Под знаком феникса (СИ) - Романов Герман Иванович - Страница 13

— Ты прав, это чувствуется — все же я член ЦК. Нет, везде говорят правильно, согласно «линии партии», совершенно верные слова, к которым не придерешься. Но ведется саботаж на всех направлениях, и ничего поделать нельзя. Ставить «коренных» эстонцев крайне опасно для любого дела. Они в большей массе имеют отцов, что служили нацистам в карательных батальонах или дивизии СС. А потомков «красных стрелков» и тех, кто выступал с Кингисеппом, как мой отец, и были вынуждены бежать в СССР, крайне мало, и нас держат на отдалении от реальной власти.

— Вайно человек Андропова, на него скоро будет проведен террористический акт — Имре Аракас обстреляет его машину, но безуспешно. И получит всего 12 лет по 66-й статье, хотя полагается за такие штуки «вышка». Выводы сам сделаешь, или помочь?

— В подполье, значит, остался, после побега из здания суда?!

— Какой побег? Называй вещи своими именами — вооруженная демонстрация, показывающая кто в Эстонии настоящий хозяин. Да и зачем ему было нападать на общество «Динамо»?! С целью захвата оружия?! Да тут после войны тайников со стволами осталось множество. Последнего «лесного брата» десять лет назад из болота извлекли. Ведь и у тебя такой тайник есть, «Лаэ», не может не быть — ты человек расчетливый.

— Скорее, прагматичный и предусмотрительный, — усмехнулся эстонец, и тут же спросил, прищурив глаза, превратив их в щелочки:

— Пара пистолетов не помешала, но пока рано, еще не настолько далеко зашло. А вот кастет пригодится уже завтра, мне ведь глаз шпана подобьет, я тебе говорил о том. Ходят к школе чуть ли не каждый день эти «пэтэушники». Эльза им приглянулась, пристают к ней, уроды. Нужно капитально приструнить, отбить охоту — не хочу, чтобы мешали заниматься делом.

— Завтра сам с вами пойду…

— Не нужно, «Лаэ», я ведь не мальчишка, хотя и выгляжу таковым. И прошел специальную подготовку.

— В КГБ?

— И там тоже, но через четыре года. И не только в «конторе» — я являлся сотрудником КПК.

— Ты стал членом партии в столь юном возрасте?

— Было такое, но негласно. Знаком ЦК ВЛКСМ к тому времени награжден, и орденом «веселые ребята». Но никогда не носил — обстоятельства изменились, приходилось под них подстраиваться.

— Удивил ты меня, — эстонец покачал головой. — Но спрашивать, за что не буду, такое не принято. КПК — это очень серьезно, не шутки, там Пельше, а у этого латыша отсутствует душа, как говорят. Мой отец был хорошо знаком с Арвидом Яновичем, да я его сам знаю — и мне он сейчас не нравится, ощущение, что не занимается настоящей работой.

— Если бы они все занимались по совести и долгу, то сами бы не развалили страну. А вместо контроля над государственным аппаратом и партией они все дела превратили в бумажную отчетность, которая и стала тем самым пресловутым булыжником, который привязывают к шее утопающему. Но были люди, что видели это, и пытались изменить ситуацию, вернее есть, это позже они начнут умирать при странных обстоятельствах. Это позволяет сделать вывод, что в стране обширная сеть «пятой колонны», многие члены которой занимают значимые посты на местах, имею в виду республики, и пробрались в руководство страны…

Глава 16

Дела минувшие

март 1985 года

— Там нет советской власти, Алексей, — фыркнул Никритин, — по крайней мере, я сам ее не увидел в привычном для нас виде. Нет, все есть, как и подобает — красные транспаранты на улицах развешаны, партийные и комсомольские органы везде функционируют, отчетность в полном порядке. Субботники и собрания регулярно проводятся, энтузиазм народа на строительстве электростанций и заводов присутствует. Но ощущение, что стоит прекратить Москве гнуть свою линию, как все изменится в одночасье, и пиджаки заменят на халаты. Вывески с райкомов и горкомов сменят на другие,а вполне сейчас надежные товарищи, секретари райкомов, станут баями, как их предки времен бухарского эмирата. А те, кто повыше уровнем обретут свои родовые ханства, вроде Кокандского или Хивинского. Это уклад жизни, который нам, людям иного мировоззрения, в одночасье не изменить, тут века, образ жизни, помноженный на ислам.

