместо этого придётся одеваться и отправляться, потому что обещал, и потому что своих не бросают. И думать весь день о том, что мог бы хотя бы спросить – когда там она снова приедет, вдруг раньше сентября? Думать, прячась за маской равнодушия ко всем земным делам, пока ему рассказывали о тех, кто был ему нужен. Думать до тех пор, пока не услышал от сослуживца, который сейчас работал на одну из парламентских фракций: