Желание на любовь 2 (СИ) - Колоскова Галина - Страница 3

Красномордый служитель закона расправил топорщащуюся на животе чёрную рубашку. Мокрые следы под мышками свидетельствовали, что тот от жары испытывал большие неудобства.

– А вот это не твоё дело. Ты много на что имеешь право. Переоденешься и позвонишь. Парень, – сморщил он лицо, мечтая не меньше арестованного оказаться вне душного помещения, –давай без проблем. Поверь мне, ты тут надолго. – Толстяк швырнул одежду на лавку. – Сказки про ФБР будешь в камере таким же отморозкам рассказывать. Нет жетона – нет агента!

Мэтт усмехнулся. Полицейский абсолютно прав. И как его угораздило оставить портмоне дома у Кэтлин? Он не мог вспомнить, когда и где его доставал в последний раз. Мэттью снял и аккуратно сложил пиджак, и повернулся к толстомордому.

– И как тебе лишний вес не мешает? Или ты благодаря нашивкам чувствуешь себя лебедем? – ухмылялся Вуд.

Жёлтые крылья эмблемы натянулись на могучих предплечьях полицейского; казалось, что птички кричали, пытаясь взлететь и надрываясь от неподъёмной тяжести, наложившей запрет на свободу.

Толстяк стёр со лба капли пота.

– Если бы поменьше таких козлов за день приходилось принимать, то ничего не мешало бы. – Офицер достал из кобуры электрошокер. – Ты поторопись, мне ещё отпечатки твои снять нужно, сфотографировать и медикам твою задницу показать, – он бегло взглянул на бровь арестованного, – и не только.

Мясистый палец нажал на курок, послышался звук электрического разряда. Полицейский рассмеялся:

– Ага, лебедь...

Мэттью усмехнулся: таких забывчивых «козлов», как он, не может быть много. А вот запугивать его – напрасное занятие. Он не доставит радости своим срывом. Первое правило агента – никаких эмоций.

– В ФБР лишний вес – причина для увольнения. Смотри не взлети… птичка.

– Ну, слава богу, я не в вашей конторе пашу!

Толстяк недовольно поморщился. Мэтт выводил его из себя. Эти подколы, шутки вперемешку с вопросами. Томас не любил тех, кому удавалось его разболтать.

– Какое ФБР?

– Разве у нас оно не одно? – Вуд сверлил взглядом приставленного к нему служаку. – А ведь ты веришь в то, что я говорю правду. И все мои пальчики и фотографии на память придётся уничтожить.

Полицейский отвёл взгляд.

– Моё дело маленькое, капитан приказал – я исполняю. И раз он тебе не верит, то почему это должен делать я?

– Капитан? – Мэттью удивился, левая бровь поползла вверх.

Было непонятно, почему на задержание простого преступника приехал капитан и, не назвав звания, представился детективом?

– А чего ты удивляешься? – бурчал полицейский. – Ваше начальство не приезжает на аресты?

– У нас каждый выполняет свою работу.

– Вот и он тоже, просто оказался рядом и решил помочь шефу. – Толстяк взглянул на камеру наблюдения и тихонько добавил: – Машина-то на его сына зарегистрирована.

Теперь пришла очередь потеть Мэтту, но он не подал вида. Офицер решил добить его своим предположением:

– Так вот я и говорю тебе: переодевайся и устраивайся поудобнее – ты тут надолго. Не надейся, что в течение двух часов выйдешь с повесткой в суд. Смотри, как бы тебе «петушком» не стать. – Он захрюкал, сотрясая волнами двойной подбородок. – Для тебя уже зарезервирована наверху камера с хорошей компанией. Не того избить решил, отморозок вашингтонский. В нашем городе будешь жить по нашим законам!

Агент ничего не ответил. Он поморщился, нечаянно задев рубец затянувшейся раны.

Полицейский рассматривал гематому от удара кастетом, огромным пятном расплывшуюся по рёбрам Мэттью. Вместе с кровоточащей бровью, требующей срочного вмешательства хирурга. Побои говорили о серьёзности нападения, а значит – и правомерности применённой защиты. Но это не касалось его, Бергера. Приказы не обсуждаются, и премиальные ему насчитывает не финансовый отдел ФБР.

Он указал взглядом на бордовый рубец:

– Что, фурункулы замучили?

Вуд ухмыльнулся, не хотелось вдаваться в подробности, но отвечать на этот вопрос придётся.

– Не поверишь, пулевое ранение.

Толстяк рассмеялся.

