Чужие степи 6 (СИ) - Ветров Клим - Страница 22

Будь обстановка поспокойней, я, может быть, и придумал чего-нибудь, но когда всё горит, а вокруг стрельба не смолкает, мозги работать совсем отказываются. Так что я чуть высунулся и просто наблюдал за происходящим.

— Пить... — донеслось из-за спины. Василич очнулся. Выглядел он откровенно плохо, но, как мне показалось, во взгляде уже не было «остекленения».

— Василич? Ты? — позвал я его.

— Не, не я... Папа римский... — с некоторой задержкой отозвался он, и приподнявшись на локтях, недоумённо закрутил головой.

— Не понял... Это что? Где мы? Почему стрельба? — Судя по всему, эта хрень с наваждением у него закончилась, и, что естественно, появились вопросы.

Разъяснять с самого начала я не стал — долго это, и коротко обрисовав текущую ситуацию, вернулся на свой НП.

— Да... Жопа полная... — Василич подполз поближе и тоже улёгся рядом.

Стрельба, дым, рёв танка — теперь он как-то странно ездил, зигзагами, и почти не стрелял. В общем, страшно, и перспективы вырисовывались самые что ни на есть нехорошие.

Вот не первый раз под обстрелом, и никак не привыкну. Не вздрагиваю уже, нет, и в землю от ужаса не вжимаюсь, но страх искоренить не получается. Чем больше в мою сторону летит, тем больше я хочу жить, и тем больше боюсь.

Даже от трескотни не по себе. А ведь должны миномёты уже отработать, но то ли случилось что-то, то ли они все в рукопашную пошли. — Чёрт его знает. Василич вон тоже, чуть не угробил нас от усердия. И ладно бы толк был, но ведь нет — впустую всё. Так и помрём тут дружно.

Пока боялись, со стороны чужого лагеря донеслись крики. Громко так, по нарастающей. Я даже повыше приподнялся, пытаясь разглядеть что же там происходит.

— Чё орут-то? — приложил ладонь к уху Василич. Он тоже слышал крики, и так же как и я был в недоумении.

Я прищурился, но кроме дыма и неясных силуэтов ничего не разобрал. Хотел поближе подползти, но тут где-то совсем рядом рвануло.

Откатившись назад, мы с Васильчем синхронно закрутили головами, но бежать было некуда. Прятаться тоже. Рвануло метрах в двадцати от нас, — похоже что всё же заработали минометы. Только почему сюда бьют? Неужели настолько косые?

За первым разрывом тут же прошёл второй — позади. Василич дёрнул меня за рукав, и крикнув что-то непонятное, неожиданно, по-молодецки, рванул куда-то вбок. Я же пока соображал — затупил. Разрыва не слышал, всё просто исчезло. Звуки, чувства. Даже больно не было.

«Вилка» — вскинулась лишь запоздало угасающая мысль.

Что было дальше, я уже не видел. Себя не ощущал, а если и ощущал — очнувшись, не помнил.

Такая же темнота. Запах чего-то пряного. Очень знакомый запах.

Попытался пошевелиться, — не вышло. Тело ощущалось чужим, и единственное что мне удавалось — думать.

Еще хотелось пить и спать.

Сопротивляться не мог, уснул. Сквозь сон слышал как кто-то разговаривал поблизости.

— Надо убирать осколок, только не факт что получится. — говорил кто-то знакомый, но я никак не мог понять кто именно. Вертелось в голове, но стоило сфокусироваться — ускользало.

— Другого выхода всё равно нет, тут хоть какой-то шанс. — ответил другой, тоже знакомый, и так же неузнанный человек.

— Что так, что этак... Проще в лотерею выиграть... — вздохнул первый.

— Так что же теперь вообще ничего не делать?! — повысил голос второй.

— Ну почему же... Попробуем. Только на успех я бы не особенно рассчитывал. Даже если всё получится, реабилитация будет очень долгая, и вряд-ли полностью восстановятся все функции.

Понимание ситуации пришло не сразу, но я всё же допёр. Попав под минометы, я словил осколок во что-то важное, возможно в спину, или шею. Вот врачи и решают что со мной делать. И, что самое интересное, меня это нисколько не волновало. То есть не волновало заявление про количество шансов — как я только что услышал. Жить инвалидом не хотелось, поэтому успех и неуспех операции был для меня примерно на одном уровне значимости. Получится — значит поживу, не получится — тоже хорошо, меньше проблем домашним будет.

