Дочка папы Карло (СИ) - Страйк Кира - Страница 27

А, как вы помните, графы желали для детей всестороннего образования, не ограничиваясь только тем, что в то время считалось достаточным. Особенно для девочек. К тому же старшая проявляла интерес к учению. В какой-то момент Ольга Петровна заметила, что прогресс в академических знаниях остановился.

К тому моменту мадемуазель Вивьен умудрилась счастливо влюбиться в соседского гувернёра, в доме которых им приходилось бывать, и графская чета с облегчением выдала дамочку замуж, сделав на свадьбу щедрый подарок.

Собственно, поэтому они и искали для себя на эту должность не возрастную и опытную, как было принято и в целом логично для той эпохи, а образованную и более прогрессивную, что ли, учительницу из числа лучших учениц Смольного. В надежде на то, что молодость легче сдвинуть с мёртвой точки общественных убеждений и повернуть в болеежелательную для них сторону.

Не знаю уж, как там Марта расстаралась в рекомендательном письме, но данная ей характеристика устроила притязательных в этом вопросе графов. И вот я здесь.

Но возвращаюсь к тому, что же так удивило меня в комнате Серафимы.

Когда мы вошли в это небольшое помещение, мне показалось, что я попала в некий музей кружева. Не слукавила бабуля, когда говорила, что сызмальства плетёт — оно было везде. Помимо ажурных салфеток как таковых, им было оплетено всё, что вообще поддавалось подобной обработке: окантовка светлых шторок, скатерть на столе, накидка на уютное кресло, кроватное покрывало, из под которого, в свою очередь, тоже выглядывал богатый подзор*, до самого пола опускаясь широкой сборкой. В общем, кружево на кружеве.

—Не хватает только кружевного ковра.-внутренне улыбнулась я, —А что, смотрелось бы красиво. И дорого… Ей бы сюда ту самую машинку, которой баба Нюра шнуры плела — вот бы диковина была! —неожиданно вспомнилось из прошлой жизни, —А то ли взять, да вспомнить ту конструкцию — я же её своими руками разобрала и собрала! Да ну… С моей-то “рукодельностью”…

Ладно, оставим бредовые идеи и займёмся реальностью.

С этого момента началась более-менее складная жизнь в графском имении. С Серафимой мы, можно сказать, подружились. Девочки, заметив расположение няньки тоже легче пошли на контакт. Младшую предстояло обучать с азов. Тестирование Александры показало, что базовыми знаниями она владеет, но и только. Но с ней, как раз всё обстояло довольно просто — старшая сама была готова обучаться. Её доверие ко мне росло с каждым занятием — новой гувернантке было чему научить любознательную девочку.

С Лизонькой приходилось идти на всяческие ухищрения, облекая обучение в игру — она была не очень-то усидчивой. Что не делало её менее славной. Поначалу даже пришлось привлекать игрушечных персонажей — кукольных подружек маленькой графини, которых высаживали рядком, чтобы “учительница” — Лиза могла преподать им алфавит и счёт. Ну а для этого, соответственно, самой “учительнице” приходилось для начала чему-то научиться. Таким образом организовался очень даже удачный способ проверки пройденного материала.

В общем, скучать оказалось некогда. С моими воспитанницами было интересно. Но, спустя некоторое время, я начала задумываться о том, что почти все двадцать четыре часа в сутки я занята только ими. Живу их бытом, заботами, каждым их действием. Жалованье мне за это положили приличное — тысячу рублей в год**, однако своей собственнойжизни у меня практически не осталось. Совершенно не понимаю, когда и каким образом моя предшественница в таком режиме умудрилась устроить личную судьбу.

Ольга Петровна была довольна. Не скажу, что прогресс двигался семимильными шагами. Однако, Саша делала заметные успехи. А касаемо Лизы, делать выводы было пока слишком рано, но родители были рады уже тому, что её вообще удалось вовлечь в процесс обучения.

Постепенно перезнакомилась с дворовыми людьми. Началось всё с Тимошки-сапожника (ну для меня — понятное дело, Тимофея), жившего с семьёй в отдельном небольшом флигеле, где была устроена и его мастерская.