– Ты ври, да знай меру, боец невидимого фронта. – Он указал пальцем на бровь: – Не забудь сказать об этом врачу. Пусть обработает всё как следует. Мне не нужны неприятности.

– Ну, надо же! А без моих слов ничего не видно?

Томас промолчал.

Мэтт снова усмехнулся: избежать неприятностей офицерам отделения не удастся, но совершенно по другому поводу. Он переоделся и позволил защёлкнуть на ногах подобие наручников с короткой цепью.

– А тебе идёт этот цвет, – с довольной ухмылкой окинул его взглядом сержант.

Дверь в комнату распахнулась, и в неё заглянула смуглая женщина-полицейский.

– Бергер, снимешь пальчики, загляни к капитану.

Стоявший к двери неповреждённым боком Мэттью поймал взгляд чёрных глаз и обворожительно улыбнулся. Девушка вздёрнула бровь, улыбаясь краешком губ, прежде чем закрыть за собой дверь. Толстяк что-то пробурчал.

Вуд как ни в чём не бывало продолжил прерванный разговор:

– Спасибо! Думаю, и на тебе он смотрелся бы неплохо. Может, придётся ещё примерить, какие твои годы, Бергер? Здоров, молод, в меру красив.

Улыбка сошла с пухлых губ офицера: как же его достал этот самоуверенный гад. Он толкнул агента в плечо.

– Для тебя – сержант Бергер! Можешь сделать один звонок, шутник. И хватит разговоров, отныне «да, сэр», «нет, сэр», «понятно, сэр».

– Понятно, сэр.

Мэттью знал, кому нужно позвонить. Очень хотелось услышать голос дочери и Кэтлин, но необходимо искать помощь, чтобы и они не превратились в обвиняемых.

Он должен предотвратить волнение родителей. Лилибет обязательно позвонит Чайтону, и тот прилетит ближайшим рейсом. В этом Мэтт не сомневался. Но она может так же позвонить Бренде и Одри; те тоже примчатся. Только переживаний родственниц ему и не хватало.

Про то, чей номер будет набран Кэт, думать не хотелось. Она его любит – в этом Вуд теперь уверен на все сто. Не бросится женщина вслед за нелюбимым мужчиной вот так, готовая на самопожертвование. Или это простая жалость? Нет…

Но что тогда было вчерашним вечером? Что связывает, что удерживает её рядом с Бейном?

В висках застучали молоточки. Мэттью встряхнул головой и начал одну за другой придавливать цифры телефона отца. О Кэтлин он додумает после…

Харрис ответил не сразу. Долгие секунды показались агенту вечностью. Сердце наполнилось страхом: что делать, если трубку возьмёт Бренда? Сказать правду он не сможет, а возможность получить совет и помощь от отца будет потеряна. И мама обязательно почувствует его состояние. Врать дорогому человеку не хотелось.

Наконец Мэтт услышал хриплый голос Харриса.

– Слава богу, Мэттью. Я не могу до тебя дозвониться.

Он облегчённо вздохнул, но вынужден был перебить отца:

– Пап, мама рядом?

– Нет.

Агент плотно прижал трубку к уху и повернулся спиной к двери.

– Это хорошо. Прошу, не называй меня больше по имени. Никто не должен знать о моём звонке.

– Что случилось?

– Долгая история, боюсь, у меня нет времени её рассказывать, не дадут…

– Кто не даст? – перебил сына старший Вуд.

Мэтт запустив пальцы в волосы, втянул воздух, прежде чем ответить:

– Пап, я сейчас нахожусь в изоляторе временного содержания полиции Финикса.

Повисла короткая пауза. Агент расслышал звук передвигаемой мебели. Он представил, как отец, уставившись в стену растерянным взглядом, опустился на стул.

– Как так? Какая «полиция»?

– Пап, давай без нервов. Ты врач, отключи эмоции и выслушай.

Харрис несколько раз вздохнул.

– Говори.

– Ты сможешь узнать подробности у Кэт или Лилибет. Позвони им.

– Паркер тоже не берёт трубку, а у внучки постоянно занято.

– Как «не берёт»? – Вуд нахмурился, уткнувшись лбом в стену. – Очень странно…

– А уж как мне всё это странно. Что произошло? В двух словах рассказать можешь?

Мэттью обернулся к полицейскому, заслышав тяжёлое дыхание рядом с собой. Тот сделал шаг назад, но было очевидно, что толстяк пытается разобрать слова, сказанные на той стороне провода.