Чужие степи 5 (СИ) - Ветров Клим - Страница 6

— Вот Вась, нашёл инструмент. — Леонид перекинул мне перевязанный бечевкой свёрток.

Отвёртки нескольких видов, ключи, плоскогубцы, ножницы по металлу, и пара напильников. Не густо конечно, но всяко лучше чем ничего.

— Отлично. — быстро оглядев трофей, похвалил его я, и попросил посмотреть что-нибудь из одежды, да спички, или зажигалку.

Костёр мы разжигали с помощью аккумулятора, а это не очень удобно, не всегда с первого раза загорается, да и хлопотно очень. Ну а без тёплой одежды совсем тоскливо, спать-то ещё ладно, есть пара тряпок укрываться, а вот на высоте будет некомфортно. Я всё же надеюсь что мы туда ещё заберёмся.

Глядя на наши такие действия — по сути мародерство, (мелкое, но всё же), хозяева не возмущались, а только недовольно зыркали исподлобья на нас, и настороженно на твареныша. Говорить не хотели, как я ни пытался, хотя раскрывать ничего секретного не требовалось. Да и что может быть секретного в нашей глуши?

Старший вообще молчал, я всё время напарывался на его злющий взгляд, а эти двое так, серединка наполовинку, да/нет/не знаю. — Последнее чаще всего.

И только когда Тваренышу надоело держать в зубах «дичь», и он, бросив сурка здесь же на землю, отошёл к самолёту, старший витиевато выругался.

— А ты не охренел случаем? — сложности выстроенной конструкции удивился даже Леонид. Сам он матерился редко, но утверждал что знает семьдесят пять типов матерного фольклора. Что за фольклор, правда, не уточнял, но я склонен был ему верить.

Я, — говорил он, — и в морду дать могу, но если есть вариант, предпочитаю карать словесно, без рукоприкладства. А как тут без мата обойдешься? Мат, он тоже, своего рода оружие, а иногда и похлеще будет.

Но выговорившись, немолодой лейтенант снова впал в ступор, и как мы не «пытали» его, отвечать отказывался.

— Может тебе ноги сломать? — напуская на себя «зверя», Леонид бросил «своих» бойцов и подойдя поближе, присел перед старшим на корточки.

— Я ж не военную тайну пытаю, что ж ты как воды в рот набрал? Расскажи что тут происходит, и валите на все четыре стороны!

Но тот только устало поднял голову, и снова отвернулся. А меня словно обухом по голове ударило. В глазах помутнело, и передо мной с огромной скоростью замелькали картинки чужих воспоминаний. Неимоверно быстро, но я всё понимал, словно кто-то вкладывал в мой мозг уже готовые, обдуманные знания.

Не знаю как долго это продолжалось, но когда я «очнулся», Леонид всё так же пытался разговорить летёху.

Еще пару минут я соображал, обдумывая поступившую информацию, и когда всё немного улеглось в голове, решил поделиться знаниями с товарищем.

— Оставь его Лёнь. — остановил я его. — Пойдём лучше сурка разделаем, да пожарим по-человечески... — в кунге Урала плитки не было, зато нашлись дрова и сковородка, а есть, после «просветления» хотелось зверски.

Отойдя в сторонку, но так чтобы контролировать наших пленников, мы занялись костром, и я рассказал Леониду о том что «загрузил» в меня твареныш.

— Это точно наш мир? — внимательно выслушав, хмуро спросил он.

— Сто процентов. Как я понял, в нашей области первый удар пришелся по космодрому, потом жахнули по радару, и станица, сам понимаешь, попала почти в эпицентр.

Космодром от нас в двухстах километрах, а «Воронеж-М» или радар, как называли его местные, всего в десяти. Наверняка вокруг радара, а тем более космодрома была куча ПВО, но обе цели настолько приоритетные, что ракет натовцы не пожалели, и, как минимум, парочка долетела.

После удара мы переместились непонятно куда, а в нашем мире разразилась война. Короткая, яростная, за очень короткое время выплеснувшая почти всё накопленное за десятилетия «оружие возмездия». Ещё там, в нормальном, живом мире, я читал про «мертвую руку», систему, которая, в случае обрыва связи с командованием, запускает ракеты по заранее определённым целям. Точных данных у лейтенанта не было, его часть под удар не попала, но осталась без связи, поэтому о многом приходилось только догадываться.

