Плацдарм (СИ) - Звонарев Сергей - Страница 98

Затем Троцкий начал говорить.

Троцкий специально не обучался ораторскому искусству, но всю свою политическую жизнь внимательно подмечал характерные приемы, которыми умелые трибуны завоевывают слушателей. Он собрал целую коллекцию впечатлений от выступлений знаменитых ораторов — прежде всего, соратников и соперников по партии. Троцкий внимательно изучал то, как выступает Ленин, подмечая все — жесты, мимику, построение фраз. Заочный спор с оппонентом вождь революции начинал с цитаты из противника, и уже самим тоном, которым эта цитата произносилась, он давал понять — возражение не имеет под собой никаких оснований, оно насквозь фальшиво. Но этого мало — интеллектуального оппонента надо уничтожить, размазать перед лицом толпы. Для этого хороши все приемы — доведение утверждения оппонента до абсурда и затем осмеяние его, выдергивание мысли из контекста, искажение смысла. Да, потом, на холодную голову желающие прочесть выступление все это увидят, но это будет потом, а сейчас все средства хороши, чтобы получить власть над теми, кто слушает.

Сейчас, стоя на трибуне перед делегатами съезда, приветствующими его, Троцкий собирался сказать то, что еще совсем недавно — месяц назад! — считал немыслимым. Что ж, времена меняются, и очень быстро. Если политик хочет удержать власть, он должен это учитывать, и без колебаний отбрасывать личные пристрастия, когда они мешают делу.

Речь Троцкий продумывал уже давно — с тех самых пор, когда задумал совершить политический кульбит, приведший его на трибуну съезда. Он начал с краткой истории советского государства — от момента основания до событий войны, поставивших под вопрос само его существование. Троцкий напомнил, сколько жертв пришлось принести, чтобы сохранить страну и дать надежду на ее возрождение. Он рассказал о борьбе с врагом — на фронте, в тылу и на временно оккупированных территориях. И вот в этот момент, когда страна напрягала все силы в борьбе, случилось удивительное — помощь пришла, откуда не ждали. Братская страна победившего социализма, разгромившая врага у себя, теперь готова помочь и нам.

— … Столица нашей родины, четыре года жившая под пятой врага, наконец-то свободна! Есть ли слова, способные выразить безмерную благодарность народу, пришедшему на помощь? Думаю, каждый из нас сможет найти их в своем сердце, каждый может сказать что-то свое, особенное. И теперь, когда сделан первый, самый важный шаг, когда одержана важнейшая за последние годы победа над врагом, настало время важных решений. Именно для этого, товарищи, мы и собрались здесь.

Сказав это, Троцкий представил дело так, как будто бы он был организатором съезда. Жданов, сидевший в президиуме на сцене, все еще не оправился от шока и совершенно не представлял, что делать, как вернуть выскользнувшую из рук инициативу.

— Андрей Александрович, — услышал он тихий, но решительный голос. Это был Абакумов, сидевший рядом, — надо действовать.

— Как? — с раздражением спросил Жданов. — Арестовать его прямо здесь?

— Нет, конечно, — ответил тот, — выждем удобный момент. Но начинать надо прямо сейчас.

— Что конкретно вы предлагаете?

Абакумов рассказал. Жданов, выслушав его, после минутных размышлений под зажигательную речь Троцкого согласно кивнул.

— Действуйте, — сказал он.

Абакумов, поднявшись со своего места, спустился со сцены и покинул зал. Саркисов внимательно проследил за ним, и, как только Абакумов вышел из дверей, обернулся и сделал знак одному из своих людей, сидевшему на галерке и старательно хлопавшему Троцкому. Тот тут же поднялся и тоже покинул зал.

