Отбор для дракона (СИ) - Шнейдер Наталья "Емелюшка" - Страница 1

Многоголосый девичий смех заставил меня вздрогнуть. Выругавшись про себя, я опустила на колени раскрытый учебник.

Да чтоб вас всех! Специально сбежала в сад из дамских покоев, нашла беседку поуединенней, чтобы спокойно позаниматься, – и тут никакого спасу нет! Мало мне, что за неявку на экзамен сразу поставят «неудовлетворительно», значит, придется идти на пересдачу, и отношение будет соответствующим. Так еще и стая… в смысле свора… то есть сонм блистательных дам везде достанет.

Рядом плеснуло, будто кто-то наколдовал водный шар в паре ярдов над землей, и звонкий женский голос добавил:

– Иди остынь, герой-любовник, не для тебя в этом саду розы растут!

Снова смех. Я мимолетно посочувствовала неведомому «герою-любовнику» – эта «роза» явно не для него. Голос я узнала. Герцогиня Абето – главная претендентка на руку императора… Тьфу ты! В смысле, в конце концов император, скорее всего, попросит ее руки, остальные, и я в том числе, тут так, для декорации.

И все же сама идея отбора – дурь редкостная! Это мужчины должны соперничать за внимание дамы, не говоря уж о ее руке и сердце, а не дамы – пихаться локтями ради внимания мужчины, пусть он даже трижды император и дракон. Жаль, что мне пришлось участвовать в этой дури. Мысленно выругавшись, я попыталась снова переключить внимание на учебник.

Не тут-то было. Скрипнули ступени, в беседку ввалился мужчина. Кажется, это и был несостоявшийся «герой-любовник» – мокрые темные волосы прилипли к плечам, мокрые штаны, в руках ком мокрой ткани – наверное, камзол и рубаха. Я снова уткнулась в учебник, щеки обожгло жаром: облепивший нижнюю часть тела шелк вовсе ничего не скрывал, даже то, о чем девица в теории не должна иметь представления. Впрочем, там и без того было на что посмотреть: широкие плечи, узкая талия, четко очерченные мышцы, играющие под кожей при каждом движении.

На лице мужчины изумление боролось с весельем, наконец веселье победило, и он расхохотался – открыто и ничуть не зло, словно выходка герцогини вовсе его не задела, лишь позабавила. Отсмеявшись, он заметил меня.

– О, прошу прощения, милая барышня, я не думал, что тут кто-то есть.

Глубокий баритон словно осязаемо коснулся кожи, заставив мои щеки запылать еще сильнее. Хорошо что вокруг густые заросли и в беседке полумрак. Мне пришлось сглотнуть, чтобы быть уверенной, что голос прозвучит ровно:

– Ничего страшного.

– Я помешал вашим занятиям.

– Я как раз собиралась уходить.

– Лучше уйду я. Еще раз простите, я не хотел вас смущать.

Я фыркнула. Смутить? Будущего целителя? Такой малостью, как полуголый мужчина?

– Нет-нет, вам надо высушить одежду, а то этот весенний ветерок крайне коварен.

Я прикрыла учебник, заложив страницу пальцами. На самом деле мне совсем не хотелось уходить – и вовсе не из-за жгучего взгляда красавца, от которого мурашки пробегали по коже. Просто я с таким трудом нашла эту беседку в дворцовом саду, заполненном дамами, и перспектива возвращаться в покои слушать щебет соседок меня вовсе не радовала.

Нет, я ничего не имела против обсуждения последних модных веяний или оттенков румян: я не собираюсь в монашки, в конце концов, и мне нравится чувствовать себя симпатичной. Но не когда мне надо учить, пропади оно все пропадом, бросать университет из-за отбора я вовсе не собиралась.

Красавец, кажется, тоже уходить не хотел – и тоже наверняка не из-за моих прекрасных глаз. Просто тащиться по дворцовому саду, опять же заполненному дамами, изображая мокрую курицу, – так себе удовольствие.

– Давайте не будем друг другу мешать, – предложила я. – Сойдемся на том, что я отвернусь и продолжу читать, а вы спокойно высушите одежду и удалитесь.

На его лице промелькнуло изумление. В следующий момент я и сама поняла, что мое предложение может быть расценено как бесстыдное, но прежде, чем я успела извиниться и подхватиться со скамейки, мужчина улыбнулся. Открыто и немного растерянно, и от этой улыбки у меня сердце ухнуло в низ живота и не сразу вернулось обратно, а когда вернулось, заколотилось как ненормальное.