Весёлый мужичок средних лет, без конца пересыпающий свою речь прибаутками да приговорками, и в самом деле оказался очень приличным мастером своего дела. С его помощью, мой гардероб пополнился парой удобных, добротных туфель. К тому же, что называется, незадорого.

Конечно, на выход, графы имели дорогую, купленную в престижных мастерских обувь. Однако, для дома с удовольствием пользовались продуктами его творческого труда. Таким образом, обувая фактически всю усадьбу, мастер без дела не сидел, умудряясь ещё и зарабатывать с “левых” заказов.

На особом положении находился и садовнмк — степенный немолодой мужчина, имевший кучу помощников. Вот уж кому тут тоже работы хватало. Насколько я поняла, дом и вся усадьба в целом не так давно перенесли основательную реконструкцию. В процессе которой старый скотный двор был перенесён подальше от дворца.

Большим плюсом этого действия оказались отсутствие неприятных запахов, назойливых мух и всяческих кровососущих насекомых. Нет, они, конечно, водились, не не в том ужасающем количестве, как могло бы быть.

На освободившемся же месте активно развивался сад с ухоженными тропинками, уютными беседками, статуями, величественными ротондами*** и прочими “понтами” богатого поместья.

Самым неприятным из привилегированной части прислуги оказался дворецкий, стоявший во главе дворовых. Это был зловредный пожилой человек, обязанный следить за порядком в доме, за подачей блюд при обеде. Здесь его на французский манер называли мажордомом. Его полномочия на меня не распространялись — поэтому, я не очень-то задумывалась, какой там у него характер.

Зато повар был просто душка и прелесть. Совершенно обрусевший француз лет тридцатипяти с гламурными усиками и лукаво-масляными глазами. Хохотун и великий охотник до дамского пола, впрочем, совершенно безобидный. Сосудистый, от чего слегка сизоватый нос выдавал в нём любителя горячительных напитков. И, понятное дело, давно съехав с традиционных французских напитков, он прекрасным образом освоился с отменным русским самогоном, который здесь, по закону жанра, гнала ключница.

А вот наследничек — тихая скотина — был, наверное, единственным здесь человеком, по-настоящему досаждавшим мне. Где-то в его организме, видать, стенал безутешный юношеский гормон. Видите ли, на серию липких намёков я ответила ему прямым насмешливым взглядом, способным погасить разыгравшееся либидо. За что “юноша бледный со взором горящим” заточил на меня зуб.

Открыто домогаться не смел — за такое, думаю, отец-граф быстро натянул бы ему уши на известное место. Однако, больше не упускал случая мимоходом отпустить тихую колкую шуточку или едкость по поводу моего здесь невнятного положения. Самое обидное, что крыть, в общем-то, было и нечем. К тому же, этот гад, может и был придурком, но никак не дураком. Язык у будущего юриста, что называется, был подвешен как надо.

Так и тянулось лето, накапливая во мне раздражение от собственного зависимого положения в этом мире. Чаще просещали мысли о том, чтобы как-нибудь радикально изменить всю эту ситуацию. Но дельных идей, имевших бы реальную рациональную ценность — не было.

Однако, вскоре произошло событие, заставившее меня шустрее шевелить извилинами. И случилось всё, конечно же, по вине заразы-наследничка.

*Подзор,подзора. —Оборка, кружевная кайма, спускающаяся под чем-нибудь (устар.).

**В «Барышне-крестьянке» Александр Пушкин создал собирательный образ английской гувернантки — типичной фигуры в русских дворянских домах: «Резвость и поминутные проказы восхищали отца и приводили в отчаянье ее мадам — мисс Жаксон, сорокалетнюю чопорную девицу, которая белилась и сурьмила себе брови, два раза в год перечитывала «Памелу», получала за то две тысячи рублей и умирала со скуки в этой варварской России». Я решила не очень наглеть с цифрой и ограничилась тысячей рублей в год.

***Рото́нда (итал. rotonda, от лат. rotundus — круглый) — композиционный тип круглого в плане здания, как правило окружённого колоннами и увенчанного куполом.