Китайцы. Моя страна и мой народ - Юйтан Линь - Страница 23

Я уже говорил, что китайцы страдают от избытка древней мудрости, которая проявляется в лукавстве, бесстрастии, миролюбии, что часто граничит с трусостью. Однако все умные люди трусливы, потому умный человек хочет сберечь свою шкуру. Не может быть ничего глупее — если, конечно, трезво смотреть на вещи, — чем человек, который, охмелев от газетной пропагандистской трескотни, с пьяной храбростью высовывает голову из укрытия, рискуя получить пулю в лоб. Если же, читая прессу, он будет шевелить мозгами, то в первые ряды он уж точно не полезет и не поддастся пропагандистскому угару. Более того, исходя из логики вещей и просто рассуждая по-человечески, его должна охватить паника. Последняя война научила нас тому, что многие благородные души, блистающие в колледжах и университетах, испытывают душевные муки, о которых более толстокожие и не очень умные люди понятия не имеют. Не новобранцы, а прослужившие в армии четыре года «старики» начинают понимать, что дезертирство часто является добродетелью в отношении самого себя, что это единственно разумный путь для умного и честного человека.

Однако интеллект нации проявляется не только в трусости китайцев. Китайские студенты, обучающиеся в европейских и американских университетах, в академическом плане стоят выше других. Я думаю, это вовсе не результат отбора по конкурсу студентов, выезжающих учиться за рубеж. У себя в стране они уже давно привыкли к научным диспутам. Японцы не без сарказма называют китайцев «литературной нацией», и это вполне оправданно. Подтверждением служит, например, невероятное количество издаваемых в стране журналов. Достаточно четырем-пяти друзьям случайно встретиться в одном городе, как чуть ли не сразу учреждается новый журнал. Неисчислимы писатели, отдающие статьи редакторам. Прежняя система государственных экзаменов представляла собой тест на интеллект — я об этом уже писал. Эта система заставляла китайских ученых овладевать изящной и отточенной лексикой, различать тончайшие нюансы смысла, совершенствуя свой стиль мышления. Познания в области поэзии помогли им достичь признанных высот в сфере литературного стиля, проявлять изысканный вкус и незаурядное мастерство. Китайская живопись поднялась до таких высот, которых не знала живопись европейская. В каллиграфии китайцы шли собственным путем; и по-моему, достигли максимального разнообразия и совершенства в ритмике письма.

Поэтому нельзя говорить, что недостаточная степень оригинальности и творческого начала есть одна из особенностей нашего менталитета. Творческая инициатива китайцев была на уровне ручного, ремесленного труда, который до сих пор сохраняется в китайской промышленности. Вследствие своеобразного способа мышления и неудачных попыток разработать развитые научные методы Китай сильно отстал в области естественных наук. Однако я убежден, что после внедрения научных методов и установки совершенного научно-исследовательского оборудования Китай в следующем веке взрастит выдающихся ученых, которые внесут важный вклад в мировую науку.

Интеллект нации, конечно, не сосредоточен только в образованной прослойке общества. Китайская прислуга благодаря своей житейской мудрости, умению общаться с людьми и понимать их вряд ли в чем уступит прислуге европейской. Китайские торговцы в Малайе, Индонезии, на Филиппинах добились больших успехов главным образом потому, что обладали более развитым интеллектом, чем местное население. Высокий уровень интеллекта обусловил такие качества их характера, как бережливость, неустанное усердие и дальновидность. Уважение к знаниям, образованности породило стремление к самосовершенствованию даже в самых низших слоях среднего класса, о чем мало кто из иностранцев знает. Некоторые представители иностранной диаспоры в Шанхае пытаются разговаривать с продавцами китайских магазинов на пиджин-инглиш, что приводит последних в замешательство. Эти иностранцы не знают, что многие китайские продавцы прекрасно разбираются в тонкостях английской грамматики. Китайских рабочих в короткий срок можно обучить до уровня техников, поскольку здесь требуются четкость и аккуратность. В трущобах и заводских районах китайских городов редко встречаются высоченные и здоровенные типы, широкоскулые и низколобые монстры, сильные как быки. Зато их много в таких же кварталах западных городов. Здесь, в Китае, другой тип людей. В их глазах светится ум, у них веселые лица, они отличаются в высшей степени благоразумным нравом. Вероятно, вариативность уровня интеллекта у китайцев менее выражена, чем у многих западных людей. Это касается и китайских женщин, которые отличаются большей ментальной мощью, чем китайские мужчины.

