Князь Демидов. Том VII (СИ) - Бергер Евгений - Страница 34

— Погодите, а как вы выжили? — удивился я: — Если вам сейчас пятьдесят… То дело было в шестидесятые. Тогда социальные службы ещё не существовали.

— Верно. Не существовали. — с грустью улыбнулся дядька: — Беспризорников в Москве было много. Часть слонялась и крутилась, как могла. А вторую часть забирали бандиты для работы попрошайками. Но там надо было выглядеть максимально жалко, чтобы у людей при взгляде на тебя слеза наворачивалась. Я же всегда был… крупным. Выглядел старше своего возраста. Поэтому бандиты меня не взяли. Бродил три дня… Два дня вообще ничего не ел. Потом меня подкормил дядька из забегаловки. Купил беляш. Мне тогда показалось, что ничего вкуснее я никогда в своей жизни не ел. Пил дождевую воду… Просился к Ольховским. Думал, что возьмут меня на подработку, но сказали, что я для них слишком хорош. Выкинули, в общем. А потом я познакомился с коротышкой. Мальчик, примерно моего возраста. Низкий, смуглый, кудрявый. Мне он тогда показался очень взрослым… А, ещё — он прекрасно умел выживать. Дерзкий такой. Вот именно он и привёл меня к местной шпане. Щипачи, стеклотёры и просто мелкие воришки.

— Стеклотёры, это кто? — уточнил я.

— Те, кто лобовые стёкла у моколей протирают, вынуждая водил платить пару-тройку копеек. Хороший промысел раньше был. Вот я, как раз этим и занимался вместе с Мартом.

— Март?

— Мартин. Ну, тот коротышка, который привёл меня в шайку. Можно сказать — он опальным дворянином был. Отца повесили за взятки. Мать и сестёр сослали в Сибирь. А он смог сбежать из участкового отделения.

— Повесили? А это, случаем, не Мартин Огонесян?

— Он самый. Сейчас видеосалоном владеет на первой Магистральной. Знаете его? — удивился Прохор.

— Угу… Буквально вчера с ним виделся.

— Да уж. Как тесен этот мир. — улыбнулся Любимов: — Только вот, разошлись наши дороги тридцать лет назад. Он не смог превратиться… в обычного человека. Жизнь навсегда связала его с криминалом. А я решил идти дальше. Ни за что не забуду своё… детство и отрочество. Порой голодали. Мёрзли… Иногда получали люлей и от дворян, и от простолюдинов. Беспризорники в те времена не считались за людей. Никому до нас не было дела! Многие просто не выжили. А разве же это их вина? Судьба распорядилась и всё тут… А, когда ты маленький — у тебя вообще ничего нет. И никому ты не нужен. Работать? Ну, только если на бандитов… А, потом от них очень сложно отлипнуть. Будешь таким же, как они. Воровать? Изобьют до смерти, если попадёшься. Не все люди добрые… И далеко не все понимают, что это ж мы не от хорошей жизни так поступали. Просто иначе — никак.

— Ужас. — вздохнула Рудольф.

— Согласен. Ужас. — Прохор пригладил бороду: — Именно поэтому, я и открыл свой сиротский дом. Понимаю, что спасти всех у меня не выйдет. Да и сейчас беспризорников практически не осталось. Император открыл свои интернаты. Однако, я стараюсь изо всех сил дать им лучшее! Потому что… детство на то и есть, чтобы ребёнок улыбался, а не воровал. Чтобы искренне радовался жизни. Получал только самые хорошие эмоции… Хапануть горя ещё во взрослой жизни успеет. Тем более, сироты — это же духовные калеки. По себе знаю! Когда к нам приносят грудничка — всё. Этот человек будет сильно отличаться от других. Когда к нам приводят очередного найдёныша — я вижу в глазах боль. Адскую боль от того, как жизнь дала смачную пощёчину. И не взрослому крепкому мужику, который выстоит… А, маленькому ребёнку, который говорить-то внятно научился буквально только что. Страшно это, Ваше Благородие. Очень страшно! И ведь несмотря на социальную программу — государственных учреждений всё равно не хватает. Те что есть — буквально ломятся от наплыва бедолаг.

— Да. Понимаю. — я задумчиво посмотрел в окно. Не знаю, что на меня нашло… как будто какой-то отголосок типа пси-рецидива… Но на душе стало так тошно и грустно, как будто я сам протирал лобовухи машин и потом заглядывал в рот водителям. А те, что? Простолюдины, конечно же. Жалко же беспризорника. Вот и отдают те две-три копейки, открыв окно.

