Москит. Конфронтация - Корнев Павел Николаевич - Страница 61

— Майор, почему в палате посторонние? — потребовал объяснений Звонарь, направляясь прямиком к моей койке.

— А вы, собственно… — начал было начальник управления разведки, и тут вслед за доцентом вошла его конопатая ассистентка Нюра.

В руках барышня несла повешенный на плечики офицерский китель с полковничьими погонами и зелёными петлицами медслужбы, ещё и объявила:

— Макар Демидович, я ваш мундир погладила!

Раньше я искренне полагал эту барышню недалёкой, но вот сейчас готов был поклясться, что Нюра приотстала в коридоре намеренно, проскочило в её интонациях нечто эдакое.

— Убери пока! — отмахнулся Звонарь от ассистентки и, проигнорировав так и не завершившего фразу подполковника, уставился на Георгия Ивановича: — Ну?

— Господа из разведки.

— А! — оживился доцент. — Выяснили уже, набирают они слабоумных, которые шесть цифр запомнить не могут, или пригрели вредителя?

— Мы разбираемся, Макар Демидович, — сообщил Городец. — Идёт следствие.

— Следствие? Развели турусы на колесах! Давайте-ка я сам опросом причастных займусь!

Вроде бы самоуверенность доцента только улыбку вызвать могла, а вот у меня мурашки по спине так и побежали. Не сказать, будто Макар Демидович за прошедшие с нашей последней встречи три недели радикальным образом изменился, скорее уж с него некая наносная интеллигентность сошла — ещё не полностью, ещё лишь частично, но и этого хватило, чтобы кадровый военный в немалом чине и при серьёзной должности не решился действовать нахрапом, а вместо этого попытался вступиться за своих людей.

— Господин полковник, ошибки случаются…

— У каждой ошибки есть имя и звание! — отрезал Звонарь и указал на меня. — У этого юноши анамнез такой, что лишь обнять и плакать, вы своей ошибкой его чуть на тот свет не спровадили!

— И всё же нам надо его опросить. Дело чрезвычайной важности.

— Опросите, — разрешил Макар Демидович. — Но сначала я его осмотрю. И доставьте всех с того самолёта в госпиталь не позднее двух часов пополудни, ими теперь наше ведомство займётся. — Он прищёлкнул пальцами. — Алёша, бумагу!

Когда в комнату просочился молодой человек в накинутом поверх штатского костюма белом больничном халате, не заметил ни один из нас. И это было воистину удивительно, поскольку ростом и сложением он мало чем уступал Матвею, а физиономия столь явно просила кирпича, что я ни на миг не поверил, будто эдакий мордоворот подвизается на медицинском поприще.

Молодой человек переложил потёртый саквояж из правой руки в левую, выудил из внутреннего кармана сложенный надвое листок и протянул его подполковнику. Тот после ознакомления с его содержимым слегка даже переменился в лице, но удержал эмоции в узде и уточнил:

— Разрешите удалиться?

— Свободны, — отпустил его Звонарь и распорядился: — Майор, проследите за выполнением приказа.

— Будет исполнено.

Георгий Иванович двинулся на выход, попутно что-то шепнул доценту на ухо и сунул в руку записку, а больше уже задерживаться в палате не стал, вышел в коридор вслед за сотрудниками управления разведки. Звонарь взглянул на клочок бумаги, скомкал его и выкинул через плечо — тот рассыпался невесомым пеплом ещё прежде, чем упал на пол.

— Наш пострел везде поспел, — вздохнул доцент, глянул на меня и обернулся к ассистентке: — Нюра, долго собираешься вешалкой работать? Готовь бинты и мазь от ожогов. Алексей, три таблетки обезболивающего — того, что посильнее. Зелёный пузырёк.

— Я помню, Макар Демидович, — вроде бы даже с укором произнёс молодой человек, который тоже оказался оператором.

— Ещё стакан компота или сладкого чая и тарелку бульона организуй, тут у нас серьёзное истощение. — Доцент Звонарь вновь повернулся ко мне и попросил: — Простынку приспусти. Ага, вот даже как? Всё, достаточно.

Он провёл надо мной ладонью и уточнил:

— Потенциал какой удерживаешь? Мегаджоуля три?

— Чуть меньше.

