Я хочу твоего мужа (СИ) - Дюжева Маргарита - Страница 22

— Думаешь, поможет?

— Ничего не поможет, пока он сам в себя не придет, — убежденно произносит она, — А для этого тебе пора ставить вопрос ребром. Или ты, или она. И пусть вертится как хочет. И если снова начнутся пустые разговоры и обиды, то…гони козла прочь.

— Я думала, стервы никогда не отдают своего.

— Стервы в первую очередь себя любят и уважают. Ценят свой комфорт, а не всякие «должна» и «так правильно», и поэтому умеют правильно разграничивать свое и чужое. За свое будут грызть до конца, когтями-зубами рвать, а от чужого, не моргнув глазом избавляются. Поэтому я и хочу, чтобы ты ответила на вопрос зачем тебе все это.

— Леша – свой, — твердо произношу я, — я не отдам его этой курице.

— И что будешь делать? Воевать? Или водить его на коротком поводке? Или может через желудок пойдешь? Или через трусы?

— В идеале, я бы хотела идти через его сердце, но как получится…

Я еще верила, что могу удержать нас на плаву, а мужа от измены. И хоть сейчас в груди сжималось и болело от каждого неосторожного движения, но я чувствовала, что между ними еще ничего не было. Просто увлекся. Просто помутнение рассудка. И если есть хоть малейший шанс его вылечить, я должна это сделать.

​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​ — А, по-моему, у тебя просто спортивный интерес и принципы, — Алиса недовольно морщится, — что угодно, лишь бы не отдавать его сопернице.

— Ты не понимаешь, я его люблю, — повторяю упрямо.

— Ты меня убеждаешь? Или себя? — хмыкает подруга и насмешливо вскидывает идеальную бровь, включая ту самую стерву.

Я не успеваю ничего возразить, потому что приносят две порции ребрышек на деревянных подставках. Запах стоит настолько умопомрачительный, что живот сводит.

Ладно, потом договорим.

Я отправляю первый кусочек в рот и прикрываю глаза от блаженства. Напротив меня от удовольствия мычит Алиса.

Хоть какая-то радость в этой жизни.

Сейчас поем, заряжусь по полной программе и придумаю, как решить вопрос с Алексеем.

Увы. Свои силы я переоценила. Ни в этот день, ни на следующий, ничего стоящего мне придумать не удалось. Ситуация с кафе занимала все мое время. Саша попросил дать ему еще пару дней и ничего не трогать, но дизайнер уже был готов приступить к работе, и я не могла его упустить. Вернее, ее. Красивую девочку с синими, как у Мальвины волосами.

С первой же секунды, как она переступила порог моего горелого кафе, я почувствовала, что мы с ней на одной волне. Весь день пролетел в обсуждениях, а следующий — в совместном забеге по магазинам и мастерским. Я не думала, что этот ремонт доставит столько хлопот.

Строительная бригада тоже дергала. И как только Саша сказал, что можно все убирать, я тут же их запустила. Начался форменный бедлам.

А когда приходила домой, меня ждала все та же напряженная обстановка, что и раньше. Леша не разговаривал со мной, и вообще вел себя, как прыщавый юнец, которому на больную мозоль наступили. Ходил по дому, выразительно молчал, раздражая до зубовного скрежета. Хотелось схватить его за грудки, трясти и орать: что же ты делаешь?!

Он демонстративно приходит домой вовремя, будто говоря: на смотри, истеричка мнительная, какой у тебя идеальный муж, а ты ему нервы мотаешь.

В какой-то момент мне даже неудобно становится. Начинает казаться, что я действительно перегибаю палку. Но как стереть из памяти слова Марины, и ту картинку в кабинете, когда она так явно терлась об него, а он принимал это как должное?

Диссонанс внутри меня нарастает с каждой секундой. Я не хочу ругаться, не хочу напряжения в семье, но и забыть не могу, через себя переступить не получается.

Торгуюсь сама с собой. Это плохо. Меня бросает из крайности в крайность. Это еще хуже. Не знаю, как быть, не справляюсь.

А он не хочет мне помочь. Он, кажется, вообще ждет, что я приползу к нему с извинениями. В итоге я начинаю думать, а может мне действительно есть за что извиняться? Может, я слишком жесткая?

