Плацдарм (СИ) - Звонарев Сергей - Страница 8
- Предыдущая
- 8/170
- Следующая
И вот теперь генерал увидел.
— Если бы мне сказали, я бы не поверил, — признался Говоров.
Селезнев усмехнулся.
— Я бы тоже.
С позиций, оборудованных танкистами Селезнева, открывался вид на поле боя. Только сейчас, когда туман рассеялся, ветер стих и пыль улеглась, полковник в полной мере осознал весь масштаб танковой мощи противника. Неподвижные «Маусы» возвышались на равнине подобно бронированным холмам. Одну из подбитых машин осматривали танкисты.
— Как вам удалось их подбить? — спросил Говоров.
— Никак, — ответил Селезнев. — Нам повезло. Разразилась гроза и молнии стали бить прямо в башни.
Говоров хмыкнул.
— Значит, гроза… никогда о таком не слышал. Целый батальон сверхтяжелых танков уничтожен грозой.
— Ну, один из них все же уничтожили мы, — уточнил Селезнев, умолчав о том, что и такой грозы он никогда не видел. — Лейтенанту Крутову удалось подобраться вплотную к мышонку и бросить гранату в открытый люк.
Говоров понимающе кивнул.
— Из-за большого размера у командира проблема с обзором, верно? Значит, в ближнем бою они уязвимы. Что ж, учтем.
За спиной командиров послышался пока еще отдаленной шум войсковой колонны. Генерал обернулся — это был передовой отряд пятидесятой танковой бригады третьего корпуса. Тридцатьчетверки, поднимая пыль, двигались в походном порядке, быстро приближаясь к лабораторным корпусам — вернее, к тому, что от них осталось после недавнего боя. Говоров подозвал штабного офицера и передал распоряжения о встрече прибывающих частей.
— Нам нужна будет новая тактика против таких танков, — задумчиво проговорил Селезнев. — Тридцатьчетверка не пробьет броню, даже если будет стрелять в упор.
Генерал повернулся к Селезневу и посмотрел на него в упор:
— Новая тактика? Зачем? Или вы считаете, что война еще не кончилась?
Помолчав, полковник ответил:
— Два дня назад я считал, что кончилась. Но теперь… знаете, из какой части эти махины? — спросил он, кивнул на «Маусы».
— Из какого?
— Согласно документам, это танки пятьсот десятого сверхтяжелого танкового батальон дивизии «Дас Рейх».
— Не может быть, — отрезал Говоров. — Американцы сообщали, что взяли в плен весь штаб под Веной, я лично получил подтверждение от штаба Эйзенхауэра! Что случилось? Они что, отпустили их и натравили на нас?
— Вряд ли. Товарищ генерал, если вы не против, давайте узнаем, что там еще нашли. — Селезнев показал на ближайший «Маус», застывший метрах в трехстах от них, возле которого возились солдаты. — Это командирский танк. Думаю, там много интересного.
Говоров согласился. Спустившись с наблюдательного пункта, они двинулись к немецкому танку. По мере того приближения к «Маусу» его гигантские размеры ощущались все более явственно. Как ни странно, спереди танк действительно напоминал многократно увеличенного мышонка — широкие гусеницы как лапки, корпус как туловище и башня как голова. А поднятое дуло напоминало нос.
Заметив приближение начальства, капитан скомандовал «смирно!» Говоров приказал доложить о первых результатах осмотра. Капитан довольно бодро начал рассказывать об устройстве трофея, ходовой части, организации боевого и моторного отделений, предположительной численности экипажа (шесть человек!) и прочих технических деталях, весьма впечатливших танкистов. Закончив с этим, капитан несколько замялся — как будто хотел сказать что-то еще, но не был уверен — стоит ли?
— В чем дело, товарищ капитан? — заметив это, спросил Говоров. — Не стесняйтесь, договаривайте.
Тот распорядился, чтобы ему принесли документы, захваченные на командирском месте.
— Вот, взгляните, товарищ генерал, — капитан достал из полевой сумки солидную тетрадь с кожаной корочкой и закругленными углами и протянул ее генералу. Это был журнал боевых действий батальона сверхтяжелых танков. Обложку украшала эмблема дивизии СС «Дас Рейх» — черный щит с руническим знаком Вольфсангель, напоминавшим положенную на бок букву Z с перекладиной посередине.
