Красавчик. Книга шестая. Аустерлиц (СИ) - Шопперт Андрей Готлибович - Страница 10

При попутном ветре с использованием и паруса, и вёсел скорость хода за десять узлов уходила. Жаль, что полностью использовать паруса удавалось редко. Тем не менее, новое судно Пётр Христианович оценил, даже вверх по Волге он добрался в два раза быстрее, чем в прошлый раз он спускался по ней.

Внимательно разглядывая эскизы винта и вала, Пётр Христианович задумался и выпал на пару минут из реальности, очнулся, когда его уже за рукав подёргали.

— Ваша Светлость, тут два человека из Франции приехали по вашему приглашению. Как раз вчера приходили в университет. Я им сказал, что вы сегодня будете. Так они в полдень придут. — Ректор посмотрел, как Брехт достаёт из портфеля перевязанную ленточкой пачку ассигнаций и сглотнул.

Брехт, вручил ему обещанные, за разработку привода, деньги и стал припоминать, кого же это он пригласил из Франции. Вернее, приглашал-то многих, всех известных почти учёных, кого вспомнил, хотел в Дербент переманить, но вот именно из Франции.

— И кто же эти смелые господа? Ах, да — мусью.

Ответ откровенно порадовал. Оба два были из числа тех, кого ну очень хотелось к себе переманить.

— Это ученик известного химика Бертолле. Он сейчас служит преподавателем Политехнической школы в Париже. Занятный молодой человек, вчера целый день почти рассказывал нам про свое исследование магнитного поля с помощью воздушного шара. В сентябре прошлого 1804 года Гей-Люссак достиг высоты 7016 метров, установив мировой рекорд высоты подъёма на воздушном шаре. На этой высоте он произвёл замеры температуры воздуха, которая оказалась равной минус десяти градусам °C, тогда как у земли, когда он начинал подъём, температура была плюс двадцать восемь °C. Молодой человек пришёл к выводу, что снега, покрывающие высочайшие вершины, не являются результатом действия гор на окружающий воздух. Всё дело в охлаждении воздуха с увеличением высоты над Землёй. В то же время, из-за слишком большой скорости подъёма шара Гей-Люссаку не удалось измерить точную зависимость температуры от высоты.

— Нда. На самом деле — занятный молодой человек. Вы оформите его профессором университета, и я его заберу к себе. Оплату содержания этого нового профессора на год вперёд, а так же премию всем работниками факультета, где он будет «трудиться», а ещё взнос на развитие университета я выплачу прямо сейчас.

— Приятно иметь с вами дело, Ваша Светлость!!! — Тургенев схватил Брехта за руку и энергично стал сотрясать вместе с остальным организмом. Радуется, наверное. За Жозефа Луи Гей-Люссака. Да и за себя.

— Иван Петрович, а кто же второй француз? С первым вы мне очень угодили. Премного сам от своих немцев о нём наслышан. Кто второй? Не томите. Не менее достойный экземпляр? — Брехт на самом деле радовался. Такую кучу всего этот юноша понаизобретает в Реале, что прямо завидно. Да, один йод чего стоит. Стоп. Нужно отправить экспедицию в Архангельск. Путь привезут водоросли. И живые в бочках, если получится, и сухие, что по берегу разбросаны. Живые можно попробовать развести в Каспийском море, а из сухих поручить тому же Гей-Люссаку йод получить. Если в реальной истории смог сделать, то теперь с подсказками и подавно.

— Профессор механики в парижской Школе мостов и дорог Филипп Лебон.

— Вот как, согласился? Удачно. — Брехт сразу третью пачку денег достал. — Иван Петрович, вечный ваш должник. Оформите и этого товарища профессором в Московский университет. Филипп этот тоже к полудню подойдёт?

— Точно, так-с. Просьбица у меня есть к вам, Ваша Светлость. — Засмущался Тургенев.

— Слушаю.

— Вы же знаете, что у меня старший сын Андрюшенька умер. Очень талантливый мальчик в позапрошлом году по возвращению из Вены заболел и скончался от «горячки с пятнами». — Про Андрюшеньку Брехт ничего не слышал, а вот что сейчас так называют страшный брюшной тиф они вместе с Матрёной и медиками из того же Московского университета, что наблюдали у него в Студенцах Елену Прекрасную, выяснили. По симптомам.

— Ещё кто-то заболел? — покивал сочувственно Пётр Христианович.

