Ватага. Император: Император. Освободитель. Сюзерен. Мятеж - Посняков Андрей - Страница 27

Некоторые было кинулись жаловаться, да местный епископ горой встал за жителей – именно в его карманы поспешно введенный налог на роскошь и шел, чего бы не заступиться-то? Кровное дело!

Труппа старика… нет – почтеннейшего господина Корнелиуса уже к осени нынешнего, тысяча четыреста тринадцатого, года гремела на весь город, и уважаемые артисты давно не ночевали в кибитке, сменив ее на приличную корчму на тихой улочке Ратманов, невдалеке от ворот Святого Якоба. Айльф, Иоганн и все прочие уже давно не жонглировали, Альма не ходила по канату – все только играли пьесу – пока что одну – главную! – нынче приносящую нехилый доход. Однако же рано или поздно и сия гениальная постановка должна была приесться, и Вожников, предвидя такое, уже взялся за новый проект, не менее гениальный, задумав воплотить на кибиточной сцене целый сериал по мотивам знаменитой «Илиады». Постановка уже имела рабочее название, как принято было в средние века, довольно громоздкое – «Троянская война, или Похождения знаменитого проказника Гектора в обществе веселых и приятных девиц». Альма должна была играть Елену, Айльф – Гектора, Иоганн – Ахиллеса, а по поводу «девиц» князь уже вел переговоры с городской баней – чтоб отпустили своих б… ммм… б-банщиц, да. Пьесу сию Егор называл «мыльной оперой» и задумал сдобрить постановку изрядным количество эротизма, для чего нужно было заручиться согласием епископа… что никакой проблемы не представляло – двадцать процентов от будущих доходов, и хоть все пусть на площади голыми скачут! А что? Папе Иоанну не до того – интриг хватает, да и сам-то он – бывший кардинал Балтазар Косса – личность та еще: прелюбодей, разбойник и пират.

Да, с епископом аугсбургским Альбрехтом можно было вести дела – сквалыжный, конечно, и жадный, не меньше, чем доминиканский аббат, отец Йозеф, но, в отличие от последнего – умный, и выгоду свою на десять шагов вперед просчитывающий. С умными людьми – пусть они и сволочи – уж куда приятней дела иметь, нежели с честным и порядочным дураком – тот уж если втемяшит себе что-то в башку, так никакой колотушкой не вышибешь!

Кстати, именно от епископа Альбрехта Вожников узнал о голландце Вандервельде, когда приходил к почтеннейшему прелату договариваться насчет банных девиц.

– Ты ведь с севера, Георг, да? – благословив преклонившего колено князя, негромко осведомился святой отец.

Вожников тут же помотал головой:

– Нет, падре, я из Константинополя.

– Наверное, генуезец? Или из Венеции?

– Нет – грек.

– Ага, ага… – сидя в высоком резном кресле, епископ – худой, в фиолетовой мантии из дорогущего шелка и гламурной, украшенной жемчугом, шапочке – бросил на посетителя проницательный взгляд. – Приходил тут ко мне один… какой-то голландец, помощи в одном деле просил – мол, императорской важности дело!

– Голландец? – князь сделал вид, что задумался. – Нет, у меня таких знакомых нет.

– Некий Антониус Вандервельде, короля Зигмунда доверенный человек… – епископ неожиданно зло усмехнулся. – Императором себя мнит, чучело, к землям нашим присматривается…

– Это вы про голландца? – невинно переспросил молодой человек.

– Про какого еще голландца? Про Зигмунда же! – епископ Альбрехт скривил губы в ехидной улыбке и посмотрел на посетителя так, как смотрит на прогульщика-врунишку учитель, причем оба знают – кто и почему врет.

– Ты, Георг, вид-то не делай, будто не знаешь, что мы с королем-то не очень дружим… мягонько говоря, – попенял прелат.

Егор пожал плечами – мол, ваши дела, а я-то человек маленький. По всей Священной Римской империи Сигизмунда за императора где-то признавали, где-то не признавали, а где-то – да, признавали, но лишь формально. Сложные были в Германии властные отношения, собственно, и Германии-то никакой не было – так, конгломерат. Аугсбургский епископ императора недолюбливал – о том все знали, – даже именовал не по-латыни – Сигизмунд, а по простецки, на немецкий манер – Зигмунд.

– Да, насчет голландца, – вдруг вспомнил епископ. – Он все тут просил… даже не просил – требовал от имени императора…

– Ай-ай! – молодой человек скорбно покачал головой. – Какой негодяй!

