Ведьмы Плоского мира - Пратчетт Терри Дэвид Джон - Страница 22

Строгая приверженность к истине не была предписана каким-либо богом, но, похоже, имела под собой генетическую основу. Обычный зун точно так же не мог лгать, как не умел дышать под водой. Одной концепции лжи хватало, чтобы привести зуна в полное расстройство. Сказать Неправду равноценно для них изменению Вселенной.

Поскольку зуны были торговой расой, эта черта очень мешала им, так что их старейшины в течение многих тысячелетий изучали сию странную способность, которая проявлялась у остальных рас во всевозможном изобилии, — и наконец решили, что зунам тоже следует ее развить.

Молодые люди, проявляющие слабые зачатки подобного таланта, всячески поощрялись искажать Истину — во время особых церемоний устраивались даже настоящие соревнования. Первой зарегистрированной протоложью зунов стала фраза “вообще-то мой дедушка довольно высокий”. Постепенно зуны поняли, как это делается, и среди них была учреждена должность Лгуна племени.

Важно понять, что, хотя большинство зунов не умеет лгать, они с величайшим почтением относятся к любому своему соплеменнику, который может сказать, что мир не таков, каков он есть. Таким образом, Лгун занимает в племенной иерархии довольно высокое положение. Он представляет племя при всех сношениях с внешним миром, который средний зун давно уже отчаялся понять. Племена зунов очень гордятся своими Лгунами.

Другие расы это сильно раздражает. Они считают, что зунам следовало бы учредить более подходящие должности, такие, как, например, “дипломат” или “специалист по связям с общественностью”. Им кажется, что зуны просто насмехаются над мировой системой.

— И это все правда? — подозрительно спросила Эск, обводя глазами переполненную каюту баржи.

— Нет, — твердо ответил Амшат. Его младшая жена, которая варила на крошечной, затейливо украшенной плите овсянку, хихикнула. Трое детей с серьезным видом наблюдали за Эск поверх края стола.

— А ты когда-нибудь говоришь правду?

— А ты? — Амшат улыбнулся своей золотоносной улыбкой, но глаза его не смеялись. — Как ты оказалась в тюках с шерстью? Амшат не похищает детей. Наверное, дома о тебе беспокоятся…

— Полагаю, матушка будет меня искать, — сказала Эск. — Но вряд ли она станет сильно беспокоиться. Мне кажется, она просто рассердится. А направляюсь я в Анк-Морпорк. Ты можешь ссадить меня с корабля…

— ..с судна…

— ..если хочешь. Я не боюсь щук.

— Я не могу этого сделать, — заявил Амшат.

— Это была ложь?

— Нет! Здесь вокруг дикие звери, грабители и.., всякое такое. Эск радостно кивнула.

— Вот и ладненько. Я согласна спать среди шерсти. И могу заплатить за проезд. Я умею…

Она заколебалась. Неоконченная фраза повисла в воздухе, словно маленький завиток хрусталя, а осторожность в это время предприняла успешные шаги по завоеванию длинного язычка Эск.

— ..делать полезные вещи, — неуклюже закончила Эск.

От нее не укрылось, что Амшат искоса посматривает на старшую жену, которая шила, сидя у плиты. По зунской традиции, она была одета во все черное. Такой наряд матушка одобрила бы целиком и полностью.

— Но какие именно полезные вещи? — уточнил он. — Стирка, подметание пола?

— И это тоже, — ответила Эск. — А также перегонка с использованием двойного или тройного перегонного куба, смешивание лаков, глазурей, кремов и тому подобных вещей, очистка воска, изготовление свечей, правильный выбор семян, корней, черенков и приготовление большей части настоек и отваров из “Восьмидесяти Чудесных Трав”. Я умею прясть, чесать шерсть, вымачивать лен и коноплю, наматывать нить и ткать на ручных, стоячих, веерных и благородных ткацких станках, могу вязать, если кто-нибудь наберет мне петли, читать землю и камни, выполнять кое-какие столярные работы вплоть до вытачивания трехходовых пазов и шипов, предсказывать погоду по повадкам зверей и цвету неба, добиваться прироста роев у пчел, варить пять сортов медовухи, готовить краску, потраву и пигменты, включая стойкую синьку, выполнять большинство работ по жести, чинить башмаки, вымачивать и выделывать почти все виды кожи, а если у вас есть козы, я могу за ними присматривать. Я люблю коз.

