Мангазейский подьячий (СИ) - Костин Константин Александрович - Страница 29

— Нас в Приказе разным способам учили, — спокойно — по крайней мере, надеюсь, что я выглядел спокойно — поклонился я, — Не мог тать все их стереть да спрятать, хоть один, да найду. А там, как за ниточку, потяну, да весь клубок и размотаю.

— Точно найдешь?

— Врать не буду, — еще один поклон, — могу и не найти. Тогда от вашей милости ничего и не получу. Сам, значит, виноват буду.

Боярич помолчал, размышляя.

— Как искать будешь?

— Из дома моего нужно будет инструменты и амулеты принести, — осторожно произнес я, — Потом все обследовать, дня два-три…

Ну же, пойми намек… Ну!

— За своим снаряжением иди и возвращайся. Здесь будешь жить, пока след не найдешь… ну или пока не скажешь, что не можешь того.

Алилуйя!

Как вы помните — вы же помните, да? — мы с Настей проникли в Дом, спрятавшись в бочонок с рыбой. Я-подьячий, естественно, знать этого не мог, поэтому я, рассказывая, как буду искать след, упомянул про необходимость обследовать подвалы, чтобы иметь легальную возможность искать в них тайный проход. Думал, что Морозов меня сейчас поправит, скажет, мол, КАК злодеи в дом проникли, уже известно, ищи КТО это. Тогда я попрошу провести меня туда, где их видели — и все равно получу возможность обследовать подвалы.

Не поверите! Морозовы до сих пор не поняли, как мы попали в Дом!

Видимо, после пережитого стресса, боярыне было не до рыбы, бочонок так и не открывали и потайной отсек в нем не обнаружили. Поэтому мне дали карт-бланш на обследование подвалов, мол, нет ли в них каких тайных проходов. Джек-пот! То, что мне нужно — то мне и поручают сделать.

Я поклонился Морозову-среднему, обещая, что начну поиски вот прям сейчас, как вдруг…

— Подьячий, — произнес женский голос. Я резко выпрямился.

Морозов-средний сидел в деревянном кресле, и мгновение назад он был один. А сейчас рядом с ним стояла…

Боярыня Морозова.

— Да, Марфа Васильевна.

Ну зовут ее так, что я могу поделать?

— Выпрямись.

Я вышел из поклона.

— Посмотри на меня.

Посмотрел, что мне трудно, что ли. В узкое, не такое уж и старое лицо, в стремительно темнеющие глаза.

Блин. Блин-блин-блин!

Сейчас пойдет боярское Повеление. И нужно очень-очень внимательно следить за словами, чтобы она не поняла, что на меня ее менталистика не действует. Похоже, сейчас пойдет допрос на тему того, как был пойман Фокс…

Того, что сейчас англичанина допросят под Повелением и поймут, что исчезновению бесовки он категорически непричастен, я не боялся.

На сумасшедших Повеление не действует.

Вернее, действует, но допрашивать их под Повелением смысла нет. Каждый псих живет в своем собственном мире и то, что он будет утверждать под боярской магией — вовсе не обязательно будет истиной в нашем, реальном, мире.

Так что Фокса ждут самые обычные пытки, ну и невольное уважение палачей, когда он так и не признается в том, что прикончил бесовку. Или признается, кто его знает.

Псих же.

Тем временем боярыня заговорила. И первый же вопрос оказался для меня неожиданностью.

— Тебя послал Дашков?

Отвечай. Быстро отвечай.

— Да.

Дурак ты, Викентий, а еще в бояре рвешься. Сожрут тебя и косточки выплюнут. Ведь…

— Следить за Морозовыми?

— Нет.

…бояре постоянно живут внутри интриг, среди интриг, в атмосфере интриг. А, значит…

— Зачем ты послан в Мангазею?

— Розыск Леонтия-Любимца, разбойничьего главаря.

Боярыня посмотрела на сына. Тот еле заметно пожал плечами.

…а, значит, первая мысль, когда в боярский дом хочет попасть подьячий Разбойного Приказа — вовсе не о том, что он хочет помочь в розыске преступника, а о том, что…

— Кто такой?

— Леонтий-Любимец, разбойничий главарь, подозревается, что он в Мангазее скрывается.

…этот подьячий — человек князя Дашкова. Который, между прочим, на ножах с Морозовыми. То есть…

— Ты знал, что мы с сыном приедем в Мангазею?

