История Брунгильды и Фредегонды, рассказанная смиренным монахом Григорием ч. 2 (СИ) - Чайка Дмитрий - Страница 23

- Хочешь меха? – спросила королева, тыча в лицо дочери драгоценные шкурки соболя, бережно переложенные полотном. – Возьми два циммера(1). Или ткани? – штуки тончайших материй из Константинополя были навалены одна на другую.

- Может, посуду возьмешь? – Фредегонда рывком открыла сундук, доверху набитый кубками и блюдами. – Нет! Я знаю, что тебе нужно! Украшения!

Глаза Ригунты разгорелись. Мать открыла сундук, набитый браслетами, золотыми цепями, фибулами и ожерельями. Да, она хотела именно это!

- Чего ждешь? – резко спросила мать.- Мне еще и подать тебе? Я же старуха, мне тяжело наклоняться. Имей в виду. Все самое ценное лежит внизу, в шкатулках. Там перстни и серьги с камнями. Ну, бери, сколько унесешь!

Ригунта окунула руки в драгоценности, нащупав на дне дерево резных шкатулок. Ненавистная мать не обманула. Все самое ценное было именно там. Она наклонилась, а Фредегонда резко ударила ее по голове тяжелой, окованной металлом, крышкой сундука. У Ригунты помутилось в голове от удара, и она стала задыхаться. Мать неумолимо душила ее.

- Помогите! – завизжала за дверью служанка, которая подглядывала в щель приоткрытой двери. – Мою госпожу убивают!

В кладовую ворвались люди Ригунты и оттащили Фредегонду от дочери.

- Госпожа! Это же ваша дочь! Вы ее убьете!

- Уведите отсюда эту тварь! – закричала Фредегонда, пугая окружающих искаженным лицом.

Она заперла дверь и пошла к себе, выгнав служанок. Женщина, которую боялась половина Галлии, упала на свою постель, а ее плечи сотрясались от рыданий. Впервые в жизни она не знала, что ей делать.

***

В то же время. Пуатье. Австразия.

- Я, наверное, скоро помру, сестра, - с тоской шепнула Хродехильда, дочь короля Хариберта, своей двоюродной сестре Базине. – У меня уже от этих постов и молитв голова кружится. Ненавижу эту богомольную корову.

Два года назад скончалась почитаемая при жизни как святая сестра Радегунда. Настоятельницей основанного ей монастыря была назначена сестра Левбовера, которая в любви к господу не уступала своей предшественнице. Суровый устав основательницы стал еще суровее, если только это было возможно. Сестры взвыли. Службы чередовались с трудами по хозяйству, переписка священных текстов сменялась изготовлением тканей. И без того небогатый стол стал откровенно скудным. Сестры из знатнейших семей Галлии питались хуже крестьян, трудившихся в монастырских виллах. А зачем тогда им столько добра, спрашивается? Запасов вдоволь, пожертвования возами везут. Почему они тут прозябают, словно нищие? Они же дочери королей! При этом сама мать-настоятельница себе в маленьких радостях не отказывала. И мужичок при ней крутился, в женское платье переодетый. И кости аббатиса любила метнуть. А уж в том, чтобы лишний раз унизить родовитых сестер, Левбовера находила особое удовольствие.

- Она еще и худородная, - согласно ответила Хродехильде сестра. – Ей за счастье над нами свою власть проявить.

Базина, дочь короля Хильперика, выросла в монастырях, и эта жизнь была для нее привычной. Но ей тоже иногда хотелось и поесть вдоволь, и побездельничать. А тут просто каторга какая-то. Уже и, правда, силы заканчиваются. Они так обрадовались, когда Радегунда умерла, надеялись, хоть какое-то облегчение будет. И ничего! Даже хуже стало.

- Давай ее прогоним, - жарко шептала ей на ухо Хродехильда. – К королю пойдем, пусть спасет нас от этой старой карги. Мы же племянницы его. Не могут с нами, как с простыми девками обращаться.

- Думаешь, получится? – с сомнением спросила Базина. – Что-то боязно мне.

- Я все продумала, - с исступленной верой сказала ей сестра, не обращая внимания на монахинь, которые распевали рядом псалмы и посматривали на них с немалым удивлением. – Если не получится, я руки на себя наложу, богом клянусь. Не могу так жить больше!

- А давай! – с бесшабашной уверенностью, которая ей отнюдь не была свойственна, ответила Базина. Она выросла довольно робкой девушкой. А уж после того, что с ней случилось, и вовсе замкнулась в себе. Не каждой дочери короля уготовано увидеть жестокую смерть матери и быть изнасилованной сворой наемников. – Хуже все равно не будет!

