Москит. Конфронтация - Корнев Павел Николаевич - Страница 17

Стреляли с той стороны — не иначе нихонцы заметили какое-то движение на нашей опушке, вот и открыли беспокоящий огонь. Я перебрался к центральной траншее и залёг там под ёлкой с биноклем в руках. Так и провалялся с четверть часа, но за исключением редких обстрелов противник никакой активности не проявил.

В итоге мне всё это осточертело, я сходил с инспекцией на позицию третьего отделения, а после проверил своих обалдуев, но придраться ни к чему не смог и расположился у блиндажа. Откинулся спиной на сосновый ствол, запрокинул голову, поймал взглядом синий лоскут неба меж зелёных крон. То ли непроизвольно в медитацию погрузился, то ли задремал самую малость — непонятно, как такое состояние расценивать.

Думать не хотелось, звенело в ушах, ныло тело. Было жарко и душно. Хоть и расположился в тени, гимнастёрка на спине и под мышками промокла от пота, по щекам нет, нет да и скатывались солёные капли. И сколько ни прикладывался к фляжке, легче не становилось.

Нестерпимо захотелось забраться в полумрак блиндажа, кинуть на патронные ящики свой вещмешок и попытаться прикорнуть, но всерьёз рассматривать такую возможность не стал. Вместо этого отправился на очередной обход позиций отделения, ибо всецело полагаться на Прокопа было бы по меньшей степени неосмотрительно.

Жара, духота, все на нервах после недавней атаки, ещё и оружие под рукой. Как бы чего не вышло.

Так что прогулялся от окопчика к окопчику, настропалил часовых и раздал ценные указания всем прочим, заодно вручил каждому по дополнительной пачке патронов, наказав попусту их не жечь. А только разобрался со всей этой мелочёвкой, и прибежал вестовой от штабс-ротмистра, передал приказ незамедлительно явиться на совещание. Оставлять отделение без присмотра не хотелось, но деваться было некуда — приказал бдеть Прокопу и пошёл. В итоге зря переживал, дольше туда-обратно бегал. Собравшиеся в командирской землянке офицеры уже успели обсудить все рабочие моменты, я ничего такого не застал. Штабс-ротмистр только поморщился при виде меня как от зубной боли и приказал собравшимся незамедлительно пресекать все панические разговоры среди рядового состава.

— Разведгруппы противника зашли нам в тыл, но в Белый Камень уже перебросили взвод егерей ОНКОР, в самое ближайшее время они расчистят дорогу.

Взвод егерей?

Я с трудом подавил тяжкий вздох. Егеря — элита ОНКОР, не так много подходящих по физической форме соискателей проходит инициацию на трёх последних витках, чтобы этим подразделением дыры на фронте затыкать, их задача — отлавливать нарушителей вблизи Эпицентра. Похоже, совсем дело швах.

А если так — где остальной особый дивизион? Где наши танки и авиация?

Неужто нам до сих пор не дают санкцию выйти за пределы научной территории?

Это же бред! Они там в столице все с ума посходили, что ли?

Взять себя в руки удалось с превеликим трудом, но справился. И даже не сила воли свою роль сыграла, просто побоялся в присутствии старших товарищей лицо потерять. Только потом уже понимание пришло, что едва банальную истерику не закатил. Немного даже стыдно стало.

Жара. Это всё жара.

Всё парит и парит — хоть бы уже гроза разразилась. Глядишь, и посвежеет, и речушка из берегов выйдет, как минимум нихонскую бронетехнику от нас отрежет. А по мосту не проскочат.

— Гнёт, что у вас с вездеходом? — Это штабс-ротмистр обратился непосредственно к командиру разведвзвода. — Удалось починить?

— Нет, двигатель восстановлению не подлежит, только под замену, — заявил в ответ поручик.

Штабс-ротмистр нахмурился и приказал:

— Оттолкайте тогда его на позиции пехотного взвода, где просека к опушке ведёт. Линь, сопроводи на место!

— Будет исполнено! — отрапортовал я, решив, что вездеход придётся не сопровождать, а толкать, но в итоге меня ещё и подвезли.

Я поначалу глазам своим не поверил, когда автомобиль с иссечённой осколками решёткой радиатора и пробитым ими же капотом преспокойно тронулся с места и лихо подрулил к штабной палатке. Потом только обратил внимание на совершенно бесшумное движение транспортного средства и едва заметное возмущение энергетического фона, вот и сообразил, что в движение машину приводит направленным кинетическим импульсом водитель.

