Эколог в СССР. Весна 1975 (СИ) - Востриков Михаил - Страница 10

Делаю паузу и продолжаю:

- В основном, буду подсказывать чего не надо делать. Например, если ты Нюра задумаешь все деньги семьи по-тихому снести в МММ, спроси! Я может и разрешу, но скажу когда вынимать. Значит тогда надо бежать и вынимать. Что такое МММ? Да будет одна такая сволочь.

И опять для Нюры. Если соберешься идти чехвостить маму Томы Калгановой за то что Миша от них пришел поздно и красный как рак, так он Тому на гитаре будет учить играть. Знаешь как Мише потом будет стыдно за тебя в школе… Не разрешаю, вернее, даже запрещаю!

Перевожу дух и снижаю тон:

- Короче, будете меня слушаться, всё у вас будет чики-бамбонини! Деньги и сбыча мечт! А не будете слушаться, накажу страшно! – пугаю я их, - Просто отступлюсь и бай-бай, живите как хотите. Особенно Нюры касается, уж больно ты шустрая девочка, глаз да глаз за тобой. По вчерашнему эпизоду, я думаю, ты выводы правильные сделала? Хочешь в храм сходить, сходи, пожалуйста, но не болтай лишнего, ни в Храме, нигде, близкие же могут пострадать. Не будешь так больше?

Мама Аня часто-часто мотает головой, мол, больше не будет.

- Ладно, все хорошо, что хорошо кончается. И еще…

Глава 6. Как я стал Экологом

В своём времени, до сорока лет, ни о какой Экологии я и слыхом не слыхивал, а уж чтобы самому стать Экологом и не мечтал...

В старших классах, кроме девушек, о которых мечтали все наши пацаны, я мечтал только об одном – лабать на своей басухе и свалить куда подальше, в т.ч. и от родительского контроля. Собственно, и лабал и, в итоге, свалил. И когда мои однокласники ещё догуливали выпускной, я уже сидел в самолете. Родителям наплел, что хочу поступать на истфак в Университет, а там экзамены рано, в июле. И рванул на самый край Страны к троюродной тетке Раисе.

По прошествии лет я задаю себе вопрос, а почему я тогда так резко рванул? И ведь правильно рванул, как показало время! Точно не помню, но скорее всего я подсознательно понимал, что из родной Ямы надо делать ноги, пока совсем не затянула.

***

Яма наша, как в просторечье называют Жилмассив, до сих пор весьма неблагополучный мир. Во всех смыслах. В пару десятков хрущевок, построенных в широкой низине с крутыми склонами, в середине 60-х переселили самые грязные и опасные городские кварталы, шедшие под снос – Перевалку, Затон, «Рыжий» квартал и часть Нахаловки. Я был маленький, но помню, как новоселов привозили открытыми гусеничными амфибиями, забитыми шкафами, тряпками и орущими людьми. Вместе с людьми приехали клопы и тараканы. Амфибии спускались к пятиэтажкам прямо по крутым склонам, дороги им были не нужны. А дорог тогда и не было, кроме двух разбитых, одна - в Зону №5, и ещё одна - на Завод. Вот на том Заводе батя и получил двухкомнатную хрущёвскую квартиру-распашонку в заводском доме, одном из двух, а в довесок онкологию почки.

Яма изувечила не одну пацанскую судьбу. Я ещё помню как старшие ходили драться на Кирзавод. Лето, а под сотню парней и взрослых мужиков, с арматурой, в фуфайках и зимних шапках. И перевёрнутый милицейский «луноход».

Пока Яму застраивали, экскаватор раскопал старое неучтённое кладбище и из стены котлована посыпались гробы. Думаете стройку остановили? Да ни фига, и пацаны долго еще гоняли на мопедах с палками в виде мачт, на которые были надеты… человеческие черепа. Сейчас на этом месте жилой дом, в котором живут мои друзья братья Бахманы, а внизу, мебельный магазин. Дворничиху увезли в больницу с инфарктом, потому что какой-то малолетний придурок надел человеческий череп на выключатель в подвале. Женщина хотела включить свет, что-то ей мешало, сняла, включила свет… Хорошо её сразу нашли и вызвали «Скорую».