– Признаться, вы меня очень обяжете. – Он снова улыбнулся. – Не хотелось бы попасться кому-нибудь на глаза в таком виде.

Я против воли расплылась в ответной улыбке, прежде чем сообразила, что, получается, меня в число «кого-нибудь» этот красавец не включает.

Вздернув подбородок, я развернулась, подобрала под себя ноги, одернув юбки. Опять раскрыла учебник. Глаза заскользили по строчкам, но буквы отказывались складываться в слова. Настроение испортилось окончательно.

Нет, упаси всеблагие боги, мне вовсе не нужно было внимание этого, что уж там, совершенно прекрасного мужчины. Доучиться надо, а учеба почти не оставляет времени на личную жизнь. И отбор, будь он неладен – ведь все мы вроде как потенциальные невесты его императорского величества. Признаться, я не помнила, что там говорят правила насчет флирта с посторонними мужчинами, но едва ли его величество потерпит соперников. Так что и засматриваться нечего. Но почему-то стало очень обидно.

Я ведь и в самом деле была здесь никем. Баронесса из древнего, но ныне совсем захудалого рода, который и вовсе исчезнет, едва я выйду замуж. Среди блистательных дам, соперничающих не только красотой, но и богатством, и знатностью, я лишь статистка, фон для того, чтобы они заблистали еще ярче.

Казалось бы, чего злиться? Мне ведь не нужны их богатства, да и император не нужен, на отбор я приехала лишь для того, чтобы укрыться от жениха. И от зависти раньше я никогда не страдала, привыкнув к жизни скромной, но достойной. А вот поди ж ты…

За спиной какое-то время было тихо, потом дохнуло жаром, зашуршала ткань.

– Я обидел вас, – вдруг сказал мужчина, и на плечо мне легла теплая рука, от прикосновения по спине побежали мурашки. – И не понимаю чем.

– Вы вовсе меня не обидели, – ровным голосом произнесла я.

Развернулась, чтобы встать и все-таки уйти – какое уж тут ученье! – и застыла, когда взгляд уперся в поджарый живот, скользнул по дорожке волос вниз к поясу штанов, к счастью уже высушенных.

– Что случилось? – Красавец склонился надо мной, заглядывая в лицо. – О чем вы задумались?

Я сглотнула. Облизнула губы, их словно кололи десятки невидимых иголочек, и выпалила ровно то, что я пыталась заучить только что. Не говорить же о том, что на самом деле закрутилось в голове.

– Прямая мышца живота начинается от хрящей пятого – седьмого ребер и мечевидного отростка грудины…

Мужчина изумленно выдохнул, отшатываясь, а я закончила:

– И прикрепляется к лобковой кости между лобковым бугорком и симфизом.

В следующий миг до меня дошло, что я такое брякнула. Я подскочила, выронив учебник, бросилась бежать – ровно для того, чтобы всем телом впечататься в незнакомца. Сильные руки сомкнулись вокруг меня, я пискнула и замерла, прижавшись щекой к мужской груди. Он тоже замер, и только сердце, отчаянно стучавшее, выдавало, что не с прекрасной статуей я сейчас обнимаюсь.

Охнув, я отшатнулась. В тот же миг и он разжал объятья, отступая. Я подхватила упавший учебник и понеслась прочь.

Далеко убежать мне не удалось – стянувший талию корсет мешал дышать, пришлось остановиться, чтобы не грохнуться в обморок. Убийственная мода, в прямом смысле убийственная. Впрочем, лет пятнадцать назад было хуже – тогда в моду вошли тончайшие муслиновые платья, которые зимой и летом носили поверх таких же полупрозрачных сорочек, с шелковыми туфельками на кожаной подошве. Простыв после бала, от «муслиновой болезни» умерла моя мама – и в нашей с отцом жизни все пошло кувырком.

Я тряхнула головой, в который раз отгоняя сожаления. Мертвых не вернуть, и отец мой давно не тот веселый и заботливый папа, которого я помнила, иначе не оказалась бы здесь. Но что толку сожалеть о том, что невозможно изменить? Надо думать, как жить дальше, а с этим у меня пока тоже не слишком складывалось.