Цыганская невеста (СИ) - Лари Яна - Страница 23

Получив добро, уже уверенней пробую его табачно-горький язык, продолжая целовать обречённо и неистово, вкладывая в эти касания обиду и ярость, одиночество и боль, страх и благодарность за то, что не оттолкнул меня перед Зарой. Вжимаюсь в его грудную клетку, прогибаясь в мучительном поиске человеческого тепла, глажу пальцами широкие скулы, льну и лащусь как в последний раз. В крови огонь. Хмель. Злость. Наслаждение, Драгош не просто выпивает мои эмоции, он спаивает меня своими, начисто стирая границу, где заканчивается он и начинаюсь я. И незнакомая, но такая естественная потребность в нём раствориться, даже если самой доведётся сгинуть сжигает остатки здравого смысла. Но он неожиданно отстраняется, перемещая горячие губы к макушке. Дышит рвано, одуряюще гулко, отчего настойчивый шёпот превращается во что-то трудно различимое:

"Останься со мной"?

"Вернёмся домой"?

Тряхнув головой, поднимаю вверх растерянно-вопросительный взгляд.

– Не на людях... Для этого есть дом, – протяжно выдыхает муж, зарываясь нервными пальцами в каштановый вихрь волос. – Давай вернёмся?

– Я помню дорогу, – качаю головой, опуская взгляд на змейку его не по сезону тёплой толстовки. Вместе мы точно не вернёмся. Не после прошлых двух ночей, которые доказали, что мне одинаково больно и когда он со мной и когда с любой другой; не подметив отвратительный багровый засос украсивший жилистую шею. Драгош может принудить меня к чему угодно, но пусть даже не надеется, что я по первому щелчку побегу исполнять любые его прихоти. Показать единожды свою слабость, значит проиграть свой и без того мизерный шанс на уважение.

– Не говори потом, что я не предлагал, – выдыхает бесцветным голосом и уходит, доставая из кармана пачку сигарет.

Мне кажется, что я могу собой гордиться, правда недолго, ровно до того момента как перед лицом расплывается насмешливая ухмылка Зары.

Откуда это чувство, будто меня умело одурачили?

– Ну наконец-то! – закатив глаза вздыхает сестрица, едва мощный шум Рендж Ровера затих за поворотом. – Держи.

– Что, белоручка, лень дойти до урны? – цежу, отмахиваясь от протянутой салфетки. Слава богу, в этой семье мне больше никто не указ. Раб продан, а значит вправе и послать. До чего ж приятное чувство! Почти свобода, если не вспоминать о сорвавшемся куда-то муже. – Нанэка у себя?

– Держи-держи, – на сей раз бумажка лезет мне в лицо. Кажется, на ней что-то нацарапано. Проклятия? С Зары не станется. – Да не спеши ты, мать всё равно ещё на рынке.

– Ты говорила, она не встаёт.

– Говорила, – кивает Зара, – Иначе тебя было не выманить.

– Чего ты добиваешься?

Впервые глядя на довольное лицо сестры, я не знаю, чего ожидать. Понимаю, что ничего хорошего, но предположений совсем никаких. Не запрёт же она меня в подвале.

– Чтоб ты исчезла из нашей жизни – моей и Драгоша.

– То есть ничего нового, – устало пожимаю плечами, смерив нахалку угрюмым взглядом. Против такой твердолобости даже венчание в церкви оказалось бессильно. На что я только надеялась, устраивая этот глупый цирк с поцелуем?

– А ты прочти, потом решишь. Я даю тебе шанс свинтить без потерь. Пашка, конечно, не Золотарёв, но и ты далеко не я.

– Зара, ты в своём уме? – хриплю чужим голосом, наконец, пробежав глазами записку. – Драгош если узнает, прибьёт нас обеих. Верни откуда достала и дорогу в наш дом забудь. Больная.

– Он знает.

– Что ты несёшь? – хмурюсь, пытаясь нашарить в кармане запасные ключи от дома, и запоздало припоминаю, что забыла их на тумбочке в прихожей.

– Теряешь время, он видел записку, – отзывается Зара, победно упирая руки в бока, – Долго уламывала, чтоб он тебя выпустил из дома? Сомневаюсь. Ему наверняка самому не терпится избавиться от лживой шлюшки.

– Я ни о чём не знала!

