Имперская жена (СИ) - Семенова Лика - Страница 15
- Предыдущая
- 15/67
- Следующая
Лишь одно огорчало: эта поездка закончится, и им придется расстаться. Индат будет грустить. А я не смогу ничем помочь. Если бы у меня были деньги, я бы выкупила этого раба. Для нее. Но у меня не было ни геллера.
Когда Индат вернулась со своего свидания в очередной раз, ее остренькое личико было нездорового розового оттенка. В перепуганных глазах стояли слезы. Она замялась на пороге, кивнула в сторону иллюминатора:
— Госпожа! Мы уже на подлете!
Это было неизбежно. Для нас обеих.
Мы не могли оторваться от иллюминатора. Я даже на время перестала чувствовать, как трепыхалось внутри, настолько поражало открывающееся зрелище.
Я бы заподозрила неладное, даже если бы Индат промолчала. Сначала казалось, что вдалеке виднеется необычайно плотное скопление звезд. Я бы даже могла принять это пятно за галактику. Но звезды не движутся. Эти же загорались и исчезали на глазах, прочерчивали тонкие огненные полосы. О том, что это были огни кораблей, я догадалась лишь тогда, когда другие суда стали появляться в зоне видимости, оставляя в черноте космоса цветные шлейфы. Одно, другое, третье. Новые и новые корабли. И очень скоро мы оказались в самой гуще. Большие и маленькие, самых разнообразных форм. Некоторые суда были настолько огромны, что мы несколько минут пролетали вдоль подсвеченных огнями бортов. И я все время пыталась заглянуть в иллюминаторы, увидеть, что там, внутри, кто там. Между этими громадами, как юркие мошки, сновали крейсеры и челноки разной колибровки. Иные были настолько малы, что я сначала принимала их за случайный астероид или космический мусор. И все это было в непрестанном движении, от которого начинала кружиться голова.
Вскоре справа показался большой серый шар, излучавший мягкий жемчужный свет. Лишь потом я догадалась, что это мерцает кислородный купол, укрывший маленькую искусственную планету. Я узнала ее по книгам. Саклин — самый большой невольничий рынок Империи. Его размеры превышали мой родной Альгрон-С. Я не могла даже вообразить, сколько энергии нужно для поддержания такого кислородного купола. И даже внутренне отругала себя за то, что все время сравниваю. Нельзя сравнивать несравнимое. Я будто только теперь начала понимать, насколько жалко в глазах имперцев выглядит мой дом.
А потом все обозримое пространство залило сине-сиреневым, перемежаемым белыми разводами. Казалось, налили в емкость разной краски и аккуратно перемешивали. И над этой синью виднелись четыре разноцветных шара — знаменитые имперские луны. Абрус, Тена, Сирил и Слеза пегаса. Последняя — самая маленькая, синяя, как вода. И, как утверждают, самая коварная, способная к особому воздействию в равнолуние.
Сердце Империи.
Наше судно развернулось, вклинилось в вереницу других кораблей и медленно приближалось четким курсом. Очень скоро корабль охватила легкая белесая муть, похожая на скомканную тончайшую вуаль — мы входили в атмосферу. Судно едва ощутимо затрясло.
Муть закончилась, но вместо ожидаемого цвета и света мы увидели чернильную тьму, расцвеченную бесчисленным количеством огней. В Сердце Империи была ночь. Мы снова ничего не увидели. Лишь огромный нескончаемый порт, заставленный судами, световую разметку высоко в небе. В свете прожекторов виднелась стартовая платформа, бесконечно сновали орды техников в красных комбинезонах. А мне это казалось издевательством. Представлялось, что меня нарочно лишили возможности полюбоваться планетой.
Гул двигателей утих, и стало настолько пусто, что казалось некомфортным. Я уже привыкла к неутихающему вечному шуму. Индат привычно обхватила мои колени, прижалась щекой. Посмотрела снизу вверх:
— Все будет хорошо, госпожа. Надо верить.
Я лишь кивнула — не хотелось ничего говорить.
Индат принялась собирать в багажный контейнер все мои вещи, чтобы ничего не забыть, а я все так же смотрела сквозь стекло. На гладкий бок соседнего корабля и на техников, которые суетились под ним, наставляя топливные шланги.