— Садись, прокачу! — махнул тот рукой и рассмеялся. — С ветерком!

Но вот с ветерком как раз и не получилось. Когда я забрался на переднее пассажирское сиденье, автомобиль покатил меж деревьев весьма и весьма неспешно. И ландшафт к гонкам не располагал, и кроме нас с шофёром сзади пулемётный расчёт разместился, да ещё там всё коробами с лентами заставлено было, а это лишний вес. Опять же сосен изрядно повалило, местами такой бурелом образовался, что не только не проехать — пройти не получилось бы. Тут и там визжали вгрызавшиеся в дерево пилы, солдаты то ли освобождали пути сообщения, то ли просто разделывали рухнувшие стволы на брёвна для укрепления позиций.

— Слушай, вахмистр! — оживился вдруг наводчик пулемёта в чине унтер-офицера. — А это не ты часом нихонский танк шаровой молнией запалил?

— Было дело, — подтвердил я, хоть и поразил боевую машину сгустком плазмы. Просто не посчитал нужным вдаваться в подробности.

— Орёл! — хлопнул унтер меня по плечу.

— Готовь дырку для ордена, — усмехнулся шофёр. — Разведчику за второй танк солдатский крест обещали. Тебе тоже дадут.

Я только посмеялся.

— Ага, а потом догонят и ещё дадут!

Честно говоря, вовсе не считал, будто совершил нечто выдающееся. Вот когда в июне с пятью операторами схлестнулся — да, было за что орден пожаловать. А тут я просто хорошо свою работу сделал. Мог бы и лучше, мог бы и второй танк спалить, если б нихонский оператор не помешал, но чего уж теперь?

— Вас-то самих не зацепило, когда снаряд рванул?

— Не, ласточка прикрыла, — заявил шофёр, похлопав ладонью по баранке. — Только Косте пол-уха отчекрыжило. И чётко так — ровно бритвой. Он и не почувствовал ничего поначалу. Костя, скажи!

Ефрейтор с перебинтованной головой кивнул; вид у него был нездоровый.

А, впрочем, у меня самого, подозреваю, вид ничуть не краше. И то ли ещё будет…

Вот так сразу выдвигать автомобиль на опушку никто, разумеется, не стал, вездеход остановили в ельнике за небольшим пригорком. Я направился к позициям бывшего третьего отделения и ещё издали услышал ругань и невнятный скулёж. Когда подошёл, ефрейтор Бирюк потирал ссаженные костяшки, а один из новобранцев сплёвывал кровь, стоя в обнимку с сосновым стволом.

— А-а-а! — отмахнулся командир отделения, перехватив мой вопросительный взгляд. — Воспитательную работу провожу. А то взяли моду паниковать!

— Паникёров расстреливать приказали, — подлил я масла в огонь, и рядовой с расквашенными губами мигом прекратил изображать из себя умирающего лебедя, отлип от сосёнки и вытянулся чуть ли не по стойке смирно.

Ефрейтор благодушно махнул рукой.

— Воюет пусть.

— Пусть воюет, — кивнул я и велел отрядить бойцов на обустройство укрытия для вездехода, но только лишь этим дело не ограничилось, до самого позднего вечера так и не присел, решая какие-то неотложные вопросы. Ужин и вовсе чуть ли не с боем выбивать пришлось, но, пусть пайку и уполовинили, голодным никто не остался.

После я проверил личный состав нашего поредевшего взвода, распределил очерёдность караулов и довёл до Бирюка переданную вестовым штабс-ротмистра связку пароль-отзыв. Единственные на отделение часы нашлись у Демида, временно изъял их на общественные нужды — по ним и стали отслеживать время караулов.

Потом уже только я сел перевести дух и с отвращением поглядел на миску с перловкой. Еда в глотку не лезла, голова гудела, в ушах звенело, ещё и морозило всего. Ладно хоть бойцы костерок в приямке у блиндажа развели и в котелке чай из лесных трав заварили. Опустился на одно из уложенных тут же брёвнышек, выпил кружку — стало легче.

Но озноб так и не отступил, даже за курткой сходить не поленился, да и рассевшиеся вокруг огня новобранцы начали доставать скатки и облачаться в шинели. К вечеру ощутимо похолодало, а, быть может, просто после дневной парилки слишком разительным показался контраст.