– Вот и я говорю – наглец, каких мало, – согласно кивнув, отец Альбрехт снова пронзил посетителя взглядом и продолжал, не спуская с князя маленьких подозрительных глаз: – Просил помочь мне отыскать и арестовать одного человека с севера. Не сказал – кого именно – мол, не его тайна, но портрет описал точно.

– Да что вы!

Епископ прищурился:

– Ну-ка, подними, любезный Георг, голову да посмотри на меня… Ага, вот так…

– Не понимаю, святой отец, чем дело?

– Не понимаешь, ага… – прелат прищурился и зябко потер ладони. – Смотрю я на тебя и мысленно дорисовываю – бороду, космы… плюс – северный говор… Это же на тебя голландец охотился… пока я его из Аугсбурга не выгнал – слишком уж наглый. И – хоть и не дурак, но жадина та еще!

«Кто бы говорил!» – опустив глаза, подумал про себя Вожников, недоумевая – к чему бы вся эта прелюдия?

Впрочем, тут и думать было нечего – все ясно и так.

– Скоро праздник у нас, – негромко промолвил епископ. – Деньги понадобятся…

– Двадцать пять процентов! – враз сообразил Егор.

– Тридцать! – епископ прихлопнул ладонью по столу. – И ни медяхой меньше!

Князь неприязненно скривился: ишь ты, уже и до медях дошел, вот крохобор-то!

– Хорошо – тридцать, – поспешно согласился Егор. – Только… мало ли, возникнут какие трудности, так я могу обратиться…

– Можешь, можешь, сын мой! – прелат отечески развел руками. – Разве же я хоть когда-нибудь отказал тебе в аудиенции? Все в городе знают – любого приму, будь он хоть князь, хоть грязь, хоть вот, прости Господи, комедиант, как ты, Георг. Так что милости прошу, заглядывай.

– Спасибо за благословенье, отче.

Приложившись к унизанной драгоценнейшими перстнями – какой-то там «Ролекс» не стоял и рядом! – епископской длани, молодой человек еще раз поклонился и вышел, в который раз уже восхищаясь умением прелата со всем изяществом и тактом обтяпывать свои личные финансовые дела.

Жадный, хищный, жестокий, епископ Альбрехт Аугсбургский, тем не менее, благодаря своему недюжинному уму и великолепному по тем временам образованию, имел репутацию кристальной честности, щедрого и великодушного человека, истинного пастыря заблудших человеческих душ!

Да, принимал каждого, никому не отказывал. Только цену за аудиенцию брал, собака, такую, что многим потом икалось! Вот и сейчас за десять минут Вожников уплатил два флорина. Флорин, между прочим, стоил визит врача… так ведь и епископ тоже врачевал – только не тела, а души, вот и брал в два раза дороже, что где-то и справедливо, в общем-то.

Князь хорошо понимал, почему отец Альбрехт не отдал его Вандервельде. Не только потому, что ненавидел императора, тут еще был и изрядный денежный интерес – хитроумный епископ внимательно следил за каждым финансовым успехом. И всегда имел свою долю – что уж говорить: феодализм, как же без этого?

Вот и Егор тоже платил. Не зря, как выяснилось. Однако выяснилось и другое – князь сидел в Аугсбурге, словно в ловушке – Вандервельде, конечно же, разослал своих людей по всей округе: по всем постоялым дворам, по всем дорогам – покинуть город означало гарантированно попасть в его цепкие руки… о том же красноречиво свидетельствовали и видения.

Правда, и князь не сидел сиднем – действовал. Он уже отправил три письма на родину через купцов из Ростока, и по одному – всем курфюрстам… от имени Великого князя, разумеется. Написал да, так, на всякий случай, хорошо понимая, что ни один из адресатов – кроме, разумеется, родной жены и новгородского архиепископа Симеона – за чистую монету письмишки эти не примет. Великий князь Всея Русии – а передает послание через каких-то там купчишек, акробатов, жонглеров… Нонсенс! И это еще мягко сказано.

Правда, уже и здесь, в Аугсбурге, появились заделы на будущее – на то самое будущее, ради которого и пустился великий князь в столь опасное путешествие, оставив дома жену и маленького сына. Финансовая империя! Вот если бы удалось оплести денежными цепями хотя бы Германию! Вот тогда можно было бы говорить о реальном влиянии, вот тогда никто бы из курфюрстов не вякнул, не говоря уже о вольных имперских городах и прочих баронах-рыцарях.