Ведьмы Плоского мира - Пратчетт Терри Дэвид Джон - Страница 24

Он был слишком длинным, слишком заметным и неудобным. Он привлекал внимание.

— Если я твердо намереваюсь взять тебя с собой в Анк-Морпорк, — задумчиво проговорила Эск, — тебя придется замаскировать.

Вокруг посоха оббежало несколько последних искорок магии, и он потемнел.

В конце концов Эск разрешила эту насущную проблему следующим образом: она отыскала на главной рыночной площади Земфиса палатку, где торговали метлами, купила самую большую из них, принесла в свою дверную нишу, выкинула черенок и глубоко засунула посох в березовые прутья. Конечно, обращаться подобным образом с благородным предметом нехорошо, поэтому она мысленно извинилась перед посохом.

Во всяком случае, теперь стало гораздо лучше. Никто не станет приглядываться к маленькой девочке, которая несет метлу.

Чтобы подкрепиться во время хождений по городу, она купила себе пирожок со специями (продавец легкомысленно обсчитал ее и только потом сообразил, что, вопреки своим намерениям, непонятно почему дал ей сдачи целых две серебряные монеты; той же ночью к нему в палатку таинственным образом проникли крысы и съели весь товар, а его бабушку ударило молнией).

Городок был меньше размерами, чем Охулан, и существенно отличался от него, поскольку лежал на перекрестке трех торговых дорог, не считая реки. Он был построен вокруг одной огромной площади, которая являлась чем-то средним между постоянной экзотической транспортной пробкой и палаточным городком. Верблюды лягали мулов, мулы лягали лошадей, лошади лягали верблюдов, и все вместе лягали людей. Там царили изобилие красок, какофония шумов, назальная гармония запахов и ровный, ударяющий в голову гул, производимый сотнями упорно делающих деньги торговцев.

Одной из причин этой толкучки было то, что многие люди, живущие на обширных пространствах континента, предпочитали делать деньги вообще не работая, но, поскольку Диску только предстояло развить индустрию грамзаписи, им пока приходилось прибегать к более древним и традиционным формам работы группами, то есть к бандитизму.

Как ни странно, бандам на пути к успеху иногда приходилось прилагать значительные усилия. Вкатывание тяжелых камней на вершину утеса, рубка деревьев для завалов на дорогах, выкапывание утыканных кольями ям плюс поддержание кинжалов в рабочем состоянии требуют гораздо больших затрат мускульной силы и ума, чем приемлемые в обществе профессии. Но, тем не менее, на Диске все еще встречались люди настолько заблудшие, что выносили все вышеперечисленное плюс долгие ночи в неуютной обстановке только ради того, чтобы наложить лапу на совершенно обычные большие шкатулки с самоцветами.

Так что город, подобный Земфису, был местом, где разделялись, перемешивались и вновь формировались караваны, в которых дюжины торговцев и путешественников собирались вместе для защиты от обездоленных обществом бедняг, поджидающих их в засаде на дороге. Болтаясь среди толчеи, в которой на нее никто не обращал внимания, Эск узнала все это совершенно заурядным способом. Она отыскала человека, у которого был важный вид, и подергала его за полу кафтана.

Данный конкретный человек считал тюки с табаком и сосчитал бы их, если бы его не сбили.

— Чего?

— Я говорю, что здесь творится?

Он собирался сказать: “А ну чеши отсюда и приставай к кому-нибудь другому” и придать ей ускорение подзатыльником. Так что он очень удивился, обнаружив, что наклоняется и завязывает серьезную беседу с маленькой девочкой с перепачканным личиком, сжимающей в руках большую метлу (которая, как ему показалось позже, каким-то не поддающимся определению образом тоже прислушивалась к его словам).

Он объяснил насчет караванов. Девочка кивнула.

— Люди собираются вместе, чтобы путешествовать?

— Вот именно.

— Куда?

— Во всякие разные места. В Сто Лат, в Псевдополис.., в Анк-Морпорк, разумеется…

— Но туда же течет река, — логично указала девочка. — Баржи. Зуны.

— Да, — кивнул торговец, — но они запрашивают слишком высокую цену и не могут увезти все. Кроме того, им не слишком-то доверяют.

— Но они очень честные!

— Хм, да, — сказал он. — Но знаешь, как говорят: никогда не доверяй честному человеку.