— Не знал.

…во мне подозревают подсыла. И спасает от плаванья под поверхностью реки Таза только то, что…

— Какие-нибудь поручения, связанные с нами, от Дашкова получал?

— Нет.

…здесь есть боярыня, которая может вызнать всю правду обо мне (ну, как она думает), да еще то, что это слишком глупый ход — назваться подьячим Разбойного Приказа в доме Морозовых. Только…

— Никогда?

— Никогда.

…такой дурак как я, забывший напрочь о боярских терках, мог это сделать.

Морозова явственно перевела дух. Похоже, закончила…

— Зачем ты к нам в дом пришел?

А, нет, не закончила.

— Слышал о том, что в дом к вам влезли тати. Хотел их найти, награду от вас получить.

— Что ты об этом слышал?

— Мама!

— Выйди из покоев!

Морозов-средний покорно вышел. Боярыня подошла ко мне, вглядываясь мне в лицо. Я безмятежно посмотрел на нее:

— Слышал, что тати в дом пролезли, поймать их не смогли.

— Что ЕЩЕ ты слышал?

— Слухи разные были.

Боярыня потерла пальцами виски:

— Хорошо. Что ты слышал о том, что тати со мной сделали?

Вот зачем ей это знать? Лишний раз себя помучить, как будто отдирая корку с ранки? Мне даже на секунду стало жалко ее… пока я не вспомнил про убитую ею холопку Ираидку. Вот теперь придумай ответ, да побыстрее. Под Повелением отвечают честно и чувств спрашивающего не жалеют. А мне всё услышанное пересказывать нельзя…

— Слышал, что опозорили вас эти тати самым позорным образом.

Лицо Морозовой вспыхнуло краской:

— Веришь в это? — глаза-то, глаза прямо черным залиты…

— Нет.

Прямо отшатнулась от меня:

— Почему?

— Я в Разбойном Приказе служу, нас учили верные слухи от выдумок отличать. Ложь — все, что про вас говорят. Только про татей — правда.

Да ладно? Лицо боярыни расслабилось, она даже взглянула на меня с какой-то симпатией. Наверное, многих уже вот так спросила — и все сказали, что верят в ее позор. В глубине души — но верят. И мои слова ей — как бальзам на душу.

— Забудь обо всем, что я тебя спрашивала.

Чуть было не спалился, кивнув. Не реагируют так под Повелением. Спасибо Клаве, просветила. Куплю ей что-нибудь вкусное. Или поцелую. Или куплю и поцелую.

Глаза Морозовой вернулись к прежнему цвету, светло-серому, стальному. Я поклонился:

— Марфа Васильевна.

— Услышала я, — и голос-то изменился, чуть ли не ласковым стал, — что готов ты злодеев, что в мой дом проникли сыскать.

— Готов, Марфа Васильевна.

— Коли найдешь — что в уплату хотел бы?

— Чем изволите, тем и наградите. Только…

Вспомнил я об одной интересной вещи.

— У англичанина при себе вещь одна была, печать Звездной Палаты. Если можно — кроме того, чем от своей милости наградите, ее бы получить.

— Зачем тебе?

— Она лучше наших. Хочу разобраться, как она работает, и похожую сделать.

Опять вовремя поймал себя за язык, не сказав «Князь доволен мною будет». Нет, из образа это не выбивалось, но произносить имя князя Дашкова в доме его противников — не самая умная идея.

— Ты и в амулетах разбираешься?

— Нет, Марфа Васильевна, не разбираюсь. Есть у меня один знакомый, кто в них понимает.

— Кто таков?

— Сын купца, что от рук англичанина погиб. Правда…

Блин, только что дошло.

— …он самоучка, да и только по зеркалам работает. Может и не разобраться…

Ну и нахрена мне тогда эта печать? В чужих руках она все равно работать не будет. А жаль — полезная была бы штука.

— Будет тебе печать. Только сыщи татей.

И в тот момент, когда Морозова повернулась ко мне спиной, давая понять, что разговор окончен, я вдруг понял, по какой тоненькой ниточке только что прошел. Когда боярыня спросила меня, кто таков тот мастер, ее голос чуть заметно изменился. Потому что она ЗНАЕТ мастера-артефактора, который мог бы разобраться в английской печати. Мастера, которого она недавно потеряла. Мастера, про которого я сам, за событиями прошедших дней, прочно забыл.