Когда открылась дверь, мы вздрогнули. На пороге привычно показалась Лана. Она деловито прошагала к кровати и положила стопку темно-синей ткани. Я поднялась, чувствуя, что от долгого сидения в кресле затекли ноги:
— Что это?
— Покрывало, госпожа. Вам следует надеть.
Я подошла, развернула. Плотная накидка-плащ с магнитной застежкой на шее и длинная односторонняя вуаль. Я видела такую ткань: с внутренней стороны она почти прозрачная, а с внешней кажется совершенно непроницаемой, как плотная штора, тщательно скрывая все, что под ней. Я в недоумении посмотрела на Индат, поймав ее настороженный взгляд, вновь посмотрела на Лану:
— Зачем?
Было видно, что вальдорку раздражали мои вопросы. Она не имела права вспылить, но красноречиво поджимала толстые губы. Но я не отставала:
— Зачем покрывало? Разве имперки скрывают лица? Я знаю, что это не так.
Та склонила голову:
— Госпожа, я лишь выполняю приказы. Прошу вас надеть и следовать за мной.
Конечно, спорить было бесполезно. И глупо. Индат накинула плащ мне на плечи, застегнула ворот. Набросила вуаль, и я тут же убрала ее с лица. Казалось, под тканью сразу стало нечем дышать.
Лана направилась к двери, но я окликнула ее:
— А мой багаж?
— Не беспокойтесь, госпожа.
Вальдорка махнула рукой кому-то в коридоре, и вошли два раба. По тому, как встрепенулась Индат, я поняла, что вериец — и есть Перкан. Молодой, подтянутый, бритый наголо. С живыми черными глазами. Его кожа была почти ровной, с редкими тонкими белыми прожилками. Они переглядывались с Индат, и я старательно делала вид, что не замечаю, чтобы не смущать.
Марк Мателлин уже ждал у трапа, а обрюзгшее лицо выражало неописуемое раздражение:
— Вы заставляете себя ждать, госпожа. Опустите вуаль.
Первым порывом было извиниться, но я остановила себя: за что? Я не должна перед ними извиняться. Я лишь едва заметно склонила голову:
— Мне жаль, ваша светлость. К чему вуаль?
— Так надо.
— На Форсе вас это не заботило. Там вы не просили меня скрываться под вуалью.
Толстяк поджал губы:
— Форса — это Форса. Наместник хотел увидеть вас, и было бы глупо отказать его сиятельству в такой мелочи.
— Хотел?
Я не дождалась ответа. Опустила вуаль, как Мателлин и просил.
Мой багаж погрузили в поданный корвет, и рабы выстроились за спиной. Я обернулась, и успела заметить, как Перкан и Индат тут же разняли пальцы — они тайком держались за руки. Скорее всего, они больше никогда не увидятся, и Индат останется только вспоминать. Сейчас это казалось мне как-то по-особенному несправедливым.
Я вздрогнула, услышав за спиной голос толстяка:
— Чего вы медлите, госпожа?
Дольше тянуть уже было невозможно — Индат меня поймет. Я подобрала подол и шагнула в крытый корвет. За мной юркнула моя Индат. Толстяк не шелохнулся, остался на платформе.
— Вы не едете со мной, ваша светлость?
Он покачал головой, а на лице отразилось неописуемое облегчение:
— О, нет! На этом мои полномочия оканчиваются. Вас уже ждут. — Он развернулся и направился в другую сторону. Потом обернулся, будто невзначай вскинул руку: — Ах да, совсем забыл! Добро пожаловать в Сердце Империи, госпожа!
17
Надо мной издевались — это ощущение преследовало неотвратимо. Недоговаривали, или нарочно юлили. Будто проверяли на прочность. Ждали, когда мое терпение лопнет, и я забьюсь в истерике. Не забьюсь. Клянусь! Не доставлю такого удовольствия! Особенно Марку Мателлину... Я кожей чувствовала, какое наслаждение приносит ему мое смятение, мой страх. Похоже, толстяк просто заполучил кого-то, перед кем может кичиться собственной важностью. А как он выставлялся перед отцом! Как унижал маму! Но в имперском обществе он не так уж и значим — я поняла это на Форсе. Мелочный мерзавец, выполняющий не самую почетную работу. Рэй Тенал его открыто презирал, а в глазах наместника читалось нескрываемое снисхождение.
- Предыдущая
- 15/67
- Следующая