Следом в голове полыхает сердитое: ни фига, наоборот слишком мягкая. Надо было сразу посте того, как узнала про их покатушки устраивать разбор полетов, а не ждать удобного момента.

И так по кругу. От отчаяния и готовности все забыть и умолять его больше не делать мне больно, до яростного желания выкинуть вещи в окно.

Меня штормит. Мне плохо. Оказывается, когда попадаешь в такую ситуацию очень сложно принять правильное решение. Перечеркнуть все что было или продолжать бороться. Отказаться от человека, который столько лет был центром Вселенной, или все же закрыть на все глаза и жить дальше.

Мне чертовски не хватает нашего прежнего общения. Я будто оказалась в поле на ветру и со всех сторон продувает. Очень хочется снова приходить домой, как в самое лучше и надежное место на земле, падать в объятия к любимому и рассказывать обо всех проблемах. Он бы утешил, обнял, и проблемы уже не казались бы такими неподъемными.

А так я одна. Барахтаюсь во всем этом в одиночку, без поддержки, потому что не могу ему сказать про подозрения насчет Марины. Не уверена, что он примет мою сторону, а не бросится на защиту «дурной компании», от которой я пытаюсь его оградить.

Я все жду, когда он подойдет и просто спросит, как у меня дела, как я справляюсь. Но маленький обиженный мальчик в нем оказывается сильнее мужчины, на плечах у которого забота о семье. Это затянувшееся молчание меня так тяготит, что каждый раз выхожу из дома с таким чувством, будто на каждой ноге по гире, а за плечами тлеют ошметки прежних крыльев.

И все же я хочу попытаться восстановить хоть какое-то общение.

Но в среду утром, у нас снова приключается скандал.

Собираемся на работу. Он в ванной, чистит зубы, я уже у дверей. Надеваю туфли, кручусь перед зеркалом, а потом вспоминаю, что доставала карту, чтобы оплатить покупку через интернет, и забыла ее вернуть обратно в сумку.

Точно помню, что оставляла ее где-то на тумбочке, а там, как назло, завал. Какие-то квитанции, документы на новое оборудование. И среди всего этого валяется Лешин телефон. Я просто хочу переложить его, чтобы не мешал, но по закону подлости именно в этот момент в комнату входит Березин. Видит аппарат у меня в руках и буквально в лице меняется:

— Шпионишь?

Краснею, хотя нив чем не виновата:

— Нет, просто карту ищу…

— В моем телефоне? — он подходит ближе и вырывает его из моих рук, — да?

— Я просто искала карту! — складываю руки на груди, чтобы он не видел, как они дрожат, — а чего ты так напрягся? Можно подумать у тебя там компромата полно… Или действительно полно?

Меня ломает от его реакции. Мы никогда мобильники не прятали друг от друга, и секретов не имели. Даже когда с Мариной катавасия началась, я не лезла на его территорию, не искала тайные переписки и прочий шлак.

— Ты чокнулась со своим контролем! Хочешь смотреть, что у меня? На! Смотри! — снимает пароль и буквально сует мне телефон под нос, — бери, ройся. Проверь мои звонки. Сообщения. По сетям пролазай, ты же этого хочешь?

— Знаешь, Березин, — я обхожу его, задевая плечом, — иди ты в задницу. И со своими телефонами, и со звонками. Делай, что хочешь. Мне насрать!

И ухожу.

В голове гремит. В груди болит. Ноги ватные. Мозгом понимаю, что не надо такими словами бросаться, что не в той мы ситуации. Но сколько можно, вашу мать! Сколько?!

​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​ Мне кое-как удается взять себя в руки, только когда добираюсь до кафе. Сегодня ремонтники будут обдирать стены и пол до кирпичей, вывозить провонявший гарью хлам. Потом снова встреча с дизайнером. Потом собеседование с новой девочкой, на место администратора. Мне просто некогда быть слабой и мотать сопли на кулак. Кроме меня никто это не сделает, и положиться мне не на кого.

Я работаю, полностью погружаясь в дела. Запрещаю себе даже думать про Лёшу и его странное поведение. Потому что если начать копаться в этих мыслях, то все… Проще застрелиться.