Плащ и галстук (СИ) - Мамбурин Харитон Байконурович - Страница 4

— Да вот, провожаем гостей, — сыграл в пояснительную бригаду я, тут же спрашивая пожилую китаянку, — Подходить не будем?

— Нет, шипоголовый. Захотят проститься — сами подойдут, — ответила мне мудрая женщина, зачем-то поглаживая родную внучку по голове, от чего та слегка балдела, — Только поверь моему опыту — не подойдут.

Да уж. Возиться с этим табуном было хоть и несложно, но в тягость. Иностранные неосапы вели себя скованно и закрыто, ну, в основном потому, что ни у кого из наших верхов не хватило ума перечислить бедолагам хоть какие-то деньги. В итоге они без гроша в кармане и абсолютно безо всяких зримых перспектив жили три месяца в номерах, предназначенных для жизни совершенно других неогенов, под землей, занятые лишь своими мыслями да просмотром передач на чужом языке. Кстати, да. Между собой они также почти не общались, потому как были представителями разных языковых групп. Печально и нудно было им объяснять местные порядки, печально и нудно в тысячный раз говорить, что мы понятия не имеем, что с ними будет дальше.

А уж развеселить этих людей без выпивки? Пф, мы что, волшебники?

Так что выражение лиц а ля «веселая кобыла, наблюдающая за слезающей бабой», было у нас у каждого. Ну, за исключением Викусика. И Палатенца.

— Надо бы отпраздновать такую оказию, — глубокомысленно заявила Кладышева, чье счастье было написано крупными буквами на всем полудетском личике, — Забацать бы чебуреков?

— Твои жареные байцзы? — заинтересованно повернулась к ней китаянка, — Хм, вкусно.

— А…, — застенчиво протянула Викусик, от чего все женщины, включая даже молчаливую Янлинь, начали её убеждать, что девочка, конечно же, в деле. Но не Юлька, конечно. Ей-то что? Висит, смотрит, жрать не просит. Как обычно.

Нет, Викусик просто золотце, отличная девочка, прямо вижу её и умиляюсь. Но сколько она жрёт…

Идиллия, а иначе планирование большого чебуречного пожора и не назовёшь, была прервана той самой кургузой теткой, которая до этого бегала между юными комсомольцами и их невольными жертвами. Подкосолапив к нам, это существо близоруко прищурилось, несмотря на имеющиеся на носу очки, а затем гнусавым голосом выдало:

— Юлия Игоревна! Что ж вы тут стоите! Сейчас уже телевизионщики подъедут! Идемте со мной! А вы, товарищи кунсткамера, кыш-кыш!

Меня даже не накрыло, а нахлобучило, да так, что в себя пришёл, уже завернув истошно орущую тетку буквой «Зю» и таща эту падаль к проходной. Одна рука, мертвой хваткой сгребшая шмат жирной кожи на шее этой твари, удерживала её в позиции провинившегося пса, а вторая, придерживая за дряблое место, зовущееся талией, помогало первой руке не оторвать башку этой сволочи. При этом, несмотря на весь оказываемый сервис по переноске, я её скрючил достаточно некомфортным образом, чтобы это всё могло издавать хриплый визг умирающей свиньи, которой оно, в сущности, и было.

Единственным, кто нашёл в себе то ли дурь, то ли мужество броситься мне на перехват, был какой-то студентик, просто получивший от меня плечом в грудак. Отлетев на травку, парень скорчился, хватаясь за пораженное место, а я безо всяких остановок дотащил вялую тушу до проходной, а там, не обращая внимания на напрягшегося дежурного и сделав над собой чудовищное волевое усилие… просто выбросил её, воющую, на газон. Невероятно сильно хотелось выдать этой суке пинка, пусть даже и ограниченного КАПНИМ-ом и одеждой, но я бы тогда ей тогда точно раскрошил бы тазовую область.

Вздохнул, снял нижнюю часть маски, закурил. Успокаивающе помахал рукой мужику с пулеметом, который уже разглядел, что жирная старая тварь осталась жива и почти невредима, а затем, лихорадочно быстро куря, вернулся к шалтан-сараю, устроенному молодежью со Второго района.

— Так, руки в ноги… и чтобы через две минуты я вас здесь не видел, — уведомил я замерших людей, — И пацану дурному помогите, я его слегка зашиб.

Не слегка. Плечо, оно, конечно, плечо, но вот титан, закрытый лишь тонким слоем относительно упругого материала — нехилый усилитель.

— Ты…, — напряженно пробормотал довольно крепкий юноша, неуверенно делая шаг вперед.

— Изотов. Виктор. Анатольевич, — отчеканил я, отгибая полу куртки для демонстрации небольшого металлического значка в виде перекрещенных серпа с молотом и кулака, зажавшего молнию, посередине, — Лейтенант КГБ. Вопросы? Предложения?

— Мы доложим! — пискнула деваха с дикими глазами, высовываясь из «Икаруса», тут же попытавшись спрятаться, — Обязательно!

— Мне насрать. Время идёт.

Вот теперь они зашевелились… и ушевелились буквально секунд за сорок. С чувством плюнув им вслед, я вернулся к наблюдателям с крыльца, среди которых, застенчиво помаргивая, стояли теперь еще и Салиновский с Расстогиным, определенно куда-то намыливавшимися ранее. А теперь вон, стоят, носами шевелят встревоженно, чисто суслики. Надо бы их шугануть, а то, всё-таки, чебуреки не приемлют лишних ртов…

— У тебя будут проблемы, — сухо проскрипела баба Цао, сложив руки на груди, — У нас будут проблемы.

— Сначала будут чебуреки, — аргументированно отреагировал я под согласное хмыканье Вероники.

Юлька, молча смерив меня взглядом, улетела внутрь.

Сорвался, да. Психанул. Не жалею. Такие вот тетки, кургузые, наглые и заносчивые, лишь в редком случае не являются пустышками, состоящими из сплошного нахрапа. Но оборзеть до такой степени, чтобы хамить «чистым» в лицо? И ребенка обижать?! Вон Викусик стоит ни жива, ни мертва, смотрит теперь на меня с таким ужасом, как будто я у нее трусы любимые украл. Прямо с неё.

— Так, всем расслабиться! — шлепнула в ладошки Кладышева, — Витя наворотил, Витя разгребает. Или огребает! Пацаны! Валите, куда шли! Викусик! За мной к пруду!

А я что? Снял куртку, свитер, отнес вниз, заграбастал пару пачек сигарет на всякий пожарный, а затем вновь вернулся на крыльцо. Ждать самого справедливого суда в мире. Ну или хотя бы милицию.

Ждал, конечно, долго. Успел напосылать приставших ко мне, как банный лист к жопе, вернувшихся пацанов, помолчать о чем-то с Викусиком, полаяться со Смоловой, которая последние дни ходила злая как кобра… в общем, ждал-ждал и не дождался того, что должно прийти снаружи, а вместо этого пришло изнутри. Выглядело оно как светящаяся летающая девушка, молча протянувшая мне несколько листков бумаги, сшитых вместе белой ниткой.

— Подпиши, — сказала Палатенцо, настойчиво тыкая в меня макулатурой.

— Гм? — удивился я, разглядывая договор о предоставлении услуг адвоката.

— Федор Евгеньевич Снежин, — пояснила туманно моя соседка по комнате, — Он согласился тебя представлять. Это призрак.

— Призрак-адвокат? — еще сильнее удивился я, подписывая.

— Он один из самых старых, — Юлька, отняв бумагу, поплыла назад, бросив через плечо, — У Снежина вообще все специализации.

— Все высшие образования? — почти в шутку переспросил я, на что Юлька, остановившись, серьезно кивнула, а затем важно добавила, — У меня тоже.