Отбор для дракона (СИ) - Шнейдер Наталья "Емелюшка" - Страница 32

– Спуск обустроен удобно, но, конечно, я помогу. – Робин подал мне руку. – Пойдемте.

То, что он назвал тропой, на самом деле оказалось лестницей. Длинной-длинной лестницей, деревянные ступени, врытые в склон, торопились вниз одна за другой. Хотя они явно были рассчитаны на мужской шаг, мне тоже оказалось легко идти, пришлось лишь ступать чуть шире. За лестницей тщательно ухаживали – потемневшие доски казались крепкими, время от времени попадались совсем свежие, более светлые.

– От лесного домика хозяина этих мест до беседки, где мы были, десять тысяч ступеней, – сказал Робин. – Правда, сам я не считал, так он утверждает. Раз в месяц он приходит и поднимается по ним. Он называет это тренировкой смирения. – Он задумчиво добавил: – Десять тысяч шагов в гору и вид, который неспособен сотворить ни один смертный. Надо будет попробовать, когда понадобится лекарство от гордыни.

– Разве тот, кому нужно подобное лекарство, поймет, что оно необходимо?

– По счастью, мне есть кому напомнить, – хмыкнул он. Остановился, предупреждающе подняв руку.

Я послушно замерла. От дерева отделился человек в пятнистых зеленых одеждах – не дай он о себе знать, я бы его и не заметила. Спросил что-то на незнакомом мне языке. Резкий гортанный выговор удивительно подходил к смуглому лицу с острыми чертами. Робин ответил что-то на том же языке, достал из сумки, висевшей у него на поясе, покрытую причудливой резьбой бляху, протянул незнакомцу.

– Егерь, – пояснил он мне. – Спрашивает, кто мы и по какому праву тут находимся.

Человек повел ладонью над бляхой, колыхнулась магия. Узор засветился радужными переливами, изменился, сплетаясь, как мне показалось, в буквы, и снова погас. Егерь с поклоном вернул бляху Робину. Снова что-то сказал.

– Он проводит нас. Говорит, самка снежного барса спустилась с гор и окотилась. Он не хотел бы, чтобы пострадали гости его господина. Или чтобы пострадало редкое животное.

Я крепче сжала ладонь Робина. Любопытство боролось со страхом – о снежных барсах я слышала лишь, что они крайне редки, и я не отказалась бы увидеть еще одно чудо. С другой стороны, мне не хотелось бы, чтобы мужчины сцепились со зверем. Может, это и романтично – увидеть, что кавалер в самом деле способен тебя защитить, – но и страшно. Я передернула плечами, припомнив другой лес.

– Не бойтесь, – сказал Робин. – Не знаю, что согнало эту самку с вершин, но на трех человек она не нападет.

– Я не боюсь. Просто вспомнила, как кабаниха помчалась вам в спину. – Я снова поежилась. – У меня чуть сердце не остановилось от страха.

Робин улыбнулся, легонько сжав мою ладонь, и я смутилась. Наверное, мне следовало быть посдержанней. В конце концов, все ведь закончилось хорошо.

Ступенька за ступенькой мы одолели спуск куда быстрее, чем думалось поначалу. Широкая тропа вывела нас на край леса, дальше вдоль него шла дорога, а еще одна сворачивала к городу, до которого оставалось не больше четверти лиги.

Егерь откланялся и исчез среди деревьев.

– Отдохнете? – спросил Робин. – Или пойдем дальше?

Ветер донес из города музыку.

– Пойдем, – сказала я.

– Тогда возьмите это. – Он вытащил из сумки два шелковых платка.

– Зачем?

– С вашей кожей и волосами вы обгорите на местном солнце уже через четверть часа. Конечно, ожог можно вылечить, но куда проще его не допустить.

Солнце и в самом деле стояло высоко над головой и палило нещадно. Робин помог мне завязать один платок на лице, второй на голове так, что остались видны только глаза.

– Разве так я не привлеку лишнего внимания? Или местные женщины прячут лица? Я читала…

– Здесь нет такого обычая. Но на нас в любом случае будут глазеть – мы выглядим как чужестранцы и одеты как чужестранцы. Сделаете вид, что у нас так принято, только и всего.

