Пиши легко! Сторителлинг – как он есть - Маншина Анна - Страница 39

Пользуемся аллитерацией

Аллитерация – повторение одинаковых или однородных согласных – приятна на слух. Но лишь тогда, когда мы используем ее экономно, потому что она крепко врезается в память. Как и в случае с любым литературным приемом, тщательно взвешиваем аллитерацию и используем ее уместно. Другими словами, соотнося стиль фразы с темой / настроением произведения. Например, фраза «В шелковом шелесте снежного шума» прекрасно подойдет для стихотворения или атмосферной зарисовки, но будет смотреться вычурно в юмористическом рассказе.

Используем удивительные сочетания слов

Например, нам нужно подробно описать комнату, в которой стоят сорок зеркал. Да, существует множество способов описать что-то овальное, круглое или прямоугольное, но при описании десятка похожих предметов мы используем однотипные фразы и конструкции, которые превращаются в авторское клише. Чтобы этого избежать, записываем в блокнот разнокалиберные причудливые обороты и словосочетания, а затем перемешиваем их и вставляем в текст там, где это будет смотреться уместно и свежо. Таким образом мы избежим повторения самих себя.

Пусть предметы оживут!

Гениальность Льюиса Кэрролла во многом заключается в том, что он смог создать уникальный мир, просто превратив обычные вещи в необычные. Его гусеница пускает кольца табачного дыма, грибы ходят, пирожки превращают Алису в великана, садовники красят белые розы в красный цвет… А на что способна ваша фантазия, если отпустить ее на волю?

О чем мне не писать?

Если чувствуем, что на нас напал «писательский блок», спрашиваем себя: «А о чем / как именно я не должен писать?» И сразу составим список правил – пускай даже странных на первый взгляд или глупых. Например: «Я не должна писать диалоги, потому что они плохо у меня получаются», «Мне нельзя писать для подростков, потому что я сильно их старше» или «У меня корявая речь, поэтому мне вообще нельзя быть писателем». Затем тщательно исследуем каждое из них: а почему я решил, что это правило? А вдруг это совсем не так? Подвергните каждое из них сомнению! Ведь нарушение правил – это то, что делают все классные писатели. Так гениально неправильно писал Льюис Кэрролл, и так можете писать вы! Просто помните: чтобы нарушать правила, вы должны знать, что именно они из себя представляют.

Абсурд помогает писателям исследовать явления, которые при ближайшем рассмотрении не имеют никакого смысла. Также в жанре абсурда можно говорить о глобальных вопросах, например о смысле жизни. Многие писатели используют в творчестве абсурдные темы, персонажей или ситуации, чтобы поставить под сомнение само существование смысла в мире.

Не бойтесь писать странно! Возможно, именно в этом ваша авторская «изюмина», и именно благодаря этой странности вас запомнят и полюбят читатели.

Очень часто, чтобы что-то понять, нам нужно увидеть живой конкретный пример. Поэтому в этой главе мы хотим поделиться одним из текстов выпускницы Мастерской писателя и фидбэком Анны Маншиной на него. На курсе мы всегда отмечаем удачные моменты в тексте и проговариваем, почему они сработали, а также говорим о том, какие моменты можно улучшить и как именно это сделать. И это помогает ученикам все тоньше и тоньше чувствовать текст, отслеживать повторяющиеся ошибки и переходить на саморедактуру.

Текст выпускницы Мастерской Виктории Бурчак:

СПЕКТАКЛЬ

Дан первый звонок. Гримерка – уютная комната. Зеркальное трюмо – свидетель перевоплощений, слез и вдохновения театральной жизни. Что я вижу? Что видит холодное стекло?

Например, Кристину. Кристина, Кристик – моя крестная фея. Я придумала это сама.

– Викусик!

– Жду тебя.

Кристина – гример-парикмахер. «Готовит» прическу: сюда – шпильку, туда – невидимку. Паутинную сеточку удерживают тонюсенькие «элитные», «коники» и «лилипутики» – тоже хотят на сцену, хотят танцевать. В прическе, «в танцах!». Пуф-ф-пуф-ф! Сладкий запах сирени. Клейкое облако лака фиксирует волосы. Капли-пылинки опускаются на шею и оголенное плечо.

– Ты готова, моя куколка.

– Лю.

