Имперская жена (СИ) - Семенова Лика - Страница 42
- Предыдущая
- 42/67
- Следующая
Не забудусь!
Ладонь Рэя шарила по моей спине, прожигая даже через плотный жесткий корсаж. Или это чувства обострились… Он медлил, будто нарочно, касался кончиками пальцев моего лица, шеи, тронул полукружия груди, виднеющиеся в глубоком вырезе. И каждое касание заставляло меня вздрагивать, как бы я не старалась сдержаться. Он чувствовал. Это отражалось в едва заметном движении губ, в лихорадочных искрах в глазах. Его взгляд отяжелел, будто замутился. Казалось, скажи я сейчас слово «нет» — он не услышит меня, потому что этого слова для него больше не существовало. Пусть… Я хотела одного — чтобы все быстрее закончилось.
Рэй склонился, коснулся губами губ. Я не противилась, но и не целовала в ответ. Он отстранился, тронул пальцами мой подбородок, заставляя поднять голову. Молча смотрел в лицо, будто о чем-то размышлял. Долго, до скребущего чувства, которое вынуждало отвернуться. Я слышала его тяжелое шумное дыхание. Он вновь накрыл мои губы так, что стало нечем дышать. Я забилась, упираясь ладонями в его грудь, пыталась глотнуть воздуха, но меня будто сжало тисками так, что осталось одно дыхание на двоих. В глазах мутнело. Тело ослабло настолько, что я боялась упасть, если он разожмет руки.
Я считала это подлостью. Но разве не глупо ждать чего-то другого от имперца?
Я чувствовала, как слабеет прическа, слышала тонкий металлический звон падающих на полированный камень зажимов. И голова чуть запрокинулась под тяжестью упавшего потока освобожденных волос. Заныла кожа, но Рэй будто чувствовал, запустил в мои волосы пальцы, зажимая пряди. Другая рука скользнула на спину, нащупала крючки, и корсаж развалился опадающими лепестками. Теперь между его руками и моим телом оставалась лишь тонкая невесомая ткань. И он медленно задирал ее, оголяя мои бедра. Сжал ягодицу до легкой боли, и между ног мучительно запульсировало, заставляя сердце колотиться еще чаще. Во рту пересыхало. Хотелось провалиться.
Я все еще пыталась отстраниться, абстрагироваться, но глохла от биения крови в ушах. Казалось, меня отравили, и подлый коварный яд гонит обжигающую лаву по венам, мутит разум. Пытается вытащить наружу то, что должно остаться только моим. Моим!
Его пальцы поддели платье, и оно уже скатывалось с плеч, щекоча будто воспаленную кожу, которая покрывалась мурашками. Меня обдало прохладой комнаты, и соски сжались, заныли. Хотелось прикрыться, спрятаться. Еще лучше — выбежать прочь. Но мне было необходимо остаться.
Губы Рэя коснулись шеи, спустились вниз, обхватывая сосок. Его длинные волосы щекотали мои бедра, колени. Хотелось тронуть его макушку, но я сдержалась, позволяя рукам повиснуть плетьми вдоль тела. Но вздрагивала от касаний, которые разносились томительными импульсами. Он прижал меня к себе, и я чувствовала, как закаменело у него в штанах. И между ног отозвалось резью, едва я вспомнила тот восторг, который уже успела испытать. Я горела от желания и ненавидела себя. Но он не узнает об этом.
Он подхватил меня на руки, легко, будто без усилий. Отнес в спальню и опрокинул на кровать. И просто смотрел, стоя в изножье. Я замечала, как по его лицу пробегает грозовая тень, как поджимаются губы. Он был недоволен. Пусть. Я просто лежала, борясь с желанием прикрыться, смотрела в сторону, замечала краем глаза, что он раздевался. Нарочито медленно, будто испытывал мое терпение.
Я вздрогнула от его голоса.
— Что с тобой?
Я покачала головой, все еще глядя в сторону:
— Все в порядке.
Он лег рядом коснулся моего подбородка, вынуждая повернуть голову:
— Не лги мне. Чем ты не довольна? Ты не хочешь меня?
Я молчала — пусть думает что пожелает.
— Значит, ты, бедняжка, — он коснулся соска и покручивал, заставляя меня выгнуться от этого касания, — сцепив зубы, выполняешь супружеский долг? И страдаешь… — Он прикусил мое ухо. — В прошлый раз мне так не показалось, моя дорогая жена.
