Спиноза. Жизнь мудреца - Фёдоров Александр Митрофанович - Страница 14

Как ни строго ограждал Декарт область знания от вторжения схоластики, сам он принял от нее ряд метафизических проблем, занимающих значительное место в его философии, и в его глазах эта часть, т. е. рассуждения о Божестве, об отношении между душой и телом, — выше, благороднее той, которая имеет дело лишь с мимолетными, преходящими явлениями природы.

В этом сказалось влияние протестантской религии, которая, признавая права и нравственное значение земного бытия, все-таки ставит безусловно на первый план все относящееся к вере и загробной жизни.

Такое учение, явно проникнутое духом протестантизма, должно было, по-видимому, снискать единодушное одобрение представителей новой веры. На деле, однако, вышло иное: приверженцами Декарта сделались только свободомыслящие богословы, которых в то время было немного; подавляющее большинство придерживалось узких ортодоксальных взглядов и видело в философии Декарта опасность для веры, предписываемой церковью.

Голландия не составляла исключения. Противники «мнящей себя новою философии» стали употреблять все усилия, чтобы добиться ее осуждения как безусловно противоречащей Священному Писанию и ведущей к атеизму, в пользу старой и единственно истинной, так как только эта последняя стояла на высоте истинной учености, тогда как первая затрудняла для учащейся молодежи понимание научных терминов, воспитывала в ней самомнение и презрение к религии.

Нужна была решительность и осторожность Декарта в соединении с усилиями его влиятельных доброжелателей, чтобы охранить его личность и учение от опасных последствий этой фанатической вражды.

Обвинять Декарта в злонамеренном или неуважительном отношении к вере было бы совершенно беспочвенным и безосновательным делом. Учение его не только вполне соответствовало уровню развития его века, что доказывается его быстрым и широким распространением, но и стремилось сообразоваться с теологическим духом времени.

Прежде всего это проявилось в том, что Декарт продолжал исследование некоторых характерных для схоластики вопросов и продолжал их в ее духе. Так, например, его определение Божества и связи Божества с миром вполне соответствовало господствовавшим в то время богословским взглядам.

То же сказалось и в выборе формы, в которой Декарт преподнес просвещенной публике свое учение. Первоначально он изложил его в книге, написанной на французском языке и озаглавленной «Мир». В этой книге сделан был свод всех данных, добытых тогдашним естествознанием; в ней развертывалась картина взятого в целом реального мира, каким он представлялся сознанию мыслителя и научно обоснованному, проверенному опытом исследованию.

Книга была уже сдана в печать, когда Декарт узнал о состоявшемся в августе 1633 года осуждении Галилея. Не одно только благоразумие побудило его забрать рукопись из типографии, но и чисто личная потребность — жить в добром согласии с церковью, «высоких истин которой он никогда не дерзал обсуждать, ибо для этого потребен ум более чем человеческий». Лишь отдельные отрывки из этой книги были напечатаны впоследствии; остальное получило новую форму.

В первоначальной форме существенную роль играло вращение Земли, которое Декарт признавал и о котором говорил даже, что оно особенно подтверждается основами его, Декарта, учения.

В позднейшей же обработке этот пункт представлен иначе — в искусном согласовании с богословскими умозрениями современников. Декарт доказывал, что весь мир находится в движении. Следовательно, Земля, как малая часть его, не может составлять исключения. Чтобы согласовать это представление с установленной в Библии неподвижностью Земли, Декарт сравнивает ее с кораблем, покачивающимся на волнах посреди широкой безбрежной реки. Ветра нет, одно лишь течение уносит корабль-Землю, являющуюся для своих обитателей столь же надежным неподвижным убежищем, как для пловца судно без паруса и без руля, плавающее на поверхности воды.

Подобным же образом были «отредактированы» и другие пункты, сколько-нибудь предосудительные с точки зрения господствующей религии. Таким путем Декарт надеялся обеспечить дальнейшее распространение своей философии.

