Один в поле воин - Тюрин Виктор Иванович - Страница 29

– Мистер Валентайн, если мы вас правильно поняли, сотрудник посольства Уильямс Локкарт собрал у всех бумажники и драгоценности миссис Вильсон, чтобы отдать их гражданину Савелию Закоркину, который угрожал вам револьвером?

Услышав перевод вопроса, я ответил:

– Да. Все так и было.

– Потом, судя по вашим словам, Закоркин понял, что руки у него заняты, и перебросил своему подельнику книгу, которую держал в левой руке, – услышав перевод, я кивнул головой в знак согласия. – И в тот момент, когда преступник отвлекся, вы бросились на бандита, толкнув американского гражданина Локкарта на Савелия Закоркина, после чего ударили последнего в кадык. Далее вы сказали, что кинулись вдогонку за вторым преступником. Зачем?

– Чтобы догнать его, а затем передать в руки правосудия, – заявил с гордым видом героя-победителя.

– Вы смелый человек, не каждый решится преследовать вооруженного преступника, – похвалил меня Глаголев. – Теперь расскажите нам, что произошло после того, как вы оглушили гражданина Слепцова.

– Ничего не произошло. Не успел я вскочить на ноги, как закричала тетя Мария, и я кинулся обратно.

– Значит, вы ничего не брали у гражданина Слепцова, а просто побежали обратно. Я вас правильно понял?

– Да.

– Где была в этот момент книга? – спросил меня следователь.

– Книга? – я сделал вид, что задумался. – Книга! Точно! Она была там. Лежала рядом с преступником.

– Так и запишем, – при этих словах следователь бросил быстрый взгляд на Переверзева.

«Видно, эта книга навела их на кое-какие мысли».

Мы еще минут пятнадцать уточняли детали, после чего переводчик сходил за Локкартом. Тот пришел не один, а вместе с леди Вильсон, которая, стоило ей переступить порог кабинета, сразу спросила:

– Майкл, ты как?

Я заверил обоих, что мои права не были нарушены, после чего секретарь, а за ним миссис Вильсон прочитали мои показания, после чего я их подписал. Попрощавшись, мы ушли.

– Майкл, как тебе пребывание в русском полицейском участке? – спросила меня Мария, когда мы ехали обратно в отель.

Я усмехнулся:

– Получил новые впечатления.

– Я тоже, но с большой радостью обошлась бы без них. Старая, обшарпанная мебель, дурацкие вопросы и грубые плакаты на стенах, нарисованные в три краски. Сплошное убожество!

На обратной дороге мы остановились у магазина-гастронома «Елисеевский» по просьбе Марии, которой неожиданно захотелось порадовать Генри чем-нибудь вкусненьким. Я думал, что мы ограничимся пирожными или конфетами к чаю. Как же! Женщина есть женщина, поэтому мы купили в «Елисеевском» пусть понемногу, но зато всяких разных продуктов: севрюгу, ветчину, крепкие соленые огурчики, сырокопченый рулет, нежную языковую колбасу и ароматный швейцарский сыр. В довершение этого нами были куплены бутылка грузинского вина и конфеты «Мишка на Севере».

Вернувшись в отель, мы сразу пошли в номер Вильсонов. Стоило нам выложить покупки на стол, как сенатор, увидев, что мы принесли, стал удовлетворенно потирать руки. Рассказывая о визите в милицию, мы одновременно накрыли импровизированный стол, после чего принялись с аппетитом угощаться тем, что мог дать лучший коммерческий магазин Москвы. Сначала выпили за здоровье Генри, потом за хозяйку стола, но стоило мне хрустнуть соленым огурчиком, как я… вдруг неожиданно чихнул, потом еще раз и еще. Мария, ничего не говоря, выскочив из-за стола, скрылась в спальне, чтобы вернуться уже с термометром. Я не успел открыть рот, как она на меня строго прикрикнула:

– Даже не смей возражать! – и протянула мне градусник.

Сделав кислое лицо, взял градусник, затем сказал, что схожу в свой номер за носовым платком.

Вернувшись через несколько минут, я достал из-под мышки термометр и отдал Марии.

– Генри, это он от тебя заразился, – с горестным видом заявила Мария. – У него температура! Тридцать семь и три!