Он вновь прикусил ухо, да так сильно, что заставил меня вскрикнуть, дернуться. И в то же мгновение уже нависал надо мной, обжигал губами шею:
— Значит, придется помучиться… Пострадать… во имя нашего крепкого брака. А я с удовольствием посмотрю на твои… страдания…
Его губы обхватили сосок, рука с нажимом скользнула по животу, нырнула между ног, и пальцы тут же увлажнились. Он усмехался, а я готова была провалиться со стыда. Врать было бессмысленно. Рэй не отрывал взгляд от моего лица, касаясь самого чувствительного места:
— Говорят, страдания — путь к совершенству.
Он надавил, и я почувствовала, как в меня с легкостью скользнул палец. Я выгнулась со вздохом, ощущая, как заходило внутри. Рэй коснулся губами моего живота, и ниже, ниже, пока я не ощутила горячий язык между ног. Хотела дернуться, но он удержал меня, а губы уже касались внутренней стороны бедер. И меня скручивало от мучительного желания все вернуть. Все сосредоточилось в одной пульсирующей точке, разливалось по телу волнами, завязывалось узлом. Я хотела прикосновений так, что готова была кричать. Он сжал мои ягодицы, прочертил языком по животу влажную дорожку, прикусывал. Изводил, вынуждая умолять, но я молчала. Я проиграла по всем фронтам, моя хилая неумелая оборона рухнула, как игрушечная крепость. Но просьбы он не дождется! Кажется, он понял это. Снова укусил меня, и я почувствовала невыносимые обжигающие касания, которые уничтожали меня снова и снова. Бесконечно и мучительно. Жестоко и бесстыдно. Я терялась во времени и пространстве. Порой становилось настолько невыносимо, что я пыталась отползти, запрокидывала голову, жадно глотала воздух. И стонала, не в силах сдержаться.
Но он не давал мне опомниться, и вот я уже чувствовала его в себе, хваталась за плечи, руки, отвечала на поцелуи с бессовестной жадностью. Я оглохла, ослепла, потеряла разум. Весь мир в эти мгновения сосредоточился в одном-единственном мужчине. И я даже не могла представить, как наутро буду себя ненавидеть.
50
Я понимала, что все делаю не так, но не видела решения. Будто вязла в клейкой паутине. Старик дал срок — я не могла отталкивать собственного мужа, но… Два месяца пройдут очень быстро. Единственное, на что надеялась — что эта ночь будет иметь нужные последствия. И, может, тогда все встанет на свои места. Я готова была молиться всем неизвестным богам, чтобы внутри меня уже зародилась новая жизнь. Но я не понимала, что со мной произошло. Его присутствие было почти невыносимым, я не узнавала сама себя и просто не могла сопротивляться. Будто оголили нервы. Тогда, в купальне, было иначе. Я отдавала себе отчет, понимала, что делала. Было ясным и сознание, и чувства. Вчера же все плыло — я отчетливо осознала это только сейчас. Рабы поговаривают, что бывают страшные вещества… но я ничего не пила, и ничего не ела.
Индат твердит, что это любовь. Но в последнее время она слишком много рассуждает о любви. И закрадывалась липкая отвратительная мысль, что она мне завидует. Но я ничем не могла ей помочь. Рэй не отпустит ее. И единственный способ что-то исправить — выкупить того раба у Марка Мателлина. Но, кажется, и здесь я бессильна.
Индат никак не могла оторваться от моего колье, так и не убрала в футляр. Раскладывала на ладони, поглаживала камни. Они будто завораживали ее. Я позволяла — так она, по крайней мере, меньше болтала
Индат подняла голову:
— Госпожа, можно, я примерю?
Я кивнула:
— Примеряй.
Индат облизала губы, расстегнула ворот своего серого платья. Выложила камни на пятнистую грудь и застежка сцепилась на ее шее. Индат обернулась:
— Как же тяжело, госпожа!
Я лишь кивнула — неприятная вещь, несмотря на всю свою красоту. Но Индат, похоже, не разделяла этого мнения. Она вытаращилась в зеркало и не могла оторвать глаз. А я наблюдала, как меняется ее лицо. Она то и дело облизывала губы, касалась камней кончиками пальцев. Ее веки отяжелели, глаза будто подернулись поволокой. Она покачивалась перед большим зеркалом туда-сюда, и это выглядело странно.
- Предыдущая
- 42/67
- Следующая