Тмутараканский лекарь (СИ) - Роговой Алексей - Страница 20

«Господи, я вроде все делаю правильно — грудная клетка приподнимается при вдохе, компрессии делаю, как в универе учили. Почему же она не оживает? Неужели мне не удастся ее спасти? Нет, я должен, я смогу! Помоги мне, Господи!»

После безуспешного повторения четырех циклов вентиляций и компрессий даже Костук подошел к Сергею и сказал, еле скрывая раздражение:

— Хватит пытаться изменить судьбу, Сергий! Видимо сегодня Тенгри-хан не на нашей стороне…

Матвеев уже тоже был готов опустить руки, но решил напоследок попробовать еще раз. После пятого цикла все осталось по-прежнему. Сергей с поникшей головой отвернулся от тела утопленницы и тупо уставился перед собой.

Однако спустя всего пару мгновений за его спиной послышался резкий глубокий вдох и кашель. Не веря своему счастью, Матвеев повернулся и увидел, что спасенная им половчанка села, растерянно смотря по сторонам и выплевывая остатки воды. Парень улыбнулся ей и ласково сказал: «С возвращением в наш мир, красавица!»

— Благодари Тенгри-хана и этого монаха, Бике-хатун! Сегодня у тебя второй день рождения! — радостно произнес стоявший рядом Костук, а потом повернулся к стоявшим в оцепенении родичам и громко крикнул: — Возрадуйтесь, братья, дочь хана Тарха спасена!

Ответом ему был возбужденный рев половецких голосов:

— Живи вечно, Бике-хатун!

— Не зря мы этого монаха с собой из леса забрали! Но откуда нам было знать, что он не только петь умеет?!

— Да что вы вообще знаете о нашем Сельгие? Это мы с ним вместе работаем, — наперебой кричали подошедшие Куркутэ и Була.

— Как Вы себя чувствуете, хатун? — не обращая на них внимания, спросил Матвеев. — Меня зовут Сергей, и я очень рад Вашему пробуждению.

Девушка уже пришла в себя, и ее выразительные черные глаза лучились искренней благодарностью.

— Мое имя — Бике. Я уже давно видела тебя и слышала твои песни, и теперь рада нашей встрече, пусть даже и при таких обстоятельствах. Благодарю за мое спасение! Отныне я — твоя должница!

Пока она еще говорила, Ченегрепа, несмотря на возраст, с кошачьим проворством подошел к Бике, снял со своих плечей плащ и накрыл девушку. Слуги повели ее к костру, а гребца, по вине которого перевернулась лодка, и который первым доплыл до девушки и притащил ее на берег, с заломленными за спиной руками повели прочь. Все разошлись к кострам, и уже спустя несколько минут к небу вознеслись десятки кубков, кружек и рогов, наполненных вином и отмечавшим чудесное спасение Бике.

На следующее утро после этого несчастного случая должна была состояться казнь Кытана — половца, из-за которого и перевернулась лодка с ханской дочерью. Однако, Бике простила его и уговорила Ченегрепу ограничиться лишь плетью. Такое наказание было не впервой для кочевника, и он искренне благодарил великодушную хатун. Ослабленного после порки Кытана поддерживал под плечи его брат Ильдей. Они были похожи друг на друга: оба смуглые и черноволосые, только Ильдей был более коренастый и широкоплечий, а Кытан — повыше и половче.

— Благодарим тебя от всего сердца, славная Бике-хатун, за то, что простила и даровала жизнь моему брату! Мы теперь вечно в долгу перед тобой и готовы выполнить любой твой приказ, — говорил, слегка заикаясь от робости, младший Ильдей.

— Клянусь вечным небом, я больше никогда не допущу такой оплошности. Мы с братом всегда будем защищать твою жизнь, великая хатун. Моя спасенная жизнь принадлежит тебе, — вторил ему старший Кытан.

— В Шарукани мне не угрожает опасность. Сомневаюсь, что в ближайшее время я снова захочу поплавать на лодке, — при этом Бике пристально посмотрела на Кытана, и горе-гребец съежился под ее взглядом. — Но я знаю, что вы славные воины, и если мне что-нибудь понадобится, то тогда я смогу на вас обоих рассчитывать, не так ли? — спросила Бике.

— Проси, что хочешь, хатун! Выполним любое твое желание! — хором закричали братья.

— Пока отдыхайте! А дальше видно будет… И не попадайтесь на глаза Ченегрепе, а то он еще не совсем успокоился и может добавить плетей обоим, — посоветовала им ханская дочь.

