Мое не мое тело. Пленница (СИ) - Семенова Лика - Страница 20

Мы будто потерялись во времени и пространстве. Тепло разморило, размягчило. Мы сидели в протопленной дымной бане до тех пор, пока не начала кружиться голова. Красные, разомлевшие. Мылись хозяйственным мылом, плескали воду из ковша. И уже казалось, что не было стылого ночного леса. Ничего не было.

Через час мы сидели за столом. Одежду стирать не стали, боялись, что не просохнет. Но даже мои волосы уже были сухими. Бабка подцепила противень из печи, разложила по тарелкам печеную картошку и маленькие птичьи тушки. Мне вновь стало не по себе, я даже отшатнулась:

— Перепелки?

Старуха улыбнулась:

— Перепелочки, девонька. Я их кормлю, а они меня.

Розали с жадностью накинулась на еду, а у меня аппетит пропал разом. Перепелки — последнее, что я ела там, на корабле.

Я посмотрела на старуху:

— Бабушка, а в деревне еще люди есть?

Та покачала головой:

— Нет, милая. Никого не осталось. Ни людей, ни скотины.

Мне стало еще тревожнее.

— А как вы остались?

Старуха пожала плечами, но на морщинистом лице промелькнуло что-то едва различимое, будто рябь на воде.

— А кому нужна такая развалина? Не то, что вы, красавицы. Ты лучше ешь, а не глупые вопросы задавай. — Она выставила стеклянные стаканы, налила из чайника темный пахучий отвар. — Травки выпейте. А я вам потом в комнатке постелю. Вы же не спали, поди, столько прошли.

Я вскинула голову:

— Сколько?

Розали перестала есть, посмотрела на меня с недоумением:

— Да что с тобой?

Я и сама не понимала, но внутри дребезжала такая тревога, что начали трястись руки. Я все же заставила себя поесть. Кто знает, когда еще придется, но уже не испытывала той радости. Я взглянула на противень, который старуха оставила на табуретке у печи. Огромный. На нем еще оставалась гора картошки и семь перепелок. Слишком много для одного человека. Даже впрок.

Старуха цепко перехватила мой взгляд, настойчиво пододвинула стаканы:

— Вы попейте, попейте. Сразу сил прибавится.

Я выдавила улыбку и кивнула, но к стакану не притронулась.

Бабка вновь пододвинула, и это уже совсем не казалось случайностью.

Я поднялась, неспешно пошла по комнате, нарочито осматриваясь. Выглянула в оконце, забранное короткими шторками на резинке. Повернулась к старухе:

— Бабушка, а где ваши перепелочки? Очень посмотреть охота.

Старуха тут же кинулась собирать тарелки:

— Не нужно, милая. Они чужих страх, как не любят. Нестись перестанут.

Я с пониманием кивнула, будто ответ устроил:

— А по нужде куда можно? Во дворе?

Бабка кивнула:

— Во дворе, за баней.

Я снова кивнула. Надела башмаки, которые сушились у печи, прошла к двери:

— Розали. Пойдем со мной. Одной страшно — тут нет никого.

Та кивнула, тоже надела башмаки. Мы вышли в сени, я сняла с крюка первое попавшееся старье, надела на себя. Сунула Розали какое-то пыльное пальто:

— Надевай, холодно.

Мы спустились с крыльца, и я прямиком пошла к воротам, вышла в калитку и зашагала по пустой деревенской улице. Розали какое-то время шла рядом, потом остановилась, как вкопанная:

— Да что с тобой? Куда ты?

Я обернулась:

— Мы уходим. Или я ухожу одна.

— Почему?

Я просто развернулась и пошла дальше. Розали догнала меня:

— Да ты можешь объяснить?

Я снова остановилась:

— Бабка ждала нас.

— Да с чего ты взяла?

— Баню истопила, наготовила на целую семью. Не многовато для одной? Травки свои всучивает. Видела, как? Кто знает, что она в чайник насовала. И… нет у нее здесь никаких перепелок. — Я внимательно посмотрела в лицо Розали: — А у виссаратов есть.

Я снова зашагала по улице, Розали семенила рядом:

— Ты с ума, что ли, сошла? Какие перепелки?

Я больше не собиралась ничего объяснять:

— Я ухожу, а ты — как знаешь.

Розали все же шагала рядом:

— Еды не взяли. Одежду у бабки украли.

— Лучше украсть, чем замерзнуть. Пистолет у тебя?