Интересно, он в самом деле хочет защитить меня от солнца – или спрятать от любопытных взглядов? Даже если и так: я и сама не любила лишнего внимания, поэтому все к лучшему. Робин протянул мне руку, помогая подняться, и мы двинулись по дороге. Наверное, следовало выпустить его ладонь – ведь больше не было необходимости меня поддерживать. Но я просто не смогла заставить себя разжать пальцы и отстраниться.

Чем ближе мы подходили к городу, тем громче становились музыка, пение и смех.

– Праздник может показаться вам странным, – сказал Робин, когда белые домики оказались совсем рядом. – Люди чтут богиню, которая спасла от верной гибели юношу. Она накрыла его разноцветным платком, и зло прошло мимо. Теперь каждый год в начале лета люди бросают друг в друга разноцветную краску, чтобы зло весь год проходило мимо. Или обливаются подкрашенной водой. Если вы не хотите участвовать в этом безобразии, я накину на нас щит, проведу в одну таверну, с крыши которой открывается прекрасный вид на море, горы и город, и мы просто посмотрим сверху на происходящее. Или можем подурачиться вместе со всеми. – Он кивнул, указывая на прилавок под натянутым полотном.

На прилавке выстроились глиняные крынки, на боках их виднелись разноцветные пятна.

– На праздник начала лета в этот город съезжаются и чужестранцы, и богатые люди с гор, – пояснил Робин. – Это как раз для таких, кто не сделал или не привез свои краски. Осторожней! – Он отдернул меня в сторону.

Там, где мы только что стояли, на светлой глине улицы расплылось ярко-алое пятно. Откуда-то сверху донесся смех. Я посмотрела туда – два мальчишки лет тринадцати потрясали пустым горшком и хохотали во всю глотку. Я сотворила водяной шар. Он обрушился на них, намочив с ног до головы, но парни лишь расхохотались еще пуще.

– Так вот почему вы просили одеться попроще! – догадалась я. Огляделась: где-то впереди над домами взмыло разноцветное облако. – Нет уж, гулять – так гулять!

Робин выложил на прилавок несколько медных монет, продавец подвинул ему два горшочка. Что-то сказал, сверкнув белоснежными на фоне смуглой кожи зубами.

Снова улыбнулся – теперь уже мне – и разразился пространной речью.

Робин протянул мне горшочек, повлек прочь чуть быстрее, чем я поспевала за ним. Словно вдруг разозлился.

– Что он сказал? – полюбопытствовала я. – Он обидел вас?

– Нет. – Ответ прозвучал резко, и, поняв это, Робин сжал мою ладонь, точно извиняясь. – Он сказал: моя женщина словно создана из соли и сахара. А вам он сказал, будто я правильно делаю, пряча ваше лицо. Ведь такую красавицу слишком многие пожелают себе.

«Его женщина». Странно, но мне не хотелось возмущаться.

– Но он же не видел моего лица.

– Он видел ваши глаза и руки.

Я глянула на свою ладонь, все еще лежавшую в руке Робина. Даже на фоне его кожи моя казалась такой белой, словно никогда не видела солнца, при том что герцог вовсе не был смуглым.

– Что ж, тогда я благодарна вам за эти платки. – Я коснулась лица. – Не слишком привычно, но я бы не хотела, чтобы меня разглядывали, точно бородатую женщину на ярмарке. И тем более чтобы кто-то пожелал… – Я смутилась.

– Пусть только посмеют, – рыкнул он.

Наверное, Робин хотел добавить что-то еще, но тут пение стало громче, и из-за угла на нас вывернула группа парней и девушек. Их и без того яркую одежду покрывали разноцветные пятна, да и лица и волосы не остались чистыми.

Невысокая девушка, чьи пышные округлости контрастировали с неправдоподобно тонкой талией, рассмеявшись, шагнула к нам и провела ладонью по щеке Робина, оставляя синюю полосу. Что-то сказала.

Прежде чем успела осознать, что делаю, я сжала в руке ком краски и запустила в нахалку – удумала гладить незнакомых мужчин! Девушка не стала уворачиваться, лишь стряхнула с бровей розовый порошок. Снова мелодично рассмеялась, сверкнув зубами, двинулась дальше, и, глядя, как колышутся ее бедра, я едва удержалась, чтобы не надеть горшок с краской ей на голову.

Да что это со мной?!

– А у вас неплохо получается, – рассмеялся Робин. – Я-то думал, вы застесняетесь.

Мне очень хотелось спросить, что нахалка ему сказала, но тогда моя глупая ревность станет слишком очевидной. Я вытащила из рукава носовой платок.