— Нет, — платочком промокнул слезинку в глазу правом ректор (директор сейчас), — Второго сынка заберите из Петербурга к себе на юг, что-то кашляет мальчик. Как бы не чахотка. Не хочу второго сынка потерять.

— Беда. А сколько лет вашему сыну?

— Андрюшенька ведь перед смертью даже «Макбета» Шекспира на русский перевёл, — о своём продолжал Тургенев. — Что вы говорите? Ах, годков сколько? Двадцать годков-с, двадцать один скоро. Служит в Министерстве юстиции: в этом году поступил в Комиссию составления законов.

— Хорошо, я могу его взять. Правда не понятно … А чего. Пусть составит свод законов Дербентского ханства. Я его там министром юстиции сделаю. Нет пока такого министерства у меня, но вещь полезная. Вот пусть и создаёт. И министерство, и свод законов.

— Ох, спасибо, Пётр Христианович, век за вас буду бога молить. Вылечите Сашеньку?!

— Постараюсь. Пусть через мою деревеньку выдвигается, а потом через Астрахань в Дербент. Там люди будут предупреждены. В Астрахани нужно будет ему атамана Попова найти или губернатора астраханского. Они с дальнейшим путём помогут. Вот деньги на проживание и переезд. Не женат ещё?

— Дитё ещё сам! — Замахал руками Тургенев.

— Женим. Найдём принцессу, в смысле, дочь хана. — Ладно, Иван Петрович, до обеда время есть, пойду и сам в какую ресторацию завалюсь. В полночь выехал из деревеньки своей, чтобы утром к вам заявиться.

Про Филиппа Лебона Брехту его химики статью, где тот описывал производство светильного газа, показали. Ничего особенного, обычная сухая перегонка древесины. По существу же, если переводить оба изобретения товарища на современный язык, то Лебон изобрёл сначала газогенератор, а потом и двигатель внутреннего сгорания на этом газе. При этом очень сложную и неподъёмную штуку сделал. И газ, и воздух компрессорами огромными сначала подаются в специальное смешивающие устройство, а потом только в цилиндр. И там это всё воспламеняется. А если он не изобрёл электрических свечей, то, как там происходит воспламенение смеси, не ясно. Ничего, в Дербенте Брехт поможет товарищу изобрести и свечу и карбюратор. Интересно только, если этот Филипп всё это ещё в позапрошлом году изобрёл и даже запатентовал, то почему первые двигатели внутреннего сгорания чуть ли не через век появятся. Может, помер рано, не успел? (На самом деле Филипп Лебон был застрелен в 1804 году).

Событие одиннадцатое

Тот, кто совершает открытие, видит то, что видят все, и думает то, что никому не приходит в голову.

Альберт Сент Дьерди

Лебон оказался совсем и не молодым человеком. Не стариком, тридцать два года, не старость. Князю Витгенштейну уже больше. Но если Пётр Христианович здоровьем «пыхал», то Филипп был сутул, уже наполовину лыс и в очках круглых смешных. Типичный изобретатель. Чокнутый профессор. Он первым делом протянул Брехту два своих патента. Ну, первый про пиролиз древесины Пётр Христианович отложил, а вот второй внимательно прочитал. Что можно сказать? Далеко Лебону до Майбаха.

— Расскажите о своём двигателе. Так там у вас всё запутанно написано, профессор, что мне, недоучке, вообще ничего не понятно. — Почти правда, то ли боялся француз, что украдут у него саму мысль, то ли мысли в слова трансформировать не умеет.

— Для того чтобы «раскочегарить» даже небольшой паровой двигатель, мощностью в одну человеческую силу, требуется не менее получаса времени. Согласны, фюрст? — снял очки Лебон, и как лупой поводил перед Брехтом, видимо, поближе на реакцию его посмотреть желая.

— У меня улучшенные двигатели Тревитика, но по старым машинам Уатта согласен с вами, профессор.

— Тревитика. Да, они чуть лучше, но всё равно. Дальше идём. На запуск лучшей по нынешним временам паровой машины в 4 лошадиные силы уходит два часа. Ваших полтора. Правильно?

— Примерно. У меня нефть. Даже смесь соляр… Ну, очищенная нефть. По углю, согласен. Мои примерно через час готовы к работе, и у меня в машине мощность примерно шесть — семь лошадиных сил. А что у вас не заладилось?