Он многозначительно улыбнулся.

— А кто это говорит?

— Люди. Всякие. Народ. — В его голос вкралась некая неловкость.

— О-о. — Эск обдумала это и чопорно заявила:

— Они, должно быть, очень глупые. Но спасибо тебе.

Он проводил ее взглядом и вернулся к своим тюкам. Через мгновение его снова потянули за полу.

— Пятьдесятсемь-пятьдесятсемь-пять-десятсемь-чегонадо? — спросил он, пытаясь не сбиться со счета.

— Прости, что я опять тебя беспокою, — извинилась Эск, — но эти тюки…

— Чтотюки-пятьдесятсемь-пятьдесят-семь-пятьдесятсемь?

— Ну, в них точно должны жить такие маленькие белые червячки?

— Пятьдесятсе.., что?! — торговец опустил грифельную доску и уставился на девочку. — Какие червячки?

— Извивающиеся. Белые, — услужливо растолковала Эск. — Они копошатся в середине тюков.

— Ты имеешь в виду табачных остриц? — он дико вытаращился на груду тюков, сгружаемых продавцом с (теперь он это заметил) бегающими глазками полночного призрака, которому хочется смыться прежде, чем вы обнаружите, во что превращается утром наколдованное золото. — Но он сказал, что этот табак хранился в хороших условиях и.., и вообще, откуда ты это знаешь?

Но девочка уже исчезла в толпе. Торговец пристально посмотрел на то место, где она только что стояла. Пристально посмотрел на нервно ухмыляющегося продавца. Пристально посмотрел на небо. После чего вытащил из кармана нож для взятия проб, какое-то мгновение пристально смотрел на него и, придя к некоему решению, бочком подался к ближайшему тюку.

Тем временем Эск, подслушивая то там, то тут, отыскала караван, собирающийся отправиться в Анк-Морпорк. Старший караванщик сидел за столом, сделанным из положенной на две бочки доски.

Он был занят.

Разговаривал с волшебником.

Опытные путешественники знают, что в группе людей, собирающихся пересечь местность, которая, вполне возможно, окажется враждебной, должно находиться порядочное количество добрых мечей. Но, кроме того, в ней, конечно же, должен присутствовать волшебник. На случай, если в дороге возникнет нужда в каком-либо из магических искусств, или — коли таковые не понадобятся — чтобы костры разводить. Но вряд ли волшебник третьего ранга и выше станет платить за привилегию присоединиться к каравану. Скорее, должны заплатить ему. Как раз сейчас непростые переговоры подходили к завершению.

— Это достаточно честно, мастер Тритл, но как насчет молодого человека? — сказал старший караванщик, некий Адаб Гандер — внушительная фигура в куртке из шкуры тролля, кожаной юбке-килте и в шляпе с залихватски загнутыми полями. — Он не волшебник, я это вижу.

— Он проходит обучение, — возразил Тритл, высокий костлявый волшебник, чьи одежды свидетельствовали, что он является магом Древнего и Истинно Подлинного Ордена Братьев Серебряной Звезды, одного из восьми волшебных орденов.

— Тогда он не волшебник, — заявил Гандер. — Я знаю правила. Человек становится волшебником только тогда, когда ему вручается посох. А у этого парня посоха нет.

— Как раз сейчас он направляется в Незримый Университет за этой незначительной деталью, — высокомерно произнес Тритл.

Волшебники расстаются с деньгами чуть менее охотно, чем тигры — со своими зубами.

Гандер посмотрел на паренька, о котором шла речь. За свою жизнь он встречал множество волшебников, вследствие чего считал себя большим знатоком по этой части, и теперь ему пришлось признать, что у мальчишки есть все задатки хорошего волшебника. Другими словами, паренек был тощим, нескладным, бледным от чтения тревожащих воображение книг в помещениях с нездоровой атмосферой, и из его глаз текло, словно из сваренных всмятку яиц. “Если человек хочет чего-то добиться, ему необходимо работать головой и рисковать, — подумал Гандер. — Все, что парню нужно, чтобы подняться на самый верх, — продолжал размышлять караванщик, — это какой-нибудь небольшой физический изъян”. Волшебники вечно страдают от таких вещей, как астма и плоскостопие, почему-то это придает им энергии.