Студент в СССР 3 (СИ) - Коруд Ал - Страница 30

А в землю лёг ещё один

На Новодевичьем мужчина.

Должно быть, он примет не знал,

Народец праздный суесловит,

Смерть тех из нас всех прежде ловит,

Кто понарошку умирал.

Коль так, Макарыч, — не спеши…»

— Да я тут, Володя, нашел весьма любопытные вещи. Как раз по той теме, что мы намедни с тобой обсуждали.

— Ну-ка, ну-ка, показывай.

— Это тебе лучше Сережа объяснит. На редкость дотошный и умный молодой человек. Это ведь он тот «Меч Викингов» нашел. Понимаешь, как нам свезло.

— Здорово, племя младое и незнакомое!

Вблизи Высоцкий оказался знаком и незнаком одновременно . Ниже меня ростом, сухощавый, с крепким рукопожатием и немолодым лицом. Сколько ему сейчас? Сорок семь? Еще не старый мужик. Но здесь отчего-то все выглядят старше. Жизнь тяжелей или взрослеть начинают раньше? Так или иначе, но судьба на лице этого непростого человека оставила свой незабываемый отпечаток. Пять лет жизни после смерти в других мирах.

— Сергей Караджич.

— Вижу, что меня ты узнал. А я не страдаю излишней скромностью. Так, Василий, говоришь, что не зря ты сюда приехал?

— Ох, не зря Володенька.

Они сели вместе. Два могучих русских мужика с совершенно разным взглядом на жизнь. Две ох какие непростые личности, которых обожала огромнейшая страна. А у меня по спине пробежал холодок. Зачем я здесь, почему именно так? Что еще надо от меня Мирозданию? Я не сразу понял, что меня окликают.

— Сереж, показывай!

— Сейчас.

Ну не оказалось у меня дрожи в коленках! Не задавили личности, как ни старались. То ли отчаяние, то ли бравада способствовали, но я в красках начал повествовать о той древней земле, сказочной стране Биармия, что одинаково привлекала к себе бродяг севера викингов и предприимчивых новгородцев с юга.

Мне задавали наводящие и временами каверзные вопросы. Если Шукшина в основном интересовала фактология, то Высоцкого больше аспекты здешней культуры. Я показывал фотографии этим и прошлым летом найденных нами украшений, рассказывал об их сакральном значении. Их заинтересовали наши огромные дома хутора, коньки на них. Насколько хватало памяти, я вспоминал об обычаях, кухне и культурном коде поморов. Гостей это так завлекло, что мы совсем забыли о времени.

— А ведь у нас не всегда было спокойно в старину. Двинские войны длились весь четырнадцатый и часть пятнадцатого века. Бились пришедшие первыми сюда новгородские бояре со своими лихими ватагами со старинными ростовскими и суздальскими родами, а затем уже с московскими князьями. Не на жизнь, а на смерть. Так хотелось им владеть богатым на промыслы Заволочьем. Жители Двинской земли неоднократно пытались свергнуть власть Великого Новгорода и стать независимыми.

Очередное восстание двиняне подняли в 1397 году. В 1398 году на Двинскую землю отправилась огромная новгородская рать, пройдя почти все Подвинье, новгородское войско остановилось у стен Орлецкой крепости — только она могла сдержать эту орду. Целый месяц продолжалась осада крепости, но все-таки новгородцам удалось взять ее штурмом. Великое противостояние боярской вольницы Новгорода и централизованного государства Московского решилось в двух битвах — 14 июля на реке Шелони и 27 июля на реке Шиленьге при ее впадении в Северную Двину. О них мало упоминают, но значение для русской истории они имеют неимоверное.

Я достал свою рабочую тетрадь и нашел нужную страницу:

Московская повесть о походе Ивана III на Новгород: «И в тот же день был бой у воевод Великого Князя с двинянами, у Василия Федоровича Образца, а вместе с ним были устюжане и прочие воины, да у Бориса Слепца, а вместе с ним вятчане, бой у них был на Двине с князем Василием Шуйским, а с ним вместе были заволочане все и двиняне.

Было же с ним рати двенадцать тысяч, а с воеводами великого князя было рати четыре тысячи без тридцати человек.