После этого разговора Бике в сопровождении служанок и двух охранников отправилась на поиски своего спасителя. Она застала Матвеева, Куркутэ и Булу за копанием колодца. Почувствовав на своей спине чужой взгляд, Сергей повернул голову и слегка улыбнулся, увидев смотрящую на него половецкую красавицу.

— Оставь на время свою работу, монах! Не помню, как твое имя? Я пришла поблагодарить тебя за мое спасение, — сказала Бике, глядя парню в глаза.

Сергей вылез из выкопанной ими ямы, а Куркутэ и Була заухмылялись, глазея на них, но, услышав резкий окрик охранника, быстро вернулись к работе.

— Хочу, чтобы ты пел для меня и моих подруг сегодня вечером у нас в Шарукани. Нам скучно, а ты бы мог разнообразить наш досуг. За это тебя досыта накормят, и ты сам от работы отдохнешь. И, кроме того, я придумала для тебя награду — хватит уже грязной работой заниматься. Я поговорила с Ченегрепой, и он не стал мне отказывать в моей просьбе — на время отсутствия большинства шаманов Орды ты станешь помощником старого оставшегося шамана. Он уже почти слепой, а ты будешь его глазами и руками. Он будет ждать тебя в своей юрте завтра утром.

Сергей поблагодарил Бике за такой щедрый подарок и пообещал вечером прийти петь для ее гостей. Он обратил внимание на то, с каким интересом смотрела на него ханская дочь, и недоумевал, связано это только лишь с тем, что ей необычно общаться с русичем, или этот интерес может означать нечто большее.

Когда Бике ушла, Матвеев спрыгнул в яму и принялся за работу с удвоенной энергией. Он теперь ждал наступления вечера, как солдат — демобилизации, ведь это могло принести ему одновременно освобождение от ежедневной тяжелой работы и возможность побывать в половецком городе.

— Повезло тебе, русич, а мы здесь до скончания века гнить будем, — бурчал Куркутэ и с ожесточением долбил лопатой землю.

— Не забудь сказать хатун, что мы твои друзья и во всем тебе помогали. Может, и шаману вместе послужим, — заискивающе улыбаясь, шептал Була.

— Чем смогу, помогу, — ответил Сергей, а про себя подумал: «На фига вы мне нужны, ушлёпки бесполезные? Тут каждый сам за себя, а навязываться со своей просьбой к дочери Тарха или к незнакомому мне шаману как-то неохота…»

Ближе к вечеру за Матвеевым пришла служанка от Бике и повела его в Шарукань. Впервые Сереге выпала возможность увидеть вблизи стены городка. Они представляли собой обтесанные дубовые и сосновые бревна, достигавшие в высоту около четырех метров и плотно подогнанные одно к другому. В то время это было неплохое и довольно прочное ограждение, но до наших дней ему по понятным причинам дожить не довелось. Шарукани еще было очень далеко даже до маленького городка в нашем понимании, но все же он был гораздо больше Сакзева становища. Когда они прошли за частокол, Сергей начал с любопытством вертеть головой по сторонам. Ему все было в диковинку в половецком городке. Покосившись на идущих сзади охранников, он тихо попросил служанку:

— Девица-красавица, расскажи мне немного о вашем городе.

— А что рассказывать, ты и сам все видишь, — немного смутившись, ответила девушка. — Вон, вдалеке — большая юрта хана Шарукана, там сейчас живут его жены и дети. А рядом стоят юрта нашего хана Тарха, куда мы сейчас идем, и двух других ханов. Пока мы все здесь живем, а когда наши ханы вернутся с победой, мы отправимся обратно в свои кочевья и юрты с собой заберем.

Но больше, чем ханские разноцветные юрты Серегу заинтересовали глинобитные хижины — первые стационарные дома, увиденные им в этом мире. Рядом с некоторыми домами располагались хозяйственные строения, похожие на мастерские. Догадку Матвеева подтвердила служанка — это действительно были кузницы, где аланские мастера ковали оружие для орды; и мастерские скульпторов, изготавливавших знаменитых «половецких баб», являвшихся по сути надгробными памятниками. Как узнал Сергей, качество работы мастера зависело от платежеспособности заказчика — бедные кочевники заказывали для своих усопших простые деревянные недолговечные статуи, половцы побогаче — каменные с грубо высеченными чертами лица; а беки, ханы и их близкие — добротные статуи с прорисованными красками частями тела.