Шепот звезд (СИ) - Рель Кейлет - Страница 8

Когда мы затормозили у первого постоялого двора, чтобы размять ноги и уладить мелкие вопросы, я улучила момент и зашла за конюшню, чтобы в тишине насладиться уже остывшим хлебушком. За несколько часов пути он немного растерял свою мягкость, но все еще выглядел восхитительно.

Из кустов вышел дворовый пес с разорванным ухом и свалявшейся на животе шерстью. Увидев краюху, он преданно замахал хвостом, неистово радуясь еде. Отдавать хлеб я не планировала, но дворняга с таким искренним восхищением смотрела на него, что мое сердце дрогнуло. Пес получил половину краюхи. Он проглотил ее в один присест почти не жуя. Я посмотрела не его торчащие ребра и отдала вторую половину. Меня и во дворце накормят. Отряхнув платье от крошек, я вернулась в карету.

Я услышала, как колеса мерно застучали по мостовой, и осознала, что мы прибыли во дворец. Астуриас поправил мантию и выглянул в окно, за которым разливались алые закатные лучи. Даррел плотнее завернулся в свой странный мешковатый плащ.

А мне ничего не оставалось, кроме как выпрямить спину и сделать вид, что так все и должно быть. Я пыталась убедить себя, что мне каждый день приходится выходить к королю в помятом простеньком платье, и вообще в этом нет ничего дурного.

Карета остановилась. Кучер грузно спрыгнул на плитку и подошел к дверце. С лязгом он высвободил ступеньки. Скрипнула и растворилась дверь кареты.

Астуриас чинно поднялся и вышел первым. Даррел кинул на меня сочувственный взгляд и тоже покинул карету. Я не осмелилась задерживаться.

Почему-то было ощущение, что Астуриас с радостью оставит меня в этом тесном гробу и велит кучеру увезти куда подальше. Мало того, что проклята, так еще и позорить королевскую семью буду в этом грязном монашеском платье. Я нервно скомкала руками грубую шерстяную ткань, подходя к распахнутой дверце кареты.

На улице было светло, как днем, от обилия факелов. Отец не поскупился на представление для придворных. Мне оставалось лишь молиться о том, чтобы меня сочли нежной скромницей, а не глуповатой замухрышкой без малейшего понятия о приличиях. Я шагнула на шаткую железную ступень.

Даррел благоразумно отошел от кареты подальше, чтобы ни у кого не возникло и мысли ассоциировать мое появление с ним. Никто не подал мне руки. Я усилием воли раздвинула губы в приветливой улыбке. Ее можно было бы счесть и стыдливой, и насмешливой, и дружелюбной, и нейтрально-светской. В кои-то веки монастырская муштра мне пригодилась. Никогда бы не подумала, что навык прятать эмоции и притворяться окажется настолько полезным.

В толпе послышались первые шепотки. Двор приветствовал меня настороженными смешками. После темноты кареты улица казалась ослепительно яркой. Я не могла потереть глаза или проморгаться, ведь это сочли бы неуважением. Мне оставалось лишь слегка щуриться и надеяться, что тонкая пелена слез сыграет мне на руку.

Не ослепла от огней дворца, а очень рада видеть батюшку-короля, ага.

Толпа стояла передо мной, оглушая какофонией красок и драгоценностей. Аскетичность монастыря приучила меня к серо-синим простым одеяниям, а тут мелькали все оттенки алого, зеленого, желтого. И это не считая блеска драгоценностей! Клянусь, любая местная Дама посрамила бы наше Йольское зимнее древо.

Я отошла от кареты буквально на пару шагов и украдкой осмотрела убранство дворца. Даже ночью во всех его окнах горел свет. Повсюду стояли слуги с новомодными лампами, освещая пространство перед дворцом. Я разглядела флаги Астуриаса, его личный герб — полумесяц на алом — и целую свиту из учеников со смешными треуголками.

Где королевский пурпур? Гербом семьи фон Эгарт был змей, поглощающий собственный хвост, на фиолетовом фоне. И среди толпы я не заметила наших цветов, слуги носили бордовые накидки, даже флаги и ковры во дворце были выполнены из алых тканей.