— Следовательно, то, что Рашидова отстранили вместе с его ставленниками, ничего не изменит?

— Абсолютно! Как выразился Талейран, это не преступление, гораздо хуже — это ошибка. И Кунаева нельзя трогать, тем более менять его на русского коммуниста — это взорвет ситуацию, там сильны в райкомах националисты. Это многовековой уклад жизни, еще раз скажу. Как товарищ Сухов правильно заметил, что «Восток — дело тонкое». Да и Киплинг, как помню, нечто подобное выразил по поводу востока и запада.

— Вместе никогда не сойтись?!

Алексей Иванович хмыкнул, потирая пальцем переносицу. Павел его уважал не на шутку — умный и решительный, жесткий, порой с нехорошим блеском в глазах, Глебов больше ему напоминал «смершовца» из романа «В августе сорок четвертого», чем «комитетчика».

— Только ты сам Киплинга не приплетай, а то головы не сносишь при новом генсеке. Мне этот выдвиженец покойного «ювелира» и «КУ» решительно не нравится — мутный, как вода в арыке.

— Ты по-восточному заговорил? То-то, я смотрю у тебя загар отнюдь не зимний — на юге также был.

— Думаешь, нам дают возможность в управлении окапываться? Нет, мы «выездные» сотрудники, в командировках больше времени проводим, чем у себя дома. Да, как тебе тренировки?

— Ужас какой-то, — пожал плечами Павел, — я думал все как обычно — бег, подтягивание, самбо, но такого не ожидал. Никогда не верил, что можно пребывать в расслабленном состоянии, пока двое жлобов тебя в узлы связывают, да еще стегают при этом по конечностям, спине и животу. Считал, что хренью занимаются, но через две недели от результата сам удивился. И ведь никаких мышц не появилось, а чувствую себя заметно сильнее и резче в движении, гораздо опаснее, чем был раньше.

— Так оно и есть — мне самому показались эти занятия помесью пыточной и турецкой бани, но это система нацелена на превращение хлюпика за максимально короткий срок в боевика, вроде эсера Каляева или народовольца Гриневицкого — это я тебе как историку пример привел.

— Террористов из нас не сделают этими «массажами», — искренне засмеялся Никритин, не веря в свое предположение, но нарвался на такой взгляд Глебова, что сразу осекся, покрываясь липким потом.

— Именно их, по системе тридцатых годов, — совершенно серьезно произнес Глебов. — Тогда вели подготовку по трем направлениям, под литерами «Д», «П» и «Т». Расшифровывать нужно, или сам сообразишь?

— Диверсанты, партизаны и террористы?

— Именно так, и учти, последних было крайне немного. Самый известный из них осуществил на Ровенщине два десятка успешных акций, стал героем Советского Союза, посмертно, правда. Потому и готовят так, ведь нужно не только выполнить задание, но и уйти, не оставляя следов и зацепок. Учти, КГБ и милиция работать умеют…

— Зачем все это?! Неужели не просто арестовать того или иного «товарища», привезти на Лубянку и там поспрашивать?!

— Раньше без проблем, во времена Берии, хотя это имя не стоит называть, сам понимаешь почему. Информацию мы получаем постоянно, а она тревожит уже не на шутку. Ты попробуй сотрудников в том же Таллинне или Риге, даже в Кишиневе, либо в Тбилиси, задействовать в чем-либо важном против местных партработников?

Задав вопрос, Глебов оскалился, в глазах сверкнула ненависть. Но он моментально ее обуздал, хотя в голосе слышалась ярость.

— Хрен два что выйдет — те информацию заблаговременно получат от своих «внедренцев» в органы, как у Рашидова и получилось. Хорошо, что он со своими людьми сопротивления не стали оказывать, самоубийства пошли волной, иначе бы второе басмачество получили. А без местных товарищей одними русскими не обойтись — это союзные республики, а не оккупированная зона, к тому же без знания реалий и языка невозможно официально работать, — Глебов прикрыл глаза, несколько раз вздохнул и выдохнул, приводя в порядок нервы, и заговорил уже ровно и спокойно.