Генерал принялся листать журнал и почти сразу остановился.
— Что за чушь? — Говоров прочитал вслух: — «00:19 У Антверпена штурмовые группы выдвигаются на позиции. 2:55 Наше наступление начинается с огневого удара из всех орудий. Первая рота пробивается к окраинам…»
Селезнев глянул в тетрадь.
— На дату посмотрите, товарищ генерал.
— «Двадцать пятого декабря сорок четвертого года». Что это? — генерал захлопнул журнал. — Пропагандистская уловка для поднятия духа? В декабре немцы и близко не дошли до Антверпена!
— Товарищ генерал, разрешите? — Капитан вытащил из сумки пачку документов. — Там еще много такого… всякой вражеской пропаганды.
Говоров, пролистав пачку, вернул ее капитану.
— Отправьте это в штаб, — распорядился он и предложил Селезневу вернуться на наблюдательный пункт.
— Скажите прямо — вы ожидали чего-нибудь в этом духе? — спросил генерал.
Селезнев не торопился с ответом.
— Возможно, — после паузы признал он.
— Знаете, — генерал остановился. — Мне кажется, вы чего-то недоговариваете.
Секунду полковник колебался — не рассказать ли об инее на броне танков, о черной воронке, сейчас уже исчезнувшей, о коварстве американцев, которые явно знали обо все случившемся куда больше, чем говорили. И о странной грозе, так вовремя разразившейся нал полем боя. Вот только… что из этого было на самом деле, а что ему показалось в горячке боя?
— Товарищ генерал, мне сообщили, что к нам направят спецгруппу, вроде той, что собирала документы на «Фау-2», — в конце концов сказал Селезнев. — Давайте подождем, что скажут специалисты.
Генерал в упор смотрел на полковника.
— А до того, как эти специалисты разберутся, что нам делать? — спросил он.
— Готовить позиции для обороны и готовится к бою.
Говоров кивнул.
— Очень хорошо. Это именно то, что я хотел услышать.
Генерал взглянул на часы.
— Через сорок минут совещание в штабе. Будем решать, как нам удержать позиции, если эти, — он кивнул на силуэты «Маусов», — опять полезут на нас. Да, и знаете, что… не надо говорить, что эти танки из дивизии «Дас Рейх». Давайте всю эту пропаганду, что нам капитан показал, оставим специалистам. Пусть они разбираются. А мы пока проведем разведку, пусть пощупают, что вокруг нас.
С тридцатьчетверками удержать их будет ой как тяжело, подумал Селезнев, если только опять чудесная гроза не поможет. Впрочем, рассчитывать на подобное во второй раз не приходилось.
Сашу разбудил громкий стук в дверь.
Было ранее утро — тусклый свет, проникавший сквозь небольшое оконце, едва освещал скромную обстановку комнаты, съем которой Саша оплачивал ночной работой на сортировочной станции: кровать вдоль крашеной стены, у окна стол с задвинутой под него табуреткой, и сундук напротив кровати. В нем хранилось все — от одежды до учебников.
Саша поднялся, быстро, как научила армия, надел брюки, застегнул ремень и отпер дверь. За спиной бабы Вали, хозяйки комнаты, стояли двое: участковый и офицер НКВД в серо-стальном френче с пуговицами золотистого цвета, блеснувшими в тусклом свете. «Это он», — сказал участковый. Кивнув ему, офицер командным голосом спросил:
— Карелин Александр Васильевич?
— Да, — подтвердил Саша. «Рубашку надо было надеть, — мелькнула мысль, — а то неприлично как-то перед начальством».
Офицер показал красную корочку — ровно на столько, чтобы Саша убедился в ее существовании, но не успел прочитать, кто ее владелец. Баба Валя, постоянный участник и зачастую победитель коммунальных споров, незаметно отошла назад и словно бы уменьшилась в размерах. Корочка явно впечатлила ее.
— Документы предъявите, пожалуйста, — потребовал офицер.
Удостоверившись, что перед ним тот, кто нужен, он распорядился:
— Вы должны пройти со мной. На сборы пять минут.
— Пройти куда? — вырвалось у Саши. Спорить, он, конечно, не собирался.
— Вам все объяснят.
- Предыдущая
- 8/170
- Следующая