Единственный цветок в этой говноклумбе (СИ) - "Holname" - Страница 3

Изумленно оглянувшись, Шейн осознал, что он находился в ванной комнате. Просторное помещение, в самом центре которого стояла горячая ванна, было погружено в полумрак. Вдоль стен, покрытых необычной ассиметричной плиткой всевозможных округлых форм, стояло несколько шкафов. Где-то неподалеку от входной двери находилось зеркало, обращенное к окну.

«Что происходит? Где это я?» — пронеслись друг за другом вопросы в голове Шейна.

Из-за хаоса в мыслях сердце продолжало учащенно биться, будто бы ожидая опасности в любую минуту. Неожиданно за спиной прозвучал шелест. Еще крепче схватившись за бортики ванной, Шейн обернулся. Там, возле небольшой тумбы, стояла девушка в форме горничной. Незнакомка быстро сворачивала чистую выглаженную одежду и складывала ее на тумбу.

Шейн уставился на нее изумленным, не понимающим взглядом. Девушка же, будто игнорируя его, продолжала молча выполнять свою работу.

— Кто ты? — спустя некоторое время все же решился спросить парень.

Горничная ничего не ответила. Сложив на тумбу последнюю из заготовленных чистых вещей, она плавно развернулась и направилась в сторону выхода. Так и не сказав ни слова, девушка приоткрыла неприятно скрипучую дверь и ушла прочь. Шейн остался в ванной в полном одиночестве.

Постепенно дыхание, как и сердцебиение, начали приходить в норму. Обмакнув руки в горячей воде, Шейн приложил их к своему ледяному лицу. Взгляд его упал на прозрачную водную гладь, через которую были видны его ноги, покрытые шрамами и синяками. Порой эти шрамы казались настолько огромными и глубокими, что даже сложно верилось в то, что подобное тело после таких-то повреждений могло вообще двигаться. Из-за нахождения в достаточно горячей воде вся кожа, скрытая под прозрачной гладью, была дряблой и имела красноватый оттенок.

«Надо успокоиться…» — подумал Шейн, медленно убирая руки от своего лица и опуская их в воду.

В тишине ванной комнаты был слышен лишь плеск воды, а также его собственное дыхание. Этот угнетающий полумрак, как и настораживающая тишина, вызывали лишь еще больше напряжения.

«Я помню, как схватили Айшу, помню, как побежал спасать ее, помню, как меня поймали, избили и…»

Картинка последнего воспоминания четко всплыла перед глазами. Это воспоминание, центром которого было дуло пистолета, направленное прямо на него, вызвало мурашки. Шейн догадался сразу, чем могло закончиться то, что он вспомнил. Он также легко понял и то, что могло происходить с ним сейчас.

Прозвучал плеск воды. Выскочив из ванной, Шейн бросился прямиком к зеркалу, стоявшему где-то возле двери. Парень подлетел к нужному месту так быстро, как это было возможно, и взглянул на свое отражение.

Серебристые волосы, необычные ярко-желтые, словно у сокола, глаза. Вытянутое лицо, прямой нос, немного опущенные уголки глаз и довольно тонкие выразительные губы, искусанные до такого состояния, что почти вся их поверхность была в каких-то зазубринах и ссадинах. Не только губы были в таком состоянии. На виске виднелся довольно крупный отек, явно полученный после удара тяжелым предметом. На шее виднелась синяя полоса от веревки, как и на запястьях были видны следы от оков. Вся грудь, ноги и спина были усыпаны шрамами.

В своем прошлом Шейн был юношей восемнадцати лет. В нынешнем же состоянии он был еще младше примерно на три-четыре года, но иметь в таком возрасте настолько измученное тело ему не приходилось даже в прошлом.

«Как? — пронесся лишь один вопрос в его голове. — Что со мной произошло?»

— Милорд, — внезапно прозвучал голос в тишине комнаты.

Шейн медленно и все еще шокировано повернул голову к двери. Там, на пороге, стоял незнакомый мужчина в костюме дворецкого.

— Вынужден попросить вас, — продолжил дворецкий, — поторопиться. Горничная уже оставила вам одежду на тумбе. Если вы чувствуете, что можете свободно двигаться, одевайтесь.