Я нашла глазами фигуру отца. Светловолосый мужчина в короне стоял прямо передо мной, но пялиться было бы невежливо. Я присела в вежливом реверансе, как подобает подданной. Не принцессе. Просто подданной.

Сейчас мне приходилось играть роль девчонки, провинившейся перед короной одним лишь фактом своего рождения. Мои права превратились в пыль. Мое наследство принадлежало Беатрис и шуту Даррелу. Мой отец смотрел на меня, как на кусок налипшей на ботинок грязи.

У мне не осталось ничего, кроме идеальной осанки и острого ума. Настоятельница говорила, что этого вполне достаточно, чтобы покорить весь мир.

А с моим упорством завоевание трона станет лишь вопросом времени. Нужно лишь понять, как здесь все устроено.

Я стояла в поклоне больше минуты. Карета уже уехала, а подданные затаили дыхание, боясь пропустить реакцию короля. А он молчал. Мне не нужно было отеческих объятий, и даже без его извинений я смогла бы прожить. Однако Фабиан фон Эгарт, мой дорогой батюшка, мог бы хотя бы ответить на приветствие и дать мне возможность разогнуться.

Он словно наказывал меня, заставляя стоять в сложной неудобной позе. Я краем глаза заметила, как Астуриас усмехается, склоняя голову, будто в знак одобрения. В оглушительной тишине раздался тихий женский смешок. Я не поднимала головы, как то предписывал этикет, но машинально запомнила, откуда донесся звук. Со стороны короля. Интересно, кому там так весело? Фаворитке? Моей сводной сестре?

— Леди, — раздался приятный мужской баритон, — простите, кажется, Его Величество потерял дар речи, увидев в вас покойную Меланию фон Эгарт. Думаю, вы можете встать.

Я не шелохнулась. Однако реплика запустила ответную реакцию у придворных. Кто-то сменил позу, шурша одеянием, кто-то фыркнул, кто-то возмущенно зашептал соседу свое исключительно важное мнение по поводу сложившейся ситуации.

— Довольно. Я сам решу, когда ей можно выпрямиться, — неохотно произнес король. — Гм, можешь выпрямиться.

Мне оставалось лишь подняться. Я плавно перетекла в другую позицию и посмотрела отцу в глаза. Уставшие мышцы покалывало, но мое тело меня не подвело. Хуже этой позорной сцены долгого реверанса могло быть только мое падение в грязь.

— Отец, — звонко воскликнула стоявшая рядом с королем девушка, — это… Вот это — моя сводная сестра? Только не говори, что собираешься признать в ней свою дочь.

Девица капризно надула пухлые губки, обмахиваясь веером. Я опустила взгляд, удерживая на лице приклеенную улыбку. Мне хотелось выдрать ей белокурые патлы. Это ее, ублюдка, признали! Я законная дочь короля. Единственная. Меня не требуется признавать!

Она всего лишь приживалка, нежеланный плод глупого союза с одной маркизой. Бастард. Как она смеет говорить в таком тоне обо мне? Мою мать обвинили в государственной измене. Вот только все мало-мальски думающие жители королевства знали, что приговор был исполнен в гневе по надуманным причинам. А ее мамаша была обычной королевской подстилкой.

Я дернула пальцами, собираясь привычно впиться ногтями в ладони, чтобы усмирить бушующий в душе гнев. При подданных это была непозволительная слабость, позорная несдержанность. Я сделала вид, что просто поправляю складку на юбке, и снова подняла взгляд на короля.

Сестричка Беатрис меня не интересовала. Если у меня появиться хоть один шанс вернуть себе титул, она быстро окажется у моих ног, где ей и место.

Не знаю, отразились ли эти мысли в моем взгляде, но король дернул уголком губ. Это движение напоминало то ли усмешку, то ли гримасу брезгливости.

— Коралина фон Эгарт, — медленно произнес король. — Завтра состоится суд.

— Все уже в сборе, — вмешался Астуриас, — так зачем откладывать? В это время обычно еще идет бал вашей очаровательной дочери. Мы вполне могли бы покончить с судом сегодня.

— Девушка устала с дороги, — возмутился аристократ из толпы. — На ней же лица нет! Пусть отдохнет, а уже потом будем разбираться.