Между тем, пока в президиуме происходили все эти малозаметные постороннему наблюдателю, но имеющие далеко идущие последствия телодвижения, Троцкий на трибуне постепенно подводил выступление к кульминации. Повернувшись к президиуму, он выразил глубокую благодарность «нашим старшим товарищам, которые сочли возможным в это нелегкое время посетить наш съезд». Товарищи кисло улыбались — под видом любезности и даже почитания пассаж Троцкого свел их до положения гостей, пусть и почетных. Повернувшись к залу, он провозгласил:

— Товарищи! Организационный комитет съезда подготовил проект резолюции, он есть у все вас. О чем говорит этот проект? Нам предлагают объединить две наши партии. Мы знаем, товарищи, что каждая из партий прошла свой путь революционной борьбы, путь, увенчавшийся успехом. Вы знаете, что у нас есть много общего, но есть и различия — дорога к победе коммунизма не может быть простой и гладкой, и многое здесь зависит от конкретных условий, от местной специфики. Можно ли сказать, что предложение объединиться верно, и что оно своевременно? Или лучший путь — братское сотрудничество двух партий, всегда готовых подставить плечо друг другу, готовых поделиться опытом революционной борьбы и социалистического строительства? Вот тот важнейший вопрос, который мы с вами должны обсудить и решить.

Зал стих. Делегаты в большинстве своем понимали, что съезд вышел на развилку — либо Троцкий согласится с подготовленным без него решением, либо, как это бывало раньше, опрокинет доску и попытается навязать свои правила.

— Товарищи! Я могу высказать свое личное мнение. Вы знаете, что у меня нет должностей ни в правительстве, ни в партии…

Тут Троцкий лукавил — титул Председателя партии, хотя и неофициальный, всеми за ним признавался.

— …так что прошу считать мою позицию как одну из возможных.

Он сделал паузу и почувствовал напряжение и в зале, и у себя за спиной — в президиуме.

— Товарищи! Я считаю предложение об объединений партий и правильным, и своевременным! У наших государств один путь — к коммунизму! Я не сомневаюсь в коллективной мудрости съезда и выбранного им руководства партии!..

Послышались аплодисменты, с каждым словом становившиеся все громче.

… Я не сомневаюсь, — продолжил Троцкий, — что наша страна изучит и творчески воспримет опыт Советского Союза, построенного под руководством братской коммунистической партии и лично товарища Сталина. Впереди — долгие годы общей борьбы и совместного труда, и это путь мы пройдем вместе. Слава великой партии Ленина-Сталина! Слава великому Сталину — вдохновителю и организатору наших побед!

Последние слова потонули в громе оваций. Все встали. Жданов и весь президиум после секундного колебания тоже поднялся. На лицах отражалась внутренняя борьба — хлопать или нет? С одной стороны — как можно аплодировать предателю Троцкому? А с другой — нельзя не хлопать, когда произнесли имя Сталина! Наконец, один за другим, члены президиума присоединились к овации — чтобы не выделяться из всех: когда не знаешь, что делать, это самое верное…

— Черт возьми, что он задумал?

Жданов ходил туда-сюда по кабинету, Вознесенский и Кузнецов сидели за столом.

— И что теперь делать нам? Мы должны его арестовать, не так ли?

— Товарищ Абакумов сейчас решает эту проблему, — вставил Вознесенский.

— Решает проблему, — передразнил его Жданов. — Как вообще Троцкий оказался здесь, как такое стало возможным?

— Андрей Александрович, мы все знаем, как это стало возможным, — спокойно сказал Кузнецов, — Саркисов тут появился не просто так.

— Да, ты прав, Саркисов, — Жданов провел рукой по лицу и добавил после короткой паузы: — Я мог бы догадаться раньше, что этот… в пенсне затеет свою игру. Да, я подозревал, но, чтобы он решился на такое… Он же знает отношение Сталина к Троцкому! Зачем Берия притащил его сюда, на съезд? Он думает, запоздалое славословие поможет Троцкому?

Никто не ответил. Ясно было только одно — появление Троцкого спутало все карты. По сценарию, завтра должно было состояться голосование по объединению партий и по кандидатам в ЦК Восточного Социалистического Союза — такое название для СССР из параллельного мира в официальных документах. Разумеется, Жданов, Вознесенский, Кузнецов и их кандидаты должны были получить в формирующемся ЦК абсолютно большинство. Но теперь… теперь никто не сомневался, что Троцкий завтра выставит свой список.