Баламут 2 (СИ) - Горъ Василий - Страница 49

— Ратибор Игоревич, дамы, вы бы не могли обращаться ко мне по имени и на «ты»? Мне так будет комфортнее.

— Ладно… — кивнул я, прочитал сообщение Даши, упавшее на комм, и добавил: — Оля, если ты собираешься задавать вопросы из стандартного перечня, то мы с Марией Александровной оставим на растерзание Ларису Яковлевну и уйдем отдыхать. Если же тебя интересует что-либо другое, то спрашивай.

Ничего другого Тарасову пока не интересовало, поэтому мы с Дашей прошли во второй салон, закрыли за собой дверь и переглянулись.

— Я устала, Рат… — призналась она, повернулась ко мне спиной, чтобы я расстегнул молнию на платье, и скинула босоножки. — Устала держать себя в руках: мало того, что с этим самолетом связано очень много воспоминаний, так еще и экипаж не тот. Нет, разумом я понимаю, что люди, с которыми я летала больше десяти лет, узнали бы меня даже по пластике движений, и сама настояла на их замене, но на душе такая муть, что не передать словами!

Я помог ей раздеться и лечь, затем последовал ее примеру, устроился рядом, сгреб женщину в объятия и вздохнул:

— Понимаю. Даже мне тут не по себе. Прямо сейчас перед глазами ты, лежащая на боку и обнимающая подушку. А еще представляется подол, задравшийся до середины левого бедра, струящаяся ткань, натянувшаяся на попе, и ярко-зеленая птица на плече…

Я действительно видел эту картинку из недавнего прошлого. Более того, помнил тон, которым Долгорукая приказала забыть о титуловании раз и навсегда, свою ярость, ее извинение и многое другое.

Не знаю, почувствовала ли это Бестия или просто поверила в то, что я говорю правду, но благодарно поцеловала в подбородок. Потом развернулась ко мне спиной, вжалась в грудь и зябко поежилась:

— То платье я надевала, когда пребывала в отвратительном настроении — оно меня чуть-чуть успокаивало. В тот раз терзали сомнения в правильности принятого решения и я пыталась отвлечь себя от пугающих мыслей всем, чем можно. В частности, обнажила ногу, решив выяснить, как ты реагируешь на женщин, чтобы, в случае чего, переиграть решение и не отпускать Рину за Стену…

Я понимал, на какой тонкий лед мы вступили, поэтому попытался чуть-чуть изменить направление беседы и, тем самым, хоть немного смягчить боль воспоминаний:

— …но умудрилась не заметить, что я любовался и ножкой, и попой, и грудью? Впрочем, ты невероятно красивая женщина и наверняка привыкла в восхищенным взглядам мужчин.

— Заметила… — грустно усмехнулась она. — Но в твоем взгляде мелькал восторг, а не похоть или вожделение. А это чувство чистое и греет душу. Согрело и тогда. Но самую малость — уж очень сильно я переживала. Кстати, спасибо и за комплимент, и за то, что так тактично и мягко сместил акценты. Но сейчас этого не требуется: твоими стараниями я научилась жить и за себя, и за дочку, поэтому грущу, а не упиваюсь горечью утраты и не пытаюсь представить альтернативное настоящее. Знаешь, что я представляю в данный момент?

Я отрицательно помотал головой, сообразил, что она лежит ко мне спиной и с закрытыми глазами, а значит, этого не увидела, и выдохнул:

— Нет. Но чувствую, что грусть теплая и светлая.

— Так и есть. Все потому, что вижу, как обнимала Ринку точно так же, как ты обнимаешь меня, и убеждала ее в том, что сродство с Природой на самом деле куда перспективнее, чем это кажется горожанам. Да, в то время я в это не верила сама, но настолько хотела, чтобы зареванной дочке стало легче, что фантазировала вслух и в какой-то момент придумала очень красивый образ: мою девочку в роли повелительницы зверей. Тогда Ринке было шестнадцать, но я вложила в описание картинки столько души, что она увидела придуманный образ, вскочила с кровати, вытащила из кольца мольберт и нарисовала себя стоящей рядом с прирученным лисенком. Мелким, смешным, страшно растерянным, но пытающимся казаться очень грозным. И пусть закончить эту картину до начала снижения не хватило времени, зато к моменту высадки Ринка полностью закончила на удивление выразительную мордочку зверька. И всю дорогу во дворец мы, перебивая друг друга, придумывали истории его похождений!

