Новичок (СИ) - Зимин Дмитрий - Страница 8

Ну вот. Жизнь налаживается. Я нахожусь в новом мире, красив, как Ап... нет, просто красив. Как нормальный мужик.

Начинаю кое-что понимать, и даже нашел работу.

А ещё Анжела. Она где-то здесь, в клубе. А значит, у меня всё получится! Закрыв глаза, я представил её влажные губы, её мягкие волосы, вспомнил её запах...

Так, стоп. Нужно срочно отвлечься. Как там говорил ослик?

Я бабочка... Я бабочка, и порхаю над цветком. О! Надо же, цветы такие сексуальные...

— НОВИЧОК! — рёв разбуженного быка раздался как раз вовремя.

— Я!

Ко мне направлялся... Ну, бык. В человечьем, правда обличье. Громадный и белый, как снег на вершине Эльбруса, поварской халат не скрывал ни общей окорокообразности фигуры, ни внушительного, как военный дирижабль, живота, ни маленьких, но пронзительных, как буравчики, глазок. Впрочем, глазки были гораздо выше, чем заканчивался халат. На коричневом лице, под низким лбом и чуть выше расплющенного боксёрского носа.

— Меня зовут Папа Борщ! — рявкнул повар. — Именно так, и никак иначе. Не Консомэ. Не Гаспаччо. Папа Борщ. Запомнил?

— Чего ж тут не запомнить? Папа Борщ. Очень вкусно, ой, извините — приятно. Здравствуйте. А я...

— Заткнись. А теперь быстро бери губку и вперёд! — и он указал волосатой лапищей на ТАКУЮ гору посуды, которая затмила бы своей высотой даже Эверест. Легко.

— Будет сделано, сэр. Считайте, что посуда уже вымыта!

— Если разобьёшь хоть одну, самую крошечную тарелочку... — надо мной нависла похрустывающая накрахмаленным халатом гора. — Упустишь в слив хоть одну ложечку... Я из тебя сделаю Пастуший пирог.

— Да ну? А это как?.. Понял, понял, ничего не разбивать и не терять.

И я поскакал к рабочему месту.

Раковина была такой громадной, что я мог влезть в неё целиком. Чугунная, в желтых потёках и облупившейся краске. На дне её скопилось озерцо зловонной жижи, в которой плавали какие-то малоаппетитные кусочки.

— На счёт пирога он пошутил, — раздался откуда-то сбоку тихий, довольно приятный голос.

— Отрадно слышать, — склонив голову, я увидел пухлое розовощёкое существо в таком громадном поварском колпаке, что самого существа под ним почти не было видно. Существо было конопатое, и всё время хлюпало курносым носиком.

— Из провинившихся Папа Борщ делает отбивные, — протянув ручки, существо показало, как именно это происходит. — На одну ладонь кладёт, а другой...

— Вам — верю, — я сердечно приложил руки к груди. И только сейчас вспомнил, что в правой зажата обширная зелёная губка. Она была покрыта мелкими ложноножками, на концах которых находились присоски.

Самое ужасное — эти ложноножки непрерывно двигались.

Не отбросил я губку только потому, что она прилипла к ладони. Присосалась, как пиявка, и кажется, ей это нравилось.

Но не мне... Пытаясь стряхнуть противное существо, я запрыгал вокруг раковины, рискуя обрушить горы посуды и... Тогда мне ТОЧНО не расплатиться с Эросом Аполлоном. Никогда.

— Её нужно намочить, — посоветовало существо в огромном колпаке. — Тогда она отлипнет.

— Океюшки, — я мужественно взглянул на тарелки.

Всегда ненавидел это занятие. Весь этот жир, объедки... Почему просто не пользоваться одноразовой?

Но в мою сторону направлялся повар, поэтому я решительно протянул руку и открыл кран. Глаза боятся, а руки делают — так всегда говорила бабуля.

В раковину хлынула струя фиолетовой жидкости. Она была тягучая, как сироп, и пахла, как целое море дешевого одеколона...

— Закрой кран, идиот!

— Эй, полегче с выражениями! Я вас не обзывал.

— ЗАКРОЙ КРАН!

Рука Папы Борща мелькнула, как молния. Фиолетовая струя иссякла.

— Да в чём дело-то? Сами сказали: мой посуду. Вот я и...

