Имперская жена (СИ) - Семенова Лика - Страница 48

Я все время думал о своем обещании… Но обещать было легко. В тот момент я пообещал бы своей жене все, что угодно! Но Марк Мателлин — старый выродок, который скорее выпьет яду, чем удовлетворит хоть малейшую мою просьбу. Его выворачивало от одного моего присутствия. Единственный из нашего дома, кому он не откажет — дядя Тай. Но дядя всегда на стороне отца — и о любом моем шаге тут же станет известно. Это лишний повод для отца в очередной раз сунуть нос в мои дела. Где он просунет нос — там влезет по пояс. Остается лишь один вариант…

Я нажал кнопку селектора и вызвал Брастина. Тот был уже на ногах, как и полагалось хорошему управляющему. Он вошел, поклонился:

— Доброе утро, ваша светлость. Надеюсь, вы в добром здравии.

Я кивнул:

— Спасибо, Брастин, все хорошо.

— С готовностью слушаю вас, мой господин.

— Я хочу, чтобы ты навел справки об одном из рабов Марка Мателлина. Некоем Перкане. Кажется, вериец. Но сделать это нужно осторожно, чтобы ничего не заподозрили. Я  хочу, чтобы ты выкупил его через подставное лицо, а после переоформил купчую на мое имя.

Брастин кивнул, прикрывая темные глаза:

— Вопрос цены, мой господин?

— Значения не имеет. Но не перегибай, иначе это вызовет ненужные вопросы. По возможности, долго не тяни. Марк Мателлин любит деньги, от адекватной суммы не откажется.

Управляющий поклонился:

— Приложу все усилия, мой господин.

— Моя жена поднялась?

— Да, ваша светлость, мне доложили. Но я так и не смог узнать, что вчера произошло.

Я нахмурился:

— Где именно?

Брастин поджал губы:

— Вчера, после вашего возвращения, госпожа отправила свою любимую рабыню в тотус.

— Чем рабыня провинилась?

Лигур повел бровями:

— Мне это не известно, ваша светлость. Докучать расспросами госпоже я не посмел, а рабыня молчит, как в рот воды набрала. Лишь рыдает со вчерашнего дня.

— Ты не можешь разговорить рабыню?

Брастин замешкался:

— По моему разумению, ее следовало бы слегка высечь для острастки. Рабы с тайнами — дурной знак. Но госпожа давала мне особые указания относительно этой рабыни. Я не могу нарушить их без вашего на то позволения.

Я покачал головой:

— Если это желание моей жены — не тронь эту девку… Но все это… странно… Брастин, вели подать кофе в саду, в павильоне. Пусть подадут сладости. И передай госпоже, что я жду ее в саду. Может, я смогу что-то узнать.

Управляющий поклонился:

— Будет исполнено, ваша светлость. Я могу удалиться?

Я кивнул:

— Иди, Брастин.

В саду пахло дождем, влажной землей, умытой листвой. Отчего не перенять у отца дельные привычки? Ему бы польстило. Я сидел в павильоне, в тени бондисана, просматривал корреспонденцию из дипломатической палаты. Сейя ступила на террасу и замерла, опуская голову. Она казалась бледнее, чем обычно, даже тени залегли под глазами. Готов поспорить, она почти не спала.

Я поднялся навстречу, тронул губами кончики ее тонких ледяных пальцев:

— Доброе утро, Сейя.

Она не подняла головы:

— Доброе утро.

Она выглядела зажатой, напуганной. Казалось, даже звук моего голоса заставляет ее сжиматься. Я помог ей опуститься на подушки, вернулся за стол, напротив:

— Надеюсь, ты здорова? У тебя усталый вид. Прислать медика?

Пухлые губы едва заметно дрогнули:

— Спасибо, я здорова.

Рабыни подали сладости, разлили кофе. Я махнул рукой, выпроваживая их из павильона. Какое-то время наблюдал за женой из-за края чашки. Она нервно покручивала на столе свою и явно не находила себе места. Лишь снова и снова поводила кончиками пальцев по краю жесткого выреза голубого корсажа. Ей будто не хватало воздуха.

Я поднял голову:

— Тебя что-то беспокоит?

Она несколько поспешно замотала головой, опустила глаза, сцепила руки на коленях:

— Нет, ничего.