— Во дворце, в дворцовых парках и в городе? — с улыбкой спросил я, когда почувствовал, что ее грусть посветлела еще сильнее.

— Ага!

— Небось, покатывались со смеху?

— Не то слово! — подтвердила Долгорукая и снова расстроилась: — Жаль, что и этот рисунок, и почти все остальные работы Ринки сгорели вместе с ее кольцом.

— Жаль. Но послезавтра я покажу вид, который она мечтала нарисовать! — твердо пообещал я, чтобы не дать женщине окончательно расклеиться.

— Она мечтала порисовать за Стеной? — встрепенулась Даша, повернула голову и поймала мой взгляд.

Я утвердительно кивнул и провалился в воспоминания:

— Накануне ночью мы отмахали довольно приличное расстояние, и твоя девочка устала. Не столько физически, сколько морально. И мне захотелось ее порадовать. Поэтому, подбирая место для дневки, я искал точку, с которой можно было любоваться тайгой, не вылезая из-под маскировочной сетки. И пусть большую часть светового дня Рина проспала без задних ног, зато после того, как проснулась, попросила разрешения выглянуть наружу, приподняла самый краешек сетки и восхищенно охнула: — «О, боже, как тут красиво! Никогда не видела настолько гармоничного сочетания самых агрессивных оттенков багрянца…»

Все время, пока я описывал тот момент и цитировал слова принцессы, Даша, не отрываясь, смотрела мне в глаза, фокусируя взгляд то на одном зрачке, то на втором. А после того, как замолчал, облизала пересохшие губы и хрипло выдохнула:

— Первая фраза ее. С начала до конца. Вторая наверняка начиналась со словосочетания «В жизни не видела…», но ты «вспомнил» более привычный синоним, что более чем естественно. Зато фразу «самые агрессивные оттенки багрянца» передал идеально точно. Тем самым, подарив мне возможность еще раз заглянуть в душу моей девочки…

— Ей было хорошо, Даш… — мягко улыбнулся я, почувствовав не только взрыв эмоций, но и сумасшедшее сердцебиение, отдающееся в мое запястье.

— Да, ей было хорошо… — все так же хрипло подтвердила женщина, сглотнула подступивший к горлу комок и добавила: — Ведь ты был рядом. И Багряная Зона уже не пугала…

…Новая вкладка личного идентификатора действительно существенно упрощала жизнь: вместо того, чтобы переходить через Полосу по «тропинке» и пробиваться через «бурелом», мы приехали на военный аэродром вместе с местным начальством, загрузились в новенький «Скиф», долетели до первой попавшейся полянки, спрыгнули с опущенной аппарели и ушли в тайгу.

Первые метров восемьсот-девятьсот пробежали в обычном режиме, да еще и затирая следы, чтобы не демаскировать будущую точку подбора, затем остановились, вытащили из пространственных карманов горные велосипеды и рванули дальше уже на них. Благо, по местному времени было уже начало второго дня, погода только начала портиться, так что катить по сухой земле было более чем комфортно.

Моросящий дождь, обещанный синоптиками, начался ближе к шести вечера, но густые кроны деревьев удерживали влагу еще два с лишним часа. В результате к половине девятого мы успели отмахать километров семьдесят. В принципе, могли бы проехать еще как минимум пятерку, но сделали петлю, чтобы спрятать в уже готовый схрон мой накопитель и все коммы.

После спешивания бежали на крыльях ветра еще час с небольшим, а потом каждый прыжок начал оставлять слишком заметный след, и мы были вынуждены перейти на шаг. А в районе одиннадцати внаглую выбрались на трассу и рванули дальше по асфальту, хотя командир форта и предупреждал, что все дороги контролируются рейдовыми группами корхов.

Одну такую группу, сидящую в засаде, мы действительно обнаружили. И обошли лесом, так как этой ночью шум нам был не нужен. А километрах в четырех от Савватеевки нашли место, недавно покинутое второй группой, запомнили примерные координаты, продолжили движение, довольно быстро добежали до города, ушли вправо и вскоре добрались до знакомого особняка.