Лю – значит люблю.

Каждый раз, завершая работу, Кристина касается меня. Деликатно, еле заметно. Спина под лопатками, где растут невидимые чужим глазам крылья, выпрямляется. Рука задерживается и ускользает. Смотрю в зеркало и улыбаюсь. Мне кажется, Кристина знает про крылья и тоже замечает их. Улыбаюсь крыльям, Кристине и себе самой. Я ненормальная? Да. Я – сама несуразность. Несу разность! Разная я. Актриса.

Дан второй звонок. Через пятнадцать минут начнется спектакль. Время поторопиться.

– Светлана Васильевна-а!

Балетная пачка, любой другой костюм застегивается опытными проворными руками. Светлана Васильевна – костюмер. Затягивается и прячется за спинку лифа сутаж; проверяются украшения, обувь, головные уборы; проговариваются быстрые переодевания, которые есть в ходе спектакля. Меня благословляют внимательные руки.

– Ну, с Богом. Танцуй.

Я иду на сцену. Иду и мысленно благодарю того самого Бога, который послал мне этих людей: «Спасибо. Спасибо. Спасибо».

Третий звонок.

Спектакль закончился.

Я стою и смотрю на самый верх зрительного зала: на балконы и даже выше. Туда, где сияют софиты. Меня мурашит. Мурашки сбегают по телу, минуют оркестровую яму и достигают самого центра Земли. Уши закладывает волной зрительских аплодисментов. Я готова находиться здесь вечно: корнями ног прорасти в сцену и слушать, слушать, слушать… Поток. Я – внутри. Закрываю глаза. В межреберье – эхо. Кажется, меня накрыло полностью: с ногами, с головой. Страха нет. Я не боюсь утонуть. Видели бы вы, как я плаваю… Аплодисменты… Я стою на сцене и повторяю про себя: «Ради этого стоит жить».

– Мама, как так получилось, что ты так легко отпустила меня: разрешила уехать учиться в другой город, в другую страну?

– Я была уверена, что у тебя ничего не получится.

Фидбэк Анны Маншиной:

«Гримерка – уютная комната» – хочется сюда добавить какую-то одну деталь, чтобы начало стало более «выпуклым». Например: «Гримерка – уютная комната с персиковыми стенами».

«Зеркальное трюмо – свидетель перевоплощений, слез и вдохновения театральной жизни» – здесь хочется «вдохновение» заменить на какую-то конкретику. Тогда фраза еще живее прозвучит.

«Что я вижу? Что видит холодное стекло?» – здорово здесь работают вопросы! Хоть они обращены и не к читателю, они все равно «включают» его в происходящее. Когда мы видим вопрос, нам хочется дать на него ответ.

«Например, Кристину. Кристина, Кристик – моя крестная фея. Я придумала это сама» – классно перекатываешь имя на языке! Это дает классное ощущение живости и непосредственности.

«Кристина – гример-парикмахер. “Готовит” прическу: сюда – шпильку, туда – невидимку. Паутинную сеточку удерживают тонюсенькие “элитные”, “коники” и “лилипутики” – тоже хотят на сцену, хотят танцевать. В прическе, “в танцах!”. Пуф-ф, пуф-ф! Сладкий запах сирени. Клейкое облако лака фиксирует волосы. Капли-пылинки опускаются на шею и оголенное плечо» – Вика, этот абзац – просто блеск! Такой изюмистый и живой! И звукоподражание, и неожиданное «готовит» в отношении прически, и названия невидимок – все прекрасно!

«Каждый раз, завершая работу, Кристина касается меня. Деликатно, еле заметно. Спина под лопатками, где растут невидимые чужим глазам крылья, выпрямляется» – прекрасная деталь!

«Рука задерживается и ускользает. Смотрю в зеркало и улыбаюсь» – здесь два предложения получились одинаковыми по структуре. Хочется одно из них переиграть немного, чтобы не было точного повтора ритма.

«Мне кажется, Кристина знает про крылья и тоже замечает их. Улыбаюсь крыльям, Кристине и себе самой. Я ненормальная? Да. Я – сама несуразность. Несу разность! Разная я. Актриса» – блеск просто! Так живо и хорошо! Игра со словами и нотки самоиронии моментально соединяют нас с читателем, разрушают невидимую стену.