Острый перец на твоих губах - Аверина Екатерина "Кара" - Страница 1

– Я не могу так! – злится Равиль. – Ты вся дрожишь. У меня ощущение, что я тебя сейчас изнасилую!

Он отходит. Становится холодно. По обнажённой коже бегут морозные мурашки. Обхватываю себя руками, чтобы прикрыть грудь, но тут же одёргиваю.

Непривычно короткие волосы щекочут лопатки. Живот болезненно сводит от страха. Кусаю губы, чтобы не всхлипывать и ругаю себя. Нельзя так с мужчиной. Он уйдёт сейчас, и это станет концом для меня.

Смелея, подхожу к нему сама. Провожу ладонями по массивным плечам, смотрю ему в затылок. Хорошо, что он отвернулся. Мне так немного легче.

Ладони скользят по рукам. Его мышцы напряжены. Они, словно стальные канаты, перекатываются под кожей.

Закрываю глаза, выдыхаю, вспоминая, как устроено мужское тело и как прямо сейчас доставить ему удовольствие, сделать так, чтобы все случилось.

Мои ладони двигаются вдоль его позвоночника. Замирают в районе ремня.

Брюки… Черт, они сильно мешают! Сейчас запутаюсь в ширинке от волнения, и он уйдет… Вспыльчивый, горячий очень. А сейчас особенно, потому что хочет и не берет. Я сама должна. Покажу, что готова, заведу чуть сильнее, и он уже не остановится. Нам обоим станет легче, когда все произойдет.

Я хочу именно с ним. Не уверена, что когда-то смогу подпустить к себе кого-либо ещё.

Пальчиками пробегают вдоль ремня. Завожу ладони вперед. Равиль часто дышит. Напряжения в небольшой комнатке становится все больше. Это ведь не так должно быть…

А как? Я не знаю…

Алихан брал меня как хотел, где хотел и когда хотел. Всегда грубо, жестко, заботясь только о собственном удовольствии. Мама учила, что мужчине надо подчиниться, он главный, он решает. Я не могу допустить, чтобы Равиль ушел. Он не должен решить так. Я буду виновата в том, что он больше не придёт. Не хочу… Хочу, чтобы случилось… хочу перестать бояться…

Мои пальцы смелее расстегивают его ремень, и все же смущённо путаются в ширинке, потому что через натянутую ткань брюк отлично чувствуют сильное мужское желание.

– Лайла!

– Пожалуйста, не говори ничего… – умоляю.

Слушая его хриплое дыхание, кое-как справляюсь с замком на штанах, приспускаю их, сразу забираюсь под нижнее белье, обхватываю ладонью его эрекцию. Выдыхает со свистом сквозь сжатые зубы.

Горячая, бархатистая плоть напрягается и пульсирует в моей ладони. Знакомлюсь с его членом, прорисовывая ноготком выпуклые венки, скольжу ладошкой к напряжённым яичкам, ласкаю там, аккуратно перебирая чувствительный орган.

– Лайла… – Равиль снова хрипит мое имя. Уже не так раздражённо.

Меня все ещё потряхивает, но я продолжаю. Возвращаюсь к члену. Обхватываю его, плавно веду к основанию и обратно. Накрываю ладонью налившуюся головку, очень аккуратно размазываю капли смазки.

Целую его в спину, трусь об нее сосками. Ласкаю его член, интенсивнее сжимая в руке. Крепкая мужская ладонь накрывает мою. Равиль помогает. Несколько движений мы делаем вместе. Это сводит низ моего живота уже не от страха, от желания…

– Иди сюда, – тянет за запястья, обводит и ставит перед собой.

Упирается пульсирующей, неудовлетворённой эрекцией мне в живот. Прикасается пальцами к моему лицу, сминает губы. Чувствую, как от него пахнет силой и желанием.

Поверх пальца к моим губам прикасаются его губы. Рука скользит на затылок, горячий язык вдавливается в рот. С непривычки на секунду сжимаю губы, вместе с ними плотнее сжимаются бедра. От собственного неожиданного стона впускаю настойчивый язык Равиля к себе в рот.

Второй рукой он рисует силуэт, проводя ладонью по моей раскаленной коже. Наши языки переплетаются, играют кончиками друг с другом.

Равиль разворачивает меня к себе спиной. Упираюсь ладонями в подоконник, откидываю назад голову…

– Что ты со мной делаешь, женщина… – хрипит он, проводя возбужденной головкой по моим набухшим нижним губкам. Чувствительно давит на вход.