– Ты, правда, веришь, что он станет тебя слушать? Ту, которая опоганила свой род, путаясь с гаджо. Да ты и сама гаджо! Грязная. Недостойная. Никто тебя щадить не будет, предательница. Ты в курсе, что стало с дурнем, который попробовал навариться, стянув номера с машины Жеки Мадеева? Он больше никогда ничего не снимет, потому что нечем... Не осталось у парнишки ни пальцев, ни целых костей. Что глазками хлопаешь, не знала? У твоего муженька был весёлый мальчишник, кровавый. И тебя ждёт то же самое, – надрывно хохочет Зара, с трудом прерываясь, чтоб добавить торжествующе: – Мне он поверит, "сестричка". Я хоть на иконе, хоть в гробу поклянусь. Ты – предательница, пустое место. Никто тебя не станет выгораживать.

Вот теперь самое время запаниковать. Клятва в гробу – не только самый редкий вид клятвы, но и самый внушительный. Считается, что солгав лёжа в специальном гробу, в ближайшие сроки окажешься в нём на самом деле. Я-то поклянусь, но Зара больная на всю голову чистокровка, к тому же Драгошу доподлинно известно, что мне утаивать правду не впервой.

– Гори в аду, стерва, – цежу сквозь зубы, бросаясь к воротам. Надеюсь ещё не поздно встретить гнев супруга у родного порога. Может, даже повезёт вставить хоть два слова, прежде чем он скормит меня своим псам и скажет, что я сама к ним сунулась.

– Беги, Рада, беги! Добраться до Князева первой твой единственный шанс, – доносится вслед, подстёгивая сердце рваться вперед немеющих от страха ног.

Из всех паршивых дней сегодня явно самый наихудший.

Кусая губы, стою как витязь на распутье, а машина Драгоша былинным камнем маячит впереди: налево свернуть – подтвердить подозрения, ДК как раз находится в той стороне, направо проскочить – сорваться в обрыв, а прямо пойти – по хребту огрести. Так как вариант явиться к Пашке на поклон отметается безоговорочно, то выбирать приходится между верным самоубийством и мизерным, но шансом объясниться.

Умирать я пока совсем не готова.

Одновремённо с моим первым неровным шажком ему навстречу, чёрный Рендж Ровер рывком дёргается с места и, совершив крутой вираж вокруг столба на пятачке перед нон-стопом, в два счёта встаёт в метре от меня. Напрасно я щурю глаза, вглядываясь вглубь салона, настроение водителя не разобрать за облаком поднятой пыли.

– Садись, птичка, подвезу, – ледяным приказом звучит сквозь узкую щель приспущенного стекла.

Знает, зараза, как довести до трясучки.

– А я как раз домой, – надтреснуто шепчу, только с третьей попытки захлопнув за собой заднюю дверцу. Руки не слушаются будто чужие.

– Домой нужно было, когда я предлагал. Теперь уже поздно, маршрут сменился.

Мишто ЯвЪян!* – добро пожаловать (цыг)

Оставив позади суетливый центр, Драгош паркует авто у бывшего дома культуры. Несмотря на якобы историческую ценность, местечко нужно сказать так себе. Слепящие лучи весеннего солнца только подчёркивают убогость обшарпанных стен с любовно прорисованными изображениями детородных органов, гордо вздымающихся средь матерных граффити, а на единственной более-менее уцелевшей лавочке вяло переругивается компания в стельку пьяных подростков.

Перехватив презрительный взгляд мужа, торопливо прячу глаза. Нужно уметь так смотреть, чтоб в полной тишине рвать перепонки оглушительным уничтожающим смехом. Ну да, Князев никогда не отличался щепетильностью в выборе места встречи. Заброшка, закоулок за гаражами, задний двор магазинчика, где он недели две проработал грузчиком – ещё недавно эти места казались небанальными, и я с удовольствием позволяла уводить себя на большой перемене, хоть куда, лишь бы урвать пару минут запретного общения. Но сегодня, глядя на царящий вокруг бедлам, болезненно остро чувствую себя третьесортным ничтожеством. Кому ещё всерьёз назначат встречу на такой помойке?

Ох, как же стыдно сейчас за свою слепоту! Более яркого показателя собственной никчемности не придумать. Конечно, Драгош будет ухмыляться, свою-то подстилку, небось, в номер люкс повёл.

И снова, напоминание о супружеской неверности желчью пропитывает каждый мой вдох. Молчит пренебрежительно, губы кривит, взгляд колючий, а сам даже скрываться не считает нужным. Зато я под его дудку пляши без права голоса. Надоело. Хочет наказать – вперед! Отмучаюсь и дело с концом, достало тянуть кота за причиндалы.