Застава на краю географии и крохотный посёлок неподалеку, — всё что осталось от нашей области. Города в руинах, военные объекты превращены в пыль, а люди, — те кто каким-то чудом не погибли сразу, влачили жалкое существование.

Солнце светит, но его не видно из-за появившихся после взрыва туч, которые с каждым днём становятся всё гуще и гуще. Еды нет, ничего не растёт, вода заражена, дичи мало, рыба в реках исчезла.

Вот так теперь выглядит наш дом, вернуться в который мы все так надеялись.

— То-то я смотрю они дохлые какие-то... — задумчиво протянул Леонид, и вытряхивая кишки из сурчинной тушки, озабоченно нахмурился, — а он не радиоактивный, случаем?

— Не больше чем всё вокруг, наверное. — ответил я, продолжая «осваивать» полученную информацию.

Ничего сверхъестественного я конечно не делал, чужая память улеглась в голове как воспоминания о когда-то просмотренном фильме, только куда более реалистичном. Немного усилий, и вот уже картинка встаёт перед глазами.

Полусухая речка с торчащими вдоль берега полосатыми столбами и широкой распашкой, — контрольно-следовая полоса (КСП), на которой, если кто-то захочет перейти на ту сторону, обязательно останутся следы.

Здесь всегда тихо и безлюдно. Голая степь на многие километры, — жара, ковыль, и редкие облака на нереально высоком небе — весь незамысловатый антураж здешнего приграничья.

Когда-то в союзе тут выращивали баранов и размещали шахты с ракетами, но сейчас, в обоих случаях, это не актуально, прежнего размаха нет, и, наверное, уже не предвидится.

Сама линия границы номинальная, — никаких укреплений, редкие заставы — одна на сто километров, да столбы кое-где торчат.

Наверно поэтому пограничников совсем немного, по штату всего двадцать «штыков», но тут, незадолго перед тем как всё произошло, на заставу прибыла усиленная танками рота мотострелков.

Никто не знал с чем это связано, ни командир пополнения, ни начальник заставы, но видимо там, наверху, уже готовились к наихудшему варианту.

Солдатики разместились по походному, в палатках. А офицеры, — два капитана и два лейтенанта, как «белые люди» поселились в посёлке у какой-то древней бабульки.

Посёлок, — бывший колхоз, был совсем небольшим.

Одна улица на сорок домов, на отшибе какая-то ферма, точнее её остатки, почерневшие от времени столбы с провисшими проводами, да заржавевшая телефонная будка.

Жителей немного, в основном старики. Молодежь разбежалась, работы нет, цивилизация далеко, интернет не ловит, ни школы, ни садика не имеется. Дыра в общем.

Сам момент ядерных ударов лейтенант не помнил. Ночью, когда всё случилось, офицеры сладко спали, и никак не отреагировали на вспухающие на горизонте грибы взрывов.

Поэтому первое что сделали когда им доложили о случившемся, — не поверили. И только через какое-то время отправили разведку в райцентр.

Но разведка не вернулась, а к вечеру прилетело еще несколько грибочков, которые, на этот раз лицезрели уже всей заставой.

Потом были долгие полтора года выживания, унесшие больше половины личного состава и почти всех гражданских.

Еды толком нет, попытки покинуть заставу успехом не увенчались, в какую бы сторону не отправились, везде руины и зашкаливающая радиация.

Поэтому выживали как могли. Пытались сажать какие-то овощи, охотились, с горем пополам, ловили рыбу в пересыхающей речке. Но урожай не радовал, — низкие облака надёжно закрывали солнце, поэтому росло всё так себе, немногочисленная фауна быстро покончалась, а в пересыхающей речке остались одни лягушки.

В общем, невесело жилось воякам, и за это время они уже даже смирились со своей участью.

«Всем смертям не бывать, а одной не миновать» — так говаривал начальник заставы, — облысевший до состояния коленки майор, перед тем как отойти в мир иной.

— Вот тебе и пердимонокль получается... — задумчиво протянул Леонид, когда я поделился с ним «развединформацией».