Она кивнула, похлопала себя по ноге:

— Но остался один патрон.

Это было поганой новостью. Мелькнула злая жестокая мысль: в лоб для кого-то из нас.

Мы прошли деревню, поднялись на холм. Левее желтыми пятнами снова виднелся лес. Он казался сейчас единственным спасением. Мы  углубились в чащу, и только тогда я почувствовала облегчение. Теперь я шла впереди, а Розали шагала за спиной. Я обернулась:

— Куда мы пойдем?

Она пожала плечами:

— Наверное, на северо-восток, в Нелспик.

— Виссараты тоже проходили там?

Розали покачала головой:

— Так далеко на север они не заходили.

Мы шли по лесу до самого вечера, и я надеялась, что не сбились с пути. На наше счастье дождь так и не пролился, облака к вечеру развеялись. Впереди среди стволов будто просветлело. Мы снова вышли на опушку. Усталые, измотанные. Но теперь не продрогли, благодаря бабкиной одежде.

Нет, теперь искать ночлег среди людей казалось мне опасным, хоть Розали так и не убедили мои доводы. Заподозрить бабку в связи с виссаратами казалось ей полнейшей глупостью. Она скорее готова была поверить в то, что старуха людоедка.

Мы решили остаться на опушке, наконец, поспать. Расположились под кустами молодого орешника. Тянули жребий, кто первый. Выпало Розали. Мы нагребли кучу палой листвы. Она поплотнее укуталась в пальто, подложила под голову согнутую руку и уснула тут же.

Я сидела, прислонившись к древесному стволу. Ни о чем не думала. Думать больше не было сил. Но все время вспоминала старуху, упреки Розали. Теперь казалось, что не так уж я и была права. Может, со страху надумала. Я просто сидела, смотрела сквозь ветви, как на холмы опускаются сумерки, как в небе загораются ранние звезды. Слушала, как птицы угомонялись, устраиваясь на ночлег. Теперь лес оглашало лишь карканье. Было слышно, как вороны били крыльями в ветвях. Мне казалось, у этих птиц разные голоса. Наверное, и свой характер, как у людей. Говорят, они очень умные.

Они будто переговаривались. Казалось, кто-то бранился, а кто-то оправдывался. Робко и не так раскатисто. Вот к общему разговору присоединился резкий посвист, переросший в клокочущий рычащий звук.

Меня ошпарило паникой. Я содрогнулась всем телом, задрала голову, глядя в небо. Над потемневшим лесом проплыла огромная черная тень, раздался плотный глубокий гул, вновь послышался посвист.

Я кинулась к Розали, растолкала. Она подскочила, но все поняла, через пару секунд. Мы замерли, глядя, как на холмы причаливает корабль. Плоский, черный, с вереницей отвратительных колышущихся крыльев.

Розали сглотнула:

— Ну, вот и все…

— Нужно бежать в чащу.

Она обреченно кивнула.

Я рванула в лес, но она не пошла за мной. Я остановилась, обернулась. Она стояла с зажатым в руке пистолетом. Долго молча смотрела на меня.

В следующий миг меня оглушил выстрел.

Я с трудом понимала, что происходит. Розали повалилась на землю, вцепившись в ногу. Ладони потемнели от крови. Пятно стремительно расползалось по рваному чулку. Казалось в сумерках черным. Она больше не смотрела на меня. Какое-то время корчилась на земле, наконец, с трудом поднялась, хватаясь за ветки, сцеживала боль сквозь сжатые зубы. Бросила пистолет мне под ноги и пошла в сторону корабля.

Я была так поражена, что застыла без движения, без единого звука. Я словно попала в ночной кошмар. Стояла и смотрела, закаменев. Казалось, сейчас я закрою глаза и перенесусь в другое место. Совсем в другое. Первой мыслью было броситься к Розали, но я, наконец, опомнилась — кажется, она знала, что делала. Я кинулась в гущу деревьев, но вязла, будто сзади кто-то все время держал. Я двигалась непозволительно медленно и громко. Ветки хлестали по лицу. Пульс колотил в ушах, оглушал.

Не знаю, сколько прошла. Я обернулась, но не видела ничего, кроме ветвей. Прислушалась — лишь шелест листвы. Эта тишина пугала, будто меня накрыли огромным стеклянным колпаком и уже поймали. Над головой что-то мягко бухнуло и затихло. Я постояла, замерев. Наконец, двинулась дальше.