Макар Демидович кивнул и велел ассистентке дать мне таблетки и воду.

— Да ничего не болит особо, — заметил я, не спеша принимать лекарство.

— Это пока! — уверил меня доцент Звонарь. — Стресс и энергетический шок заставили организм до предела замедлить все процессы, но внутренние резервы не безграничны, пора выводить его из ступора. Пей таблетки, говорю, а то скоро на стену от боли полезешь!

Деваться было некуда — выпил.

Нюра переставила к моей койке табурет, села на него и нанесла на ожоги целебную мазь, затем перебинтовала одну руку и занялась второй, а после и вовсе принялась кормить с ложечки куриным бульоном. Ну да — пальцы тоже забинтовали.

— Поел? — уточнил Макар Демидович, взглянув на часы. — Тогда разжигай алхимическую печь.

— Так я это… — замялся я, поскольку перестал чувствовать источник сверхсилы сразу, как только вывалился из резонанса. — У меня ж спазм, я потом потенциал не наберу!

Моё заявление неожиданным для доцента не стало, не иначе успел о чём-то таком шепнуть Городец.

— Перед смертью не надышишься! — резко выдал он, вздохнул и вдруг спросил: — Синяки свои видел?

Оставленные ударами старика ссадины были иссиня-чёрными в центре, а ближе к краям алели свежими кровоподтёками, да ещё постепенно расползались, увеличиваясь в размерах, вот я и спросил:

— И что с ними не так?

Звонарь ничего не ответил, сам в свою очередь поинтересовался:

— Это кто тебя отделал?

Я рассказал, и он кивнул.

— Сенсей шиноби или как они их там кличут. Физический урон ты заблокировал, но потенциал поражён деструктивными колебаниями. Пока разрушаются поверхностные капилляры, но дойдёт дело и до артерий, а там пойдут тромбы, и преставишься. Если до того осложнения на нервной системе фатальным образом не скажутся.

— И что теперь?

— Можно, конечно, реабилитологам тебя отдать, но они и так загружены работой, да и техника алхимической печи сразу комплексное воздействие окажет. Как минимум процесс регенерации пришпорит. Давай! Приступай!

Я вздохнул, усилием воли собрал всю удерживаемую сверхэнергию в районе солнечного сплетения, до предела сконцентрировал её и начал пережигать. Сразу ощутил неприятное покалывание в кончиках пальцев, и очень скоро то растеклось по всему телу, чтобы немного погодя до предела усилиться в местах ушибов и ожогов. Вот тогда я и порадовался, что заблаговременно принял обезболивающее. Иначе бы точно на стену полез. И даже так ощущение возникло, будто через мясорубку пропускать начали, дабы потом фарш и обломки костей рассортировать и слепить меня по образу и подобию себя прежнего.

На растерзание разведчикам меня отдали только на следующее утро. Бессонная ночь выдалась долгой, забыться удалось лишь на рассвете, а душ мозги особо не прочистил, так что короткими рубленными фразами и односложными утверждениями отвечал я на вопросы отнюдь не по причине простого нежелания сотрудничать.

Беседовали мы не в госпитале и не в особом отделе, а непосредственно в здании аэровокзала, где команда доцента Звонаря дожидалась вылета в Зимск. Транспортный самолёт выделил ОНКОР, но то ли его техническое обслуживание затянулось, то ли по соображениям безопасности команду на взлёт никак не давали, представители разведуправления за время вынужденной задержки выжали меня досуха. Не рассказал им лишь то, чего рассказывать не собирался изначально, а так даже схему лагеря набросал и примерные координаты относительно источника сверхсилы указал.

Не могу сказать, будто совсем уж их удовлетворил, но до исполнения угроз привлечь меня к ответственности дело так и не дошло, разошлись миром. Вроде как.

— Забудь! — с непонятной гримасой отмахнулся Георгий Иванович, когда я справился у него насчёт возможных последствий.

Мы уже стояли на краю лётного поля и ёжились под порывами пронзительного ветерка, который так и трепал закреплённый на мачте полосатый аэродромный чулок, и лично мне в солдатской гимнастёрке и хлопчатобумажных шароварах было откровенно зябко. Опять же — непогода. Как бы таким макаром окончательно вылет не отменили…