Ну вот и все. Он теперь не сможет остановиться…

Лайла

За некоторое время до…

– Ч-ч-ч, – глажу сына по спине. – Спи, пожалуйста. Спи, сынок.

Малыш капризничает. Он никак не может привыкнуть к новому месту. Вообще к нашей новой жизни. Он ее просто не знает. Да и я… Я тоже ничего не знаю о ней.

Год прошёл с тех пор, как Виктор Завьянов спас нас с Амином из плена, в котором и родился мой малыш. Аллах сделал мне подарок на день рождения. Он подарил мне сына, а потом и свободу.

Мы с Амином научились засыпать под гомон мужских голосов, под звуки выстрелов. Мы научились есть, пить, дышать и даже радоваться в заброшенной бетонной коробке, где нас вряд ли бы кто-то нашел, если бы не один упрямый, тогда еще майор, который подарил нам шанс на новую жизнь.

Сейчас в маленькой комнате общежития мой сын плачет, а я учу его спать в тишине.

В коридоре хлопает дверь.

– Бах! – распахивает глаза и сжимается Амин.

– Нет, – глажу его по волосикам. – Просто дверь. Давай поспим, – улыбаюсь.

Он берет в свою крохотную ручку мой указательный палец, шмыгает носиком и опять закрывает глазки. Пою ему колыбельную на родном языке. Мама не пела мне в детстве. Эту песню я слышала во сне, пока лежала в клинике без сознания. Мужской голос напевал мне ее, и я запомнила.

Амин, наконец, засыпает. Целую его в лобик, тихо встаю, подхожу к окну, плотнее укутываясь в вязаную кофту. За окном весна, а мне все равно холодно. Это тоже перманентное состояние. Пока не получается от него избавиться.

Смотрю на свое отражение в оконном стекле.

– С днем рождения, Лайла, – смаргиваю с ресниц слезинку. – С днем рождения, Амин, – смотрю на своего сопящего малыша.

Мне восемнадцать сегодня. Возраст, когда девушка обретает женскую силу. В небольшом поселке, откуда я родом, для таких девушек устраивается большой праздник. На улице накрываются столы, из дома несут все, что есть, пекут пироги, заваривают ароматный чай и выносят из погребов лучшее вино. Помню, как мечтала, что однажды такой праздник будет и для меня, но в наш дом пришли двое: Алихан Гаджиев и его сын, Эльдар.

Меня продали замуж, увезли из родительского дома в мой личный ад, который гораздо страшнее стрельбы за окном. Младшая и любимая жена главаря террористической группировки – статус не самый безопасный. Мой муж был чудовищем, для которого человеческая жизнь не стоила ни цента, но его сын…

Снова перевожу взгляд на Амина. Никто никогда не должен узнать, что мой малыш не от Алихана…

Амин ворочается и кряхтит. Возвращаюсь в кровать, обнимаю его, целую в макушку и заставляю себя спать.

Есть такое слово: «надо». Надо спать, есть, двигаться, ходить, дышать, просто жить. Мне есть ради кого, и я даже улыбаюсь.

– У нас все будет хорошо… – шепчу сыну и снова напеваю колыбельную.

Утро привычно начинается с шума в коридоре. Люди просыпаются, занимают очередь в общий туалет, ванную, на кухню. Амин тоже открывает глазки.

– Доброе утро, – ерошу его темные волосики. – Устроим себе праздник сегодня?

Мое чудо в ответ забавно улыбается, тянется ко мне ручками. Обнимаемся и ждем, когда народ в коридоре разойдется, чтобы тоже умыться и позавтракать. От кризисного центра, где мы все еще числимся и занимаемся со специалистами, на мою карточку пришли деньги. Это в честь дня рождения дополнение к пособию на ребенка и жизнь. Вот их мы и прогуляем!

Из окошка светит яркое, теплое солнышко. Не будет сегодня плохого настроения!

Переодеваюсь в длинное домашнее платье, застилаю кровать, беру Амина за ручку, и мы топаем с ним умываться, потом берем из комнаты его любимую машинку и шагаем на кухню. Сажаю сына за стол, ставлю на плиту ковшик с молоком для каши. Амин возит игрушку по столешнице, издавая характерное: «Вр-р-рум-вр-рум».

– Вот ты где, – в проходе появляется соседка. Очень тяжелая по характеру, грубая женщина. Нас никто не трогает здесь кроме Раи и ее часто меняющихся, не особенно трезвых мужчин.