Помню жигана в наколках, который в том подвале втирал нам, сопливым детям, за понятия воровского хода. Сидели, слушали…, он же с зоны откинулся. А потом встали и поехали на электричке в соседний научный городок тырить велики. Они там у учёных были основным видом транспорта. Младшие тырили, а старшаки разбирали на запчасти и продавали. На третий раз всех нас приняли в электричке вместе с тремя крадеными велосипедами. Меня, как самого младшего, в ментовке просто отпинали и отдали насмерть перепуганным родителям. А кто был постарше, заехали на малолетку. Потом они оттуда откинулись, уже наблатыканные, и мы все стали ходить на «пушнину». Вечером, в день получки, потрошили пьяных работяг, забирая у них кошельки и хорошие шапки. И попробуй не пойди…, вмиг прослывешь «подментованным» со всеми вытекающими последствиями.

Не сказать что все наши пацаны в Яме стали записными ворами и бандитами, есть и приличные люди. Но вероятности были очень высокими! И судьбы какие-то одинаково тусклые, тот умер, тот спился, того зарезали. А Юрку Фрола уже в наше время просто отпустили с зоны домой - умирать, сактировали по здоровью. Вон он, в мастерской «Чиним всё!» трудится, замки без ключа открывает, худой как спичка. А брату моему младшему «разбойнику» Жене повезло, он просто пьёт. Я потом анализировал, поднялись только те, кто вовремя из Ямы свалил.

***

Во время срочной службы на флоте мои мечты несколько видоизменились. Я стал мечтать поступить в институт, причем, обязательно на дневное отделение. И совсем не потому что у студентов-дневников была отсрочка от службы, меня-то уже призвали. А потому, что сидючи на баночке (табуретка), на центральном проходе Второй учебной роты среди таких же лысых парней в матросской робе и вонючих гадах, я ежевечерне просматривал Информационную программу «Время». Таков был распорядок. Каждый день, в любую погоду, в 21-00, весь Военно-Морской Флот СССР просматривал программу «Время».

А во «Времени», кроме всего прочего, иногда показывали рубрику «Студенческое лето». Корреспондентка ездила по различным сельхоз- и стройотрядам и освещала студенческую жизнь. Днем, вялые и сонные студенты, типа, работали, а вот вечерами… Волшебными летними вечерами студенты сидели вокруг костров в порядке «девочка-мальчик-девочка-мальчик»... Мальчики играли на гитарах, пели писклявыми голосами про любовь и слегка о-б-ни-ма-ли красавиц-девочек за плечи! Но я-то хорошо видел через экран телевизора, что эти маменькины сынки приличных родителей из благополучных районов, будучи изрядно поддатыми, тех красавиц-девочек, тоже, кстати, слегка поддатых, возмутительно нагло и откровенно лапали, а потом волокли по палаткам… И так каждую ночь! Ах, как бы я спел у того костра! А вон ту, с длинными светлыми волосами в стройотрядовской куртке… Ах, как бы я её отволок в ту палатку…! И вечером, и в обед, и даже на завтрак.

Это было просто сумасшествие какое-то, как я хотел поступить в институт. Часть стояла в городе, поэтому к нам в матросский Клуб, в котором я, естественно, лабал на басухе в музыкальной группе, на танцы, устраиваемые политотделом по выходным и по праздникам, приходило много девушек. И местных, и из ближайших общаг. Милых, румяных работниц с Хлебзовода, с Рыбзавода, с Пивзавода. Они по-тихому приносили матросам покушать и выпить, а потом отплясывали так, что, как говорится, морским чертям было тошно. Хорошие были девчонки, ласковые, отзывчивые на матросские страдания, но не трогали они мое сердце. А студентки к нам на танцы не ходили! Зачем им матросня? У них были другие приоритеты – курсанты!

Как ни странно, мой командир роты - незабвенный майор Владимир Сергеевич Бульба, эту мою блажь с институтом поддержал. Не из-за студенток конечно. И к концу службы, кроме старшинских погон, у меня уже была очень приличная характеристика и ходатайство командования части о моём поступлении на любой т.н. «Рабфак», «нулевой» курс, тогда во множестве существовавших при вузах для рабочей молодежи и таких как я - дембелей. Через год сдал экзамены, и ты на первом курсе. А не сдал…, все равно помогали поступить. А там уже сам, на общих основаниях.

Но я не искал лёгких путей и ранней осенью, перед дембелем, перемахнул забор части со стороны кладбища и, бочком-бочком, по дальним тропиночкам, минуя известные маршруты патрулей, пришел на сопочку, где я знал, находится какой-то «Институт». Какой, мне было всё равно.