4

Из бесчисленного множества людей, читавших сочинения этого философа, ни один не был призван заместить его и продолжить его дело, кроме Спинозы. Никого оно так не воодушевило, ни на кого не подействовало так плодотворно, как на юношу, напрягавшего все силы, чтобы вырваться из оков библейского богословия.

К этому периоду жизни философа относится его знакомство, перешедшее в тесную дружбу в обозначенном выше смысле этого слова, с Генрихом Ольденбургом.

5

Этот старший товарищ Спинозы в период правления в Англии Кромвеля жил постоянно в Лондоне, будучи представителем немецкого княжества Нижняя Саксония. Переписка Спинозы с Ольденбургом продолжалась до самой смерти обоих мыслителей (Ольденбург пережил Спинозу всего на несколько месяцев).

В 1661 году Ольденбург, ставший к тому времени ученым секретарем лондонского Королевского общества (так именовалась английская Академия наук), посетил Спинозу в Рейнсбурге, где у них состоялся продолжительный разговор об основных вопросах философии Декарта.

Свое понимание ее Спиноза изложил в геометрической форме, и то, что прежде было известно Ольденбургу, получило при личной встрече более полный и объемный вид.

Как раз в этот период Спиноза вторично углубился в изучение трудов Декарта с целью выработать в себе более устойчивое и определенное мировоззрение, придерживаясь при этом своего излюбленного «геометрического» метода и время от времени ставя друзей в известность о результатах.

В одном из писем, уведомляя о получении и прочтении такой рукописи, Симон Иосген де Врис сообщал:

«Я давно стремлюсь побывать у вас, но обстоятельства и суровая зима не позволили мне этого сделать. Сижу дома и плачусь на свою судьбу. Какая жалость, что нас разделяет такое большое расстояние, и как счастлив, неизмеримо счастлив ваш сожитель, который, постоянно находясь с вами под одной кровлей, может и за завтраком, и за обедом, и во время прогулки беседовать с вами о том, что всего важнее».

Спиноза отвечал:

«За письмо, которого я долго и нетерпеливо ждал, и за вашу любовь ко мне приношу вам мою сердечную благодарность. Разлука тягостна для меня не менее, чем для вас, но все же я рад слышать, что мои небольшие заметки пригодились вам и друзьям нашим. Таким образом, будучи на далеком расстоянии, все же беседую с вами.

Завидовать моему сожителю нет никакой причины: нет человека более для меня несносного и такого, какого мне более следовало бы остерегаться. А потому я попросил бы вас и всех наших пока не знакомить его с моими воззрениями. Пусть подрастет еще немного. Теперь он еще слишком ребячлив и непостоянен и гоняется скорее за новизной, чем за истиной. Надо надеяться, что с годами он избавится от этих ребяческих недостатков; насколько можно судить по его природным свойствам, я почти убежден в этом и ради его способностей опять начинаю любить его».

Речь в письме идет об Иоанне Казеариусе, сыне зажиточного амстердамского купца, поселившемся вместе со Спинозой в Рейнсбурге, чтобы под его руководством изучать философию.

Спиноза проштудировал с ним вторую часть декартовых «Начал философии» (эту работу Декарта называют в русских переводах также «Принципами философии» и «Основами философии») и даже продиктовал ему ее в геометрической форме.

Весной 1663 года, отправившись навестить друзей в Амстердаме, Спиноза дал уговорить себя присоединить к геометрическому изложению второй части такое же изложение первой.

«Исполняя желание моих друзей, — писал он Ольденбургу, — я тотчас принялся за обработку первой части».

6

Первый труд Спинозы носил следующее пространное заглавие: «Начала философии Рене Декарта, объясненные геометрически Бенедиктом Спинозой из Амстердама. Прилагаются его же Метафизические Размышления, в которых разрешаются и излагаются вкратце наиболее трудные вопросы из общей и специальной части метафизики».