Не знаю сколько я пробыл в таком положении — в моём состоянии чувство времени полностью атрофировалось. Но когда меня повезли куда-то, а потом переложили на живот, почувствовал.

Обезболивающего давно нет, это я знал, но боли не боялся. Если во мне осколки, а я их не чувствую, значит нервы не работают. Так что и смысла переживать нету.

Вот сколько у человека чувств? Шесть? — Осязание, обоняние, вкус, зрение, слух — шестого не помню. Я бы ещё интуицию добавил, но она не у всех развита, поэтому не может быть обобщена. Вот только у меня сейчас оставались лишь слух и обоняние. Запахи я чуял, ну и слышал что вокруг происходит.

Долго что-то гудело, кто-то приглушенно разговаривал, но меня как-то так уложили, что звуки доносились как через вату, отдельные слова я понимал, но сути разговора уловить не мог.

Потом всё стихло, и меня опять куда-то повезли и снова переложили. Не понятно куда возили только. Если на операцию, то прошла она как и предполагалось — никак. Будь это иначе, я бы почувствовал. Наверное.

Привезли и, вроде бы, оставили. Во всяком случае как я не прислушивался — ничего не слышал. Может это послеоперационая? Бывает такое? — комната куда свозят людей после операции. Или это всё же реанимация?

Мне всё сильнее хотелось пить, но я терпел. От моего желания сейчас ничего не зависело. А что если так ещё долго будет продолжаться? Как люди которые в коме лежат? Годами ведь. Может и понимают всё, но так же как и я, сделать ничего не могут. Даже самоубиться. Самое странное — я не чувствую своего дыхания. Запахи ощущаю, а вроде и не дышу.

Вот кто-то пришёл, шум шагов я слышал отчётливо. Тяжело сопя и шмыгая носом сколько-то постоял рядом, и так же топая, вышел.

А пить хотелось всё сильнее и сильнее. Неужели они не додумаются напоить меня? Да хотя бы губы смочить.

Но время шло, люди приходили и уходили, а я уже умирал от жажды. Вот, кстати ещё одно чувство — потребностей организма. Я же чувствую что хочу пить? Это же чувство?

Внезапно что-то звякнуло, и «перед глазами» замелькали картинки.

«Ты кто?» — удивился я.

Появившийся в моём мозгу человек недобро усмехнулся и посмотрел куда-то за меня. Сказал что-то, потом протянул ко мне руку и я внезапно оказался вне своего тела, под потолком.

А тело лежало внизу и я отлично его видел. Лицом вниз, накрыт простынёй и с кучей воткнутых в руки и ноги капельниц. Чем меня прокапывают — непонятно. Лекарств-то, у нас нет.

Человек посмотрел на меня, погрозил пальцем, и что-то сказал. Я хоть и не слышал звука его голоса, но знал что он попросил задержаться.

Но как я должен задерживаться, и что я вообще теперь такое — не объяснил. У меня не было тела, и, соответственно, не было ни рук, ни ног. Поэтому, если следовать логике, влиять на свое положение в пространстве я не мог. Тот я, который лежал сейчас внизу, мог, теоретически, а тот что смотрел сверху — не мог.

Неожиданно в комнате появилась Аня.

В белом халате, в шапочке и очень уставшая. Она подошла поближе и стала торопливо отсоединять от меня, точнее моего тела, воткнутые иглы капельниц.

Сначала вытащила всё с ног, потом с рук. Откинула простынь, что-то поправила, и вернула на место.

— Это действительно поможет? — потухшим голосом произнесла она, обращаясь к человеку.

Тот покосился на меня, подошёл к Ане, и неопределенно пожал плечами.

— Мне помогло когда-то. — сказал он.

— А кроме вас? — напряглась супруга.

— Не знаю. — опять покосившись на меня, ответил тот , и чуть помолчав, добавил.

— Я не настаиваю, но ты же сама видишь что шансов нет. Даже если он не умрёт сегодня — умрёт завтра. Без вариантов.

Аня молчала какое-то время, потом кивнула и вышла.

А я так и висел под потолком, пытаясь сообразить что происходит.