Шейн сглотнул. Он сразу обратил внимание на то, что тон, с которым к нему обращались, был довольно ровным. В нем не было ни пренебрежения, ни сострадания. Он также заметил и то, что все слова дворецкого были ему понятны.

Шейн не совсем осознавал, что должен был делать. Медленно развернувшись, он направился в сторону тумбы, возле которой еще недавно раскладывала вещи горничная. Каждый его шаг сопровождался болью, которая вместе с пробуждением сознания начала постепенно возвращаться.

Подойдя к тумбе, Шейн остановился и приподнял правую ногу так, чтобы видеть свою стопу. Та была вся обожжена, будто бы еще недавно он ходил по горящим углям. Это казалось удивительным, учитывая то, что проснулся он в итоге в снегу.

Нервная улыбка появилась на губах парня. Не только ноги, все тело постепенно начало отогреваться и сообщать о тех ужасных ранах, которые терзали его на протяжении всего этого времени.

Дворецкий ничего не говорил. Войдя в ванную комнату, он лишь закрыл за собой дверь и молча замер.

Бросив взгляд на своего тихого наблюдателя, Шейн вновь выпрямился и начал медленно одеваться.

«Этот человек мне не знаком, этот дом мне не знаком и эта внешность мне не знакома. Не знаю что происходит, но, кажется, я больше не Эрскин. Так стоит ли мне говорить другим о том, что я ничего не помню и не понимаю?»

Схватив с тумбы полотенце, Шейн отер им свою влажную после купания грудь и вновь косо посмотрел на дворецкого. Тот не отводил от него взгляда и с полным равнодушием наблюдал за его переодеванием.

Неожиданно в воспоминаниях всплыла сцена первого пробуждения в этом мире. Холод будто вновь охватил тело, заставляя его оцепенеть. Шейн вспомнил фигуру той, кто так громко кричала на него тогда и пыталась пробудить с помощью ведра холодной воды. Лица девушки он не видел или просто не помнил, но вот отдаленно ее внешность будто была в его воспоминаниях: прямые серебристые волосы, как у него самого, странная челка, разделенная на две половины и дугообразно повернутая в разные стороны, немного пухлые губы и большие фиалковые глаза.

Одно это воспоминание вызвало у этого нового тела дрожь и ужас. На губах Шейна появилась нервная улыбка, причиной которой стало осознание, что он боялся того, чего даже сам не знал.

«Не стоит. Определенно не стоит привлекать к себе внимания».

Когда Шейн наконец-то переоделся, он быстро окинул себя взглядом. Прямые легкие штаны, белая тонкая рубашка, рукава которой расширялись к плечу и сужались у самого запястья, удобные черные туфли. Одежда не казалась грязной или дешевой. Наоборот, материалы были очень приятными и казались дорогими, однако со стороны все это выглядело довольно просто.

— Скоро начнется ужин, — прозвучал голос дворецкого у выхода, — если вы уже готовы, я вынужден попросить вас пройти в столовую.

Шейн вновь поднял взгляд на дворецкого. Их глаза встретились.

«Вынужден, вынужден, вынужден. Как же часто он будет повторять это слово?»

Парень гордо выпрямился и уверенно направился вперед, хотя ноги его, как и спина, явно не хотели ни того, ни другого. Оказавшись рядом с дворецким, Шейн остановился и охрипшим голосом спросил:

— Как мне следует себя вести?

Дворецкий посмотрел на парня с толикой удивления. Его поведение казалось немного странным, и дело было не столько в вопросе, сколько в том, как он себя вел: гордо, спокойно, решительно.

— Вы меня спрашиваете? — спросил в ответ слуга.

— Да, — все также уверенно ответил Шейн, — я хочу узнать, что должен делать, чтобы не повторить то, что было недавно.

Дворецкий завел руки за спину и посмотрел куда-то вперед. Так и не поворачиваясь к двери, чтобы открыть ее для своего господина, он равнодушно ответил:

— Как по мне, так вы в любом случае повторите этот исход. Можете игнорировать все вопросы, можете кричать и плакать. Вы ведь уже пробовали все это? Единственное, что посоветую, так это не смотреть в глаза вашим сестрам и матушке. Сами знаете, они в гневе страшнее любого монстра.

На губах Шейна появилась усмешка, что вызвало еще больше удивления на лице дворецкого. Этой своей реакции, казалось, мужчина даже не пытался скрыть.