— Это мыло, — пояснил, багровея повар. — Очень дорогое. Им пользуются понемногу — одна капля на ведро воды! Ты сейчас потратил месячный запас. Причём, впустую.

— Ну извините, что не знал таких тонкостей. Могли бы и объяснить.

— Незнание не избавляет от ответственности, — где-то я это уже слышал. — Так что убыток вычтут из твоей зарплаты.

— Здорово, — упав духом, я наконец-то внимательно рассмотрел раковину. Над ней располагалось целых шесть кранов! Все — одинаковые с виду, никаких там надписей или картинок. И как я разберусь?

— Первый справа — горячая вода, просветило меня всё тоже дружелюбное существо в громадном колпаке. — Следующий — холодная, третий — солевой раствор для снятия порчи, четвертый — нейтрализация положительно заряженных ионов, пятый — грязевой гейзер, шестой — универсальное моющее средство. Ой, смотри, оно уже почти проело дыру...

Я поспешно открыл воду. К счастью, обычную, прозрачную и исходящую паром.

— Спасибо, э... — обратился я к крохе.

— Пим. Так меня зовут, — существо сказало это с гордостью, и теперь я прекрасно понимал, почему.

— Спасибо, Пим, — я так и не понял, мальчик это или девочка. Или ещё кто-то. — Ты мне очень помог.

— Пустяки, — громадный колпак угрожающе наклонился. — До тебя посудомойщиком был я, так что ты оказал мне услугу.

В голове возник образ крохотного, чуть выше моего колена существа, барахтающегося в гигантской раковине, среди тарелок и стаканов, и ведущего бой не на жизнь, а на смерть с живой губкой...

— И какую работу ты получил? — как можно больше вопросов. Вот мой новый девиз.

— Меня повысили, — теперь колпак наклонился в другую сторону. — Теперь я мою гусениц.

— Поздравляю.

Интересно, о каких гусеницах идёт речь?.. На ум приходит сразу две версии: одна — зелёная и волосатая, с множеством лапок, вторая — ржавая и лязгающая, покрытая тонной грязи...

— Смотри! — вдруг закричал Пим, указывая мне за спину.

Воду я выключить забыл. И теперь из раковины лезла плотная фиолетовая шапка пены... Вероятно, горячая вода взбила попавшее туда мыло, и...

— Быстро бросай туда тарелки! — скомандовало существо. Я послушался. Снял с вершины горы несколько блюд и погрузил их в раковину. — Теперь добавь к ним губку. Просто опусти её в воду...

Как только губка погрузилась в раковину, она отлипла от моей ладони и с бешеной скоростью заработала ложноножками.

— Ох ты ж ё... — я застыл с открытым ртом.

— Не зевай! — кричал Пим. — Лови чистые тарелки и бросай грязные!

Так вот почему Папа Борщ предупреждал о том, чтобы я ничего не разбил.

Эта работа больше подошла бы профессиональному жонглёру. Тарелки вылетали из раковины чистые, но на бешеной скорости — словно их запускали из специальной пушки на стрельбище. Только успевай хватать! А между тем в воду нужно было доставлять следующую порцию грязных — иначе губка высовывалась из воды и начинала угрожающе шевелить лапками в мою сторону...

Раз-два, раз-два, гора посуды стремительно таяла, а я даже не намочил рук.

Но попрыгать пришлось изрядно: я бегал и ловил тарелки, как профессиональный вратарь. Запыхался жутко.

Но только я собрался перевести дух, послышалось:

— Э-гей! Не зевай!

И желтый, как лимон, человечек подкатил к раковине целую тележку, уставленную... Хрупким стеклом. Бокалы, фужеры, треугольные мартинки, рюмки и рюмочки. Всё это великолепие переливалось прозрачным светом и мелодично позванивало.

— И чтобы ни одного отпечатка пальцев! — крикнул желтокожий и испарился.

— Ну что, Фонци, потрудимся?

Так я окрестил живую губку. Не зная, какого он пола, придумал такое вот нейтральное имя...

Фонци высунул из фиолетовой пены ложноножку и призывно помахал.

Глаза боятся, а руки делают... Как-то я приноровился ловить и бокалы тоже, успевая расставлять их на чистых полотенцах ровными, как на параде, рядами.

Эх! Видела бы меня сейчас бабуля... Упс. Может, осколки никто не заметит?