Мне очень не хотелось ехать в Ленинград, а простуда оказалась хоть и чисто случайным, но при этом прекрасным поводом никуда не ехать, и чтобы окончательно утвердить женщину в этом, я шумно высморкался.

Меня тут же заставили выпить еще один стакан чая с лимоном и медом, потом кривясь, я проглотил какой-то горький порошок, а в завершение всех процедур был отправлен в постель, в свой номер.

Когда ко мне перед завтраком зашли Вильсоны, я показал им градусник с температурой 37 градусов и сказал, что немного саднит горло, а так все хорошо. Мария сильно расстроилась, но я не дал ей заявить о том, что мы никуда не едем, сказав:

– Тетя Мария, за меня не волнуйтесь, езжайте себе спокойно. У меня жизнь только начинается, так что успею еще Ленинград посмотреть.

– Да при чем здесь этот город? За тобой уход нужен. Вдруг вечером температура поднимется?

– Я что, маленький? – и придал себе обиженный вид.

– Не маленький, но и не взрослый. Может, тебе все-таки переехать в посольство на время, а, Майкл? – начала сдаваться жена сенатора. – Там и врач есть. Он присмотрит за тобой.

– Нет, нет и еще раз нет. Что я там делать буду? Там скучно, одни надутые физиономии чиновников. Да не волнуйтесь вы так, тетя Мария. Если что, обращусь к Бену.

Судя по недовольному выражению, появившемуся на ее лице, я сейчас сказал лишнее. Как Бен, так и Грег, по мнению жены сенатора, в число благоразумных людей не входили, как она однажды про них выразилась: безответственные разгильдяи. Мария прекрасно знала, что я не разделяю ее любовь к искусству, а уж тем более к старинной архитектуре, поэтому понимала мое нежелание ехать. К тому же она уже успела убедиться, что я, когда надо, рассудительный и здравомыслящий, хотя временами и чересчур самостоятельный парень. Все это в немалой степени повлияло на ее решение оставить меня здесь, в Москве, но при этом, конечно, немалую роль здесь сыграло то, что ей самой очень хотелось посмотреть на «город Петра». В результате мы пришли к соглашению, которое нас обоих устроило: если у меня будет что-то серьезное, то я сразу созвонюсь с врачом в посольстве.

Теперь мы с Генри поменялись местами. Он поехал на экскурсию, а я остался сидеть в номере, изображая больного. Приехали оба в плохом настроении. Во-первых, все это время Мария беспокоилась обо мне, а во-вторых, она снова напоролась на категорический отказ переводчика показать им окраины Москвы. Похоже, она не так представляла поездку в советскую Россию. Еще в самом начале она попробовала разговорить нашего переводчика Веню Инокина, а в результате наткнулась на заученный текст о том, что Советский Союз – лучшая в мире страна, в которой нет бедных и богатых, а Сталин – вождь и гордость всех народов Советского Союза. На следующий день она сделала еще одну попытку продолжить расспросы бедного парня, но тут вмешался Генри, потребовав немедленно прекратить этот разговор. Мария обиделась на мужа, но, чтобы оставить за собой последнее слово, официально отказалась от помощи переводчика. После сегодняшней экскурсии она снова выразила свое негодование, как она образно это назвала, покушением на ее личную свободу, и Генри, похоже, решил закрыть этот вопрос раз и навсегда, прочитав ей лекцию о политическом и экономическом положении в советской России. О том, что он обладал соответствующей информацией, нетрудно было догадаться по его длительным беседам с американским и английским послами.

– Советская Россия опустила «железный занавес» по одной простой причине: ни правительство, ни партия, ни Сталин не могли объяснить советским людям, почему там, на Западе, люди лучше живут, чем в стране победившего социализма, где все принадлежит народу. Несмотря на то, что советские газеты и журналы усиленно пропагандируют радости жизни при социализме, в стране слишком много бывших фронтовиков, свидетелей благоустроенной жизни в других странах, через которые они прошли. Объяснить им было это очень трудно, поэтому, – объяснял ей Генри, – хоть мы и считаемся союзниками, нас старательно выставляют врагами и не подпускают к советским гражданам, объясняя это тем, что иностранцы почти все шпионы, которые пытаются выведать у них военные секреты. Как сказал мне как-то английский посол, «из русских с англичанами могут встречаться либо самоубийцы, либо работники ГБ».