Амшат задумчиво посмотрел на Эск. Она почувствовала, что от нее ждут продолжения.

— Матушке не нравится, когда люди сидят без дела, — сообщила она и в качестве дальнейшего объяснения добавила:

— Она всегда говорит, что девушка, которая умеет работать руками, никогда не останется без средств к существованию.

— Или без мужа, — бессильно кивнул Амшат.

— Вообще-то, матушке есть что сказать по этому поводу…

— Не сомневаюсь.

Амшат посмотрел на свою старшую жену, и та еле заметно наклонила голову.

— Прекрасно, — объявил он. — Если ты будешь нам помогать, то можешь остаться. А ты умеешь играть на каком-нибудь музыкальном инструменте?

Эск встретила его пристальный взгляд, не моргнув глазом:

— Может быть.

Так Эск, с минимальными трудностями и легким сожалением, покинула Овцепикские горы с их грозами и метелями и присоединилась к зунам в великом торговом путешествии по Анку.

В караван входило не меньше тридцати барж, на каждой из которых плыла, как минимум, одна многочисленная зунская семья. Все суда везли разный груз, и большинство бар было связано вместе, так что, если зунам вдруг взбредало в голову пообщаться друг с другом, они просто подтягивали трос и перебирались на соседнюю палубу.

Эск устроила себе гнездышко в тюках шерсти. Там было тепло, слегка пахло матушкиным домиком, и, что гораздо важнее, там ее никто не беспокоил.

Но сама она начинала немного тревожиться из-за магии.

Магия определенно выходила из-под контроля. Эск не творила чудеса, они случались сами собой. И она чувствовала, что, узнав о ее способностях, зуны вряд ли придут в восторг.

Это означало, что, если она мыла посуду, ей приходилось подолгу греметь и плескаться водой, чтобы скрыть тот факт, что тарелки моются сами собой. Если она бралась что-то починить, это нужно было делать, забившись в укромный уголок палубы, чтобы никто случайно не увидел, что края дыры срастаются как.., как по волшебству. А еще, проснувшись на второй день путешествия, Эск обнаружила, что за ночь несколько тюков шерсти, стоявших рядом с посохом, сами собой вычесались, спрялись и смотались в аккуратные клубочки.

Она выбросила из головы все мысли о разжигании огня.

Тем не менее, были и радости. Каждый медлительный поворот огромной бурой реки приносил новые впечатления. Им встречались участки нетронутого леса: баржи преодолевали их, придерживаясь середины реки, причем мужчины вооружались, а женщины прятались под палубу — все, кроме Эск, которая сидела, с интересом прислушиваясь к фырканью и чиханию, несущимся им вслед из растущих по берегам кустов. Попадались земли, занятые фермерскими хозяйствами. Они проплыли мимо нескольких городов, значительно превосходящих размерами Охулан. Здесь были даже горы, пусть старые и невысокие, а не молодые и ершистые, как Овцепики. Не то чтобы Эск испытывала тоску по дому, это не совсем так, но иногда она ощущала, что сама, как лодка, дрейфует на бесконечной веревке, оставаясь, тем не менее, привязанной к якорю.

Иногда баржи останавливались. По традиции, на берег сходили только мужчины, но лишь Амшат, надев церемониальную Лгунскую шляпу, мог разговаривать с не-зунами. Эск обычно ходила вместе с ним. Он попытался было намекнуть, что ей следует подчиняться неписаным правилам зунской жизни и оставаться на борту, но намеки для Эск — все равно что комариные укусы для среднестатистического носорога. Она уже начала понимать, что если игнорировать правила, то люди в половине случаев без лишнего шума переписывают их так, чтобы вас они не касались.

Кроме того, у Амшата сложилось впечатление, что каждый раз, когда Эск идет вместе с ним, он выручает хорошую цену. В выглядывающей из-за его ног маленькой девочке с решительным прищуром присутствовало нечто такое, что заставляло самых закаленных рынком купцов побыстрее заканчивать торг.