Вечером две принцессы, что пользовались в монастыре немалым авторитетом из-за своего происхождения, собрали монахинь и начали вещать:

- Сестры, сколько еще нам терпеть?! Разве мы рабыни, что с ними обращаются так недостойно? Пойдемте отсюда, будем просить справедливости! Король – наш дядя, он не даст нас в обиду! А мы не дадим в обиду вас! Поддержите нас, и заживем, как люди! А Левбоверу эту окаянную – долой!

- Долой! – закричали сестры, многим из которых монастырская жизнь давно стала поперек горла. Их никто не спрашивал, когда невестой Христовой делал. Вон, в других монастырях, знатные девицы и едят сытно, и работой их не обременяют. Да и, чего греха таить, даже мужчины порой тяготы служения господу скрашивали.

- Идем в Тур! – кричала Хродехильда.- Там нас укроет епископ Григорий! Он святой человек!

- Идем! – поддержали ее сестры, которые в тот момент словно обезумели.

- Куда вы собрались, несчастные! – грозно крикнула Левбовера, которую позвали перепуганные монахини из тех, кто никуда уходить не собирался. – Идите по своим кельям! Иначе наказание будет суровым! Вы пожалеете!

- Наказание! – завизжала Хродехильда. – Я дочь короля! Как ты смеешь обращаться со мной, словно я служанка! Мы уходим отсюда!

Четыре десятка монахинь вышли из ворот монастыря. Они прошли пешком сотню верст по раскисшей зимней дороге, не имея лошадей и припасов. То, что из них никто не погиб, было истинным чудом. Но, тем не менее, все они вскоре оказались в Туре, приведя в немалое смущение горожан и священников, особенно епископа Григория.

- Дочь моя, ты обезумела? – осторожно поинтересовался епископ, когда Хродехильда пришла к нему за благословением. Молодая женщина выглядела усталой, и даже изможденной. Путь сюда оказался очень тяжел.

- Нет, святой отец, - ответила принцесса. – Мой разум при мне. Я прошу тебя позаботиться о моих сестрах, пока я не встречусь со своим дядей, Гунтрамном. Он узнает, как с нами обращаются, какие унижения нам пришлось претерпеть.

- Если мать-настоятельница нарушила какие-либо правила, я готов вместе с епископом города Пуатье Маровеем сделать ей внушение, - сказал девушке Григорий. – Я уверен, что этот вопрос можно решить миром.

- Нет! – замотала головой принцесса. – Ничего этого не надо. Я все равно пойду к королю. Пока она там, ноги моей в этом монастыре не будет.

- Почему противитесь разумному предложению? Почему не слушаете совета епископа? Боюсь, как бы не собрались епископы и не отлучили вас от Церкви(2), - сурово посмотрел на нее Григорий.

- Мне уже все равно, святой отец, - поникла Хродехильда. – Я так больше не могу. Я все равно пойду к дяде. Прямо сейчас пешком уйду.

- Дочь моя, - вскрикнул епископ. – Да хоть тепла дождись. На себя посмотри, ты же еле на ногах стоишь!

- Хорошо, - кивнула Хродехильда. – Да будет так.

***

Полгода спустя. Год 6097 от Сотворения Мира (август 589 от Р.Х.). Пуатье.

Изрядно поредевшее воинство Хродехильды вернулось в Пуатье. Король Гунтрамн принял племянницу ласково, богато одарил и пообещал прислать епископов, чтобы они разобрались в этом скандальном деле. Но неделя шла за неделей, а ничего не менялось. Из сорока сестер, что пришли с Хродехильдой и Базиной в Тур, осталось чуть больше двадцати. Кто-то из сестер сбежал домой, кто-то перебрался в другой монастырь, а некоторые и вовсе вышли замуж, разочаровавшись в монашеской жизни. Даже отлучение от церкви, что грозило им за такой проступок, не устрашило девушек. Весна!

И вот, в середине августа, когда уже всем стало ясно, что никто не станет разбираться с их бедами, Хродехильда решила вернуться в Пуатье. В ее голове созрел план. План отчаянно смелый, который лишь и пристал дочери короля. Два десятка монахинь заняли базилику святого Илария, и начали созывать под свои знамена всех, кто хотел сытно есть, пить вино и получать плату за службу. Денег у принцесс было достаточно. В считанные дни Хродехильда собрала в церкви полсотни разбойников, беглых рабов и безработных наемников. Церковь стали готовить к обороне, а грабежи и убийства стали в Пуатье обычным делом. Тут-то и нагрянули епископы с пасторским увещеванием. Да только они немного ошиблись…