Бой же случился на берегу, выйдя из лодок, начали биться пешими в третьем часу дня того, и бились до захода солнечного, и, за руки хватая, рубились, и знамя у двинян выбили, а трех знаменосцев под ним убили: убили первого, так другой подхватил, и того убили, так третий взял, убив же третьего, и знамя захватили.

И тогда двиняне взволновались, и уже к вечеру одолели полки Великого Князя и перебили множество двинян и заволочан, а некоторые потонули, князь же их раненый бросился в лодку и бежал в Холмогоры; многих же в плен взяли, а потом и селения их захватили, и возвратили всю землю ту Великому Князю.

Убили же тогда князя великого рати пятьдесят вятчан, да устюжанина одного, да человека Бориса Слепца, по имени Мигуна, а прочие все Богом сохранены были».

Гости меня внимательно слушали. Еще бы, о таком у нас почему-то упоминают редко. Это тогда Север играл огромную роль в истории государства Российского, а позже её потерял в силу разных причин. Страна, получив ресурсы, начала бурно идти на юг и восток. Но собственные истоки помнить следует. Иначе можно свернуть не туда. Шукшин что-то коротко чиркнул и заявил:

— Обязательно найду в Москве материалы. Это ж сколько страниц нашей былинной истории выкинуто на свалку и позабыто! Это же целый эпос!

Высоцкий внимательно наблюдал за ним и мной. Думаю, что его не столько интересовала сама история, сколько наша реакция, движения, мысли. Ну он же поэт, мыслит по-иному. Внезапно рядом раздалось пение. Мы разом очнулись от морока, навеянного историей. Я тут же узнал голос. Так тонко и жалостливо могла петь лишь Иришка. Мелодично перебираемые струны гитары вписывались в мягкую мелодию.

Губы окаянные,

Думы потаённые,

Ой, бестолковая любовь,

Головка забубённая.

Всё вы, губы, помните,

Всё вы, думы, знаете.

Ой, до чего ж вы моё сердце

Этим огорчаете.

Позову я голубя,

Позову я сизого,

Ой, пошлю дролечке письмо,

И мы начнём всё сызнова.

«Хм. А ведь это любимая песня мамы!»

Высоцкий живо закрутил головой и подскочил с места.

— Это кто у нас такой жалостливый? Но, Василий каков голосок! Воистину ангельский!

Как все-таки точно умеют поэты описывать текущую реальность. Пока я хлопал глазами, мои гости заглянули в нашу подсобку. Вход туда был отдельный. Ирина, видать, услышала, что я занят очередной лекцией, и решила нам не мешать. Потом не выдержала и начала репетировать.

— Вот это северная красавица! Дозволь с тобой познакомиться, красна девица.

Ну что ты будешь делать. Заметив совсем рядом два знакомых и в то же время чужих лица, девушка буквально впала в ступор. Не могла поверить своим глазам или просто застеснялась? Мне же разбираться было некогда, надо было спасать положение. Я помог Ирине встать и, держа её нежно за талию, представил:

— Это Ирина. Прошу любить и жаловать. Она мне тут…

— Девушка твоя?

Василий Макарович смотрел на нас с хитрецой, но доброжелательно. Высоцкий также улыбался и откровенно любовался Иришкой. Мне его внимание к подруге льстило, но в то же время вызывало глухую ревность.

— Это Василий, он часто мелькает на экране. А это Владимир, его песни летят над всей страной.

Высоцкий сверкнул глазами и глухо с ехидцей заметил:

— Какой ты у нас, оказывается, шутник. Не щадишь ни имен, ни регалий. Но вы, молодежь, нынче вся такая. Не в меру наглая и циничная. Ирина, мы же слышали, что вы умеете говорить и даже петь. И чего безмолвствуете?

— Ой, извините. — наша царевна вышла из летаргии. — Просто все так неожиданно получилось, — затем девушка осуждающе глянула на меня. — Хотя у него всегда все внезапно и будто бы невзначай. Пора бы уже мне привыкнуть.

После этого раздался такой характерный вздох, что мы все не выдержали и засмеялись.