Я подцепил за вилочку капангу:

— Брастин сообщил, что ты вчера отправила свою рабыню в тотус. Это тебя так расстроило?

Она молчала, лишь сглатывала. Напряженная, бледная, будто неживая.

— Могу я узнать, что случилось? Мне казалось, ты ни за что не готова была расстаться с этой девушкой.

Сейя молчала. Но я ловил на себе такой пристальный звенящий взгляд, что становилось не по себе. Она словно пыталась что-то рассмотреть во мне, но одновременно будто кричала, умоляла о чем-то. Знать бы, о чем.

Она, наконец, разомкнула губы:

— Индат — не самая умная рабыня. Она иногда забывается…

Я кивнул:

— Немудрено. Ты слишком приблизила ее. Это никогда не доводит до добра. Забывшихся рабов нужно учить. Если хочешь, Брастин займется этим. В конце концов — это его прямая обязанность.

Она поспешно покачала головой, вновь тронула ворот:

— Я не хочу, чтобы она пострадала.

— Но она огорчила тебя. И, вижу, что сильно.

Сейя лишь снова опустила голову, но тут же опять подняла, с опаской посмотрела на меня:

— Рэй, что со мной будет, если я не оправдаю ожидания Императора?

— Тебя это не должно волновать. Ты — моя законная жена. За любые твои промахи отвечать мне. Я найду, что ответить. Император, де Во, мой отец… они будут ждать столько, сколько понадобится. Не думай об этом.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— А бывают промахи, которые не прощаются?

Я заглянул в ее зеленые глаза:

— Почему тебя это интересует?

Она пожала плечами, глотнула кофе. Я отчетливо видел, как чашка подрагивала в ее руке.

— Здесь все иначе. Иначе… чем дома.

Наверное, она была права, я понятия не имел, чем живут в глуши.

— В каждой семье свои правила. Я хочу, Сейя, чтобы у моей жены не было от меня тайн. Тайны разрушают брак.

Она опустила голову:

— А если у меня тайны появятся?

Я поймал ее руку, коснулся губами кончиков ледяных пальцев:

— Я бы не хотел этого. Или они уже появились?

Она натянуто улыбнулась, тронула ворот:

— Конечно, нет.

Она лгала. Испуганно и неумело. Но какая тайна может быть у моей жены? Съела лишнюю конфету или назвала рабыню дурным словом?  Меня не отпускало странное чувство, что она все время хотела что-то сказать. Но так и не сказала…

Я не смогла. Искренне хотела, потому что эта отвратительная тайна уничтожала меня, выворачивала. Но не смогла. Я ненавидела себя за малодушие. Как бы я призналась в тот самый миг, когда он говорил о тайнах? Все равно, что резать руку, которую тебе только что протянули. Я вытащила нагретую пластину из-под корсажа, положила на ладонь, коснулась кончиками пальцев металлической бороздки. Я ненавидела эту вещь. И себя за нее.

Я мучилась всю ночь, металась в липком нервном бреду. Порой мною овладевало такое отчаяние, которое выливалось в сиюминутную решимость. Хотелось тут же вскочить, бежать, сломя голову, сбросить с себя груз этой ужасной тайны и принять все, что обрушится на меня. Один раз я даже стояла у двери, но выйти так и не осмелилась. Струсила. И решила полагаться на случай, носить чип при себе и ждать.

Я даже обрадовалась, когда мой муж пригласил меня в сад, сочла знаком. Но его слова о наказании Индат поубавили мой пыл. Она — дура. Но моя дура. Не прощу себе, если ее будут бить. Но и брать всю вину на себя я тоже не была готова. И чем больше я боялась, тем чаще подкрадывалась предательская мысль, что все обойдется. Ведь Индат не устанавливала прямую связь. Галавизор мог оказаться неисправен. Сигнал мог остаться незамеченным… Но сиюминутное воодушевление снова и снова осыпалось пылью: я бы могла рассуждать подобным образом там, на Альгроне. Не здесь. Не среди этих людей. Если бы Рэй смог услышать меня, если бы смог понять… Все бы было иначе.

Я задыхалась без Индат. Мои комнаты будто распирало от пустоты, а воздух стал холодным. Управляющий прислал мне уже знакомых вальдорок, но я выставила их в приемную — лучше пустота, чем чужие лица. И я будто наказывала саму себя, обрекала на одиночество.