Действительно, менталитет китайца во многих отношениях женственный, и слово «женственность» наилучшим образом суммирует его качества. Особенности женского менталитета и женской логики — это и есть особенности китайского менталитета. Голова китайца, как и голова китаянки, полна здравого смысла. Как и в разговорах женщин, в китайской голове отсутствуют абстрактные понятия. Образ мышления китайцев, синтетический и конкретный, отличается пристрастием к пословицам, обилие которых характерно и для бесед женщин. Китайцы самостоятельно не дошли до высшей математики, мало кто из них сумел усвоить обычную арифметику — совсем как многие женщины, за исключением энергичных мужеподобных лауреаток университетских премий. Это замечание относится, конечно, ко всему слабому полу, который взращен нынешним обществом. У женщин жизненные инстинкты сильнее, чем у мужчин, а у китайцев они сильнее, чем у людей других наций. Китайцы раскрывают тайны природы главным образом благодаря интуиции. Благодаря той же интуиции, или «шестому чувству», многие женщины руководствуются постулатом «это так потому, что это так». Наконец, китайская логика сугубо персональная подобно женской логике. Так, женщина представит в обществе профессора-ихтиолога не как профессора-ихтиолога, а как зятя полковника Гаррисона, который умер в Индии в то время, когда в Нью-Йорке ей делал операцию по поводу аппендицита старый симпатичный доктор Кэбот, — если бы вы видели его прекрасный высокий лоб! Точно так же китайский судья рассматривает закон не как нечто абстрактное, а как некую переменную величину, которую можно гибко использовать применительно к полковнику Хуану или майору Ли. Следовательно, любой закон, который настолько безличен, что его нельзя применить к особе полковника Хуана или особе майора Ли, является негуманным и, стало быть, это не закон вообще. Китайское правосудие — искусство, а не наука.

Датский лингвист Е.-О. Есперсен (1860—1943) в книге «Развитие и структура английского языка» («The growth and structure of English») указал на «мужские черты» английского языка — лаконизм, здравый смысл и сила выражения. Не намереваясь возражать столь высокому авторитету в области английского языка, я бы тем не менее позволил себе не согласиться с его точкой зрения относительно пола. Здравый смысл и практичный ум — это скорее свойства женщин, а не мужчин, которые больше склонны витать в облаках. Китайский язык и грамматика четко выявляют «женские черты» языка: его форма, синтаксис и лексика демонстрируют простоту мышления китайцев, конкретность образов и лаконизм синтаксических связей.

Эту простоту лучше всего можно иллюстрировать примерами из пиджин-инглиш, который, как говорят в Китае, состоит из английского мяса и китайских костей. Нет оснований считать, что фраза «He come, you no come; you come, he no come» («Он придет, ты (вы) не придет; ты придет, он не придет») менее ясна, чем сказанная правильно: «You needn’t come, if he comes; he needn’t come, if you come» («Вам не нужно приходить, если он придет; ему не нужно приходить, если вы придете»). На самом деле простота первой фразы делает ее более ясной. Дж. Мун в книге «Английский язык декана» («Dean’s English») цитирует английского фермера из Сомерсета, который дает показания перед судьей: «He’d a stick, and he’d a stick, and he licked he, and he licked he; if he licked he as hard as he licked he, he’d a killed he, and not he he» («У него была палка, и у него была палка, и он ударил он (его), и он ударил он; если он ударил он так сильно, как он ударил он, то он убил он, а не он он»). Мне кажется, говорить так разумнее, чем использовать падежи германской группы языков. С позиции китайского языка различие между «I lick he» («Я бью он») и «he lick I» («Он бьет я») совершенно очевидно без всякой субъектно-объектной конструкции и добавление к глаголу третьего лица единственного числа окончания -s излишне, как и в конструкции прошедшего времени: «I had, he had; I went, he went». Реально многие говорят «us girls» («мы, девочки») и «them things («те штуки»), и их понимают, и смысл здесь не теряется. Теряются ничего не значащие категории, которые не имеют отношения к силе выражения. Я очень надеюсь, что придет день, когда английские и американские профессора смело и достойно будут говорить в аудитории «he don’t» (вместо «he doesn’t») и что английский язык под влиянием пиджин-инглиш станет таким же разумным и ясным, как китайский язык.