— Что-то вы совсем сникли, Ваше Благородие! Не переживайте так. Я, когда только-только начал всем этим заниматься, тоже уходил в депрессию от того, что могу потянуть лишь одно здание. Что в Москве ежегодно сиротеют до двух тысяч детишек… Но потом один мудрый старец сказал мне — бери посильную ношу! Всех не спасти. Ты всего лишь человек. Поэтому — выше нос! Спасай тех, до кого можешь дотянуться. И с этой мыслью я продолжаю спасать. Из нашего интерната выходят потрясающие люди! Мне ещё ни за одного своего выпускника не было стыдно.

— Ага. — кисло ответил я: — Есть в ваших словах истина… А-то я чуть было не приуныл. В общем, начнём с четырёх часов. Палатки у нас есть! Я распоряжусь, чтобы Вика и Яна помогли вам. Сцену уже тоже починили. Музыкальное оборудование закупили на прошлых выходных. Приглашения я уже разослал. Рекламу Господин Уткин запустил. Так что… будем очень ждать вас.

— Спасибо вам! Честно… вы оказываете нам огромную услугу!

— Я вам, а вы мне. — пожав плечами, ответил я: — Всё чётко.

Вот никогда не понимал тех, кто обычный взаимовыгодный обмен услугами выставляет, как акт чистого альтруизма… Зачем? Чтобы показаться кому-то лучше, чем есть на самом деле? Бред. Но лично я, глядя на Прохора, чувствовал, что моя вера в людей ещё не потеряна. Да, есть злые, корыстные, готовые пойти по головам ради личной выгоды. В общем — такие, как я сейчас.

Но Любимов был совсем другим. От него, как будто исходил свет… И нет, дело было вовсе не в раскаянии за то, что он занимался чем-то плохим в детстве. Я видел в Любимове искреннее желание помочь. Да и скажу честно — над такими людьми всегда издеваются. Собственно, Копилка это очень хорошо продемонстрировал.

Считаю, что таких, как Прохор — надо беречь. К сожалению — это вымирающий вид! Вот так взять, и забив на всё — начать помогать сиротам… Огромное сердце и просто невероятная сила воли, которая вне всяких сомнений заслуживала моего уважения.

— Что же… тогда до субботы? — поинтересовался Любимов.

— До субботы. Так, стоп! — я выглянул из окна: — А, вы на чём?

— Так… как все — на метро. — пожав плечами, ответил Прохор.

— Ох… — я вытащил мобильный телефон и набрал Толика.

— Слушаю. — ответил он.

— Можешь сказать Насте, что у нас тут срочное дело и выйти к главным воротам? Только быстро!

— Да, без проблем. Сейчас буду.

— Спасибо.

— Извините… а, что вы хотите сделать? — осторожно уточнил бородач.

— Хотя бы подброшу вас обратно. Сейчас всё равно не час-пик. — ответил я.

— Но, зачем? Не стоит тратить на меня время… Вы же занятой человек.

— Во-первых — стоит. А во-вторых — это моё искренне желание. И даже не спорьте. — ответил я и откинулся спинку кресла: — Мне и самому будет приятно сделать для вас хотя бы одно маленькое, но бескорыстное доброе дело.

— Да? Ну… спасибо. Не ожидал. — честно признался он.

— Ого! Кто-то ещё больше растёт над собой. — прошептала Хихаль: — Не думала, что в тебе проснётся уважение к… такому типу людей.

«Ты хоть на секунду можешь себе представить, что человек свою жизнь поставил ради других? Самое ценное, что у него есть — вот так просто взял и отдал во имя других. То, что никто, кроме этих самых сирот не оценит. То, за что сейчас… наверное, общество покрутило бы у виска. А он просто берёт и делает.»

— Открой свой сиротский дом, раз так проникся делом Любимова.

«Нет. Я… слишком эгоист. К тому же, Прохор прав. Спасай тех, до кого можешь дотянуться. Я творю добро тем, что трудоустраиваю к себе в парк людей. Я могу до них дотянуться. А сиротский дом… У меня нет столько свободного времени.»

— Справедливо. Но всё равно — я довольна, что в твоём сердце подобное нашло отклик. Это… мило?

«Ой, не заводись.»

Через мгновение к нам в машину залетел растрёпанный Толик.

— Можно ехать, Ваше Благородие? — поинтересовался Санёк.

— Да, можно… Боже! Что это за ужасный внешний вид, брат? — возмутился я: — Так истинные дворяне не